Шпеер также сомневался, что в случае с Гитлером и Евой речь шла об активном любовном союзе. В нацистском государстве женщины служили только как «украшение и камуфляж».[146]
Таким образом, Гитлер создал своего рода защитный брак, имитируя который он успешно избежал обвинений в гомосексуализме, за которым следовали общественная дискриминация и уголовное преследование. Хотя он и не женился, но завел себе тайную возлюбленную и запретил своему окружению распространяться о ней, что действовало еще убедительнее.
Деятели искусства той эпохи первыми разглядели гомоэротический компонент его личности. В 1939 году Томас Манн называл его «Братец Гитлер» и писал о «весьма неприятном сродстве». В «Балладе о 30 июля» Бертольда Брехта покинутый и убитый гомосексуалист Рем жалуется:
Я так стремился быть тобой любим…
Милый Адольф, тебе постель готовил,
Каким тогда я был ослом.
Теперь в могиле я, ты надо мной смеешься,
Фальшив и вероломен, но умен.
Генрих Манн, который на примере собственного брата научился различать гомосексуалистов, безошибочно определил наклонности Гитлера: «Он начал свою карьеру при помощи зрелых женщин, которые предлагали ему свои услуги и стали его первой опорой. Он общался с ними только ради их денег, предпочитая, конечно, мужское безрассудство мальчиков. Он сам околдовывал людей женскими чарами».
То, что сексуальность Адольфа Гитлера ясно выбивается из общепринятых норм, заметили не только деятели искусства. Ранний биограф Гитлера Конрад Хайден признавал, что с сексуальной жизнью Гитлера что-то не так.[147] Подозрение в гомосексуальности фюрера высказывал и Больдт, который, однако, позднее отклонил их как несостоятельные. Вернону бросались в глаза женские черты в телосложении Гитлера. Вюрцбургский психиатр Шальтенбрандт считал, что убийство Рема и его ближайшего окружения было устранением ненужных свидетелей, которые могли рассказать о гомосексуальных наклонностях фюрера.
Дело рейхсфюрера СС
Шеф штаба СА Эрнст Рем открыто признавался в сшей гомосексуальности. Вплоть до 1934 года Гитлер покрывал своего соратника, прекрасно зная о его наклонностях. В 1932 году фюрер заявил своему фотографу Хоффману, что его не интересует личная жизнь Рема. Более того, он даже защищал его от нападок своего референта Вагенера и Грегора Штрассера, утверждая, что партия «не институт благородных девиц, а союз жестоких борцов». В то время Гитлер, как и Рем, считали гомосексуализм «неотъемлемым качеством борца за революцию».[148] До прихода к власти в НСДАП гомосексуализм был распространен настолько сильно, что в 1931 году Геббельс подозревал в этом даже будущего полицай-президента Берлина графа фон Хелльдорфа. Только позднее, утешая плачущую актрису Эльзу Эльштер, которая ждала от Хелльдорфа ребенка, Геббельс вынужден был признать, что граф все же является нормальным мужчиной.
Много позднее Адольф Гитлер не выступал против гомосексуализма как такового. Ни партийная программа, принятая 24 февраля 1920 года, ни «Майн кампф» не содержат ни единого слова, осуждающего это явление. Однако он прекрасно понимал, что половые извращения, практикуемые в НСДАП, могут серьезно навредить его политической карьере. Поэтому Гитлер сознательно дистанцировался от «неописуемых проявлений беспорядочного гомосексуализма», которые имели место, например в силезской школе для руководства СА. Тем не менее если бы не его мания преследования, он бы никогда не предпринял бы никаких мер против этого. Только по настоянию Гиммлера и Геринга Гитлер обвинил Рема в попытке организации путча, поскольку СА начали составлять опасную конкуренцию рейхсверу.
13 июля 1934 года, оправдываясь перед рейхстагом, Гитлер сказал, что ему мешал не столько гомосексуализм, сколько постоянная угроза существующему порядку: «Там были собраны деструктивные элементы, гомосексуалисты и темные силы, которые полностью утратили все связи с организованным общественным порядком. Они были не способны к какому-либо нормальному сотрудничеству и полны ненависти к любым авторитетам».[149]
Однако после подавления путча Рема в третьем рейхе не начался Холокост для гомосексуалистов. Гитлер вовсе не желал полного истребления всех гомосексуалистов по примеру «окончательного решения».[150] В третьем рейхе, как ранее в Веймарской республике, а затем в эпоху Аденауэра в Федеративной Республике Германия, наказуемы были только доказанные гомосексуальные половые акты, а вовсе не склонность или предрасположенность к ним. Гомосексуализм не преследовался в таких ужасных размерах, как расовая принадлежность к еврейству. В концентрационные лагеря помещались только гомосексуалисты немцы, иностранцев же за это не карали. Если же гомосексуалист вступал в гетеросексуальный брак, его вообще оставляли в покое. По свидетельству Виктора Лице, который стал начальником штаба СА после расправы с Ремом, Гитлер преследовал не гомосексуализм сам по себе, а «извращенные изменения образа жизни, аморальность, карьеризм, материализм, казнокрадство, пьянство, спесь и мотовство».
Также Гитлер возражал против ужесточения законов, карающих за гомосексуализм. Уже после начала войны, в декабре 1939 года, он выступил против введения смертной казни за гомосексуальные контакты между взрослыми мужчинами, поскольку «в настоящее время подобный закон не будет способствовать подъему мужества и самоотдачи населения».[151]
Только 15 ноября 1941 года Адольф Гитлер с явной неохотой подписал указ «О чистоте рядов СС и полиции», 175-й параграф которого вводит смертную казнь для эсэсовцев, вступавших в развратные действия с другим мужчиной. Шеф рейхсканцелярии министр Ламмерс свидетельствовал, что Гитлер всячески оттягивал принятие этого документа: «Фюрер подписал прилагаемый указ, однако выступил против его публикации в имперской печати. Это могло создать впечатление внутри страны и за границей, что подобные нарушения в СС и полиции являются обычной практикой, против которой и приняты столь драконовские меры». Возможно и так. Однако Гитлер не был сторонником столь жестокого наказания за подобные действия, иначе не назвал бы их «драконовскими мерами».
Ламмерс возражал против такого подхода исходя из чисто юридической точки зрения. Он считал, «что перед совершением преступления человекдолжен знать меру последующего за этим наказания, особенно когда речь идет об угрозе смертной казни».
Тем не менее Гитлер упорно отказывался опубликовать этот указ. «Фюрер считал, что существует множество законодательных актов, которые мы не можем опубликовать. Данный случай был из этой области». Впрочем, Гитлер умыл руки и предоставлял исполнение столь неприятного ему дела Гиммлеру. «Фюрер заявил, что ознакомление с новой правовой нормой эсэсовцев и полицейских должно быть делом рейхсфюрера СС и шефа немецкой полиции».
Фактически это становилось делом Гиммлера, который почти сразу после прихода к власти начал проводить более жесткую линию против гомосексуалистов, чем Гитлер, однако не добился сколько-нибудь значимых успехов. В подразделениях СС «Мертвая голова», которые охраняли концентрационные лагеря, довольно скоро начали проявляться отчетливые гомофилические тенденции, которые красили не только парадный фасад национал-социализма, но и его темный задний двор. Комендант концлагеря Дахау, а в 1934–1939 годах инспектор концентрационных лагерей Теодор Айке был сторонником строгого мужского воспитания. Именно он является автором жестоких порядков в немецких лагерях. Чтобы привить свои гомофилические идеалы арестантам, которых он считал внутренними врагами отечества и его личной этики, он ввел извращенную драконовскую систему наказаний. Так, заключенных специально подвешивали на дыбу таким образом, чтобы сильно затянутый ремень сдирал кожу с их заломленных рук. Это жестокое наказание было превращено в ритуал, на котором должны были присутствовать все заключенные, проводившийся под контролем лагерного врача.
Парни Айке, как называли служащих подразделений «Мертвая голова», в подавляющем большинстве были холостыми крепкими юношами, которые в среднем на восемь лет были моложе остальных СС. После войны один из эсэсовцев, служивших у Айке, вспоминал: «Мы считали своим идеалом высоких светловолосых юношей. Сегодня все это кажется романтическим бредом, но тогда мы действительно глубоко верили в это. Нам нужен был Айке, и по его движениям, осанке, словам мы чувствовали, что со своей стороны он нуждался в нас. Это были глубокие и очень сложные отношения».[152]
Уже после войны домашние Айке подтвердили, что его парни были ему дороже жены и семьи. «Поджарые юноши в возрасте 17–19 лет» давали ему нечто такое, чего он не мог найти дома. Они были рады Айке, и их расположение значило для него очень много.
