«для широкого распространения». Сообщается о том, что армия ушла из Крыма, эвакуация проходит блестяще. Вывезено около 130 000 человек и свыше 100 судов русского флота. В 5 часов 20 минут подходит французский миноносец «А. С.». С его мостика передают в рупор: «Командир французского миноносца „А. С.“ передает следующее: Начальнику штаба Главнокомандующего. Имею честь стать в распоряжение Главнокомандующего Русской Армией генерала Врангеля. Прошу ваших распоряжений». На палубу выходит контр-адмирал Кедров: «Говорит командующий Русским флотом: Сегодня в 22 часа снимаемся с якоря и идем в Константинополь. Пойдем со скоростью 7 узлов в час. Просим Вас сопровождать нас».
Темнеет. Опускается густой туман и как молочной пеленой окутывает все кругом. В нескольких шагах ничего не видно. Раздаются гудки и мерный звон колокола. Точно набат. Как тоскливо, точно похоронный звон. Какие-то мрачные мысли лезут в голову. Что впереди? Куда, зачем? Действительно чем-то погребальным веет от этого звона и непроницаемой завесы. Как-то сыро. Может быть, это действительно хоронят Россию? Может быть, никогда и не суждено нам ее увидеть снова? В далекие, неведомые, чужие края, неизвестно на какие лишения… Наконец в половине двенадцатого ночи подходит «Гайдамак». На нем прибыл из Керчи начальник штаба 2-й армии генерал Кусонский {324}. Тотчас же проходит в каюту Главнокомандующего и докладывает ему о положении дел в Керчи:
— Погрузка проходит блестяще. Благодаря удивительной энергии командующего армией и неутомимой работе моряков мы погрузили не только донцов, но также и пришедших из Феодосии кубанцев. Настроение казаков на редкость бодрое. Ваше превосходительство, я уполномочен командующим армией просить вас не разоружаться в Константинополе. Я верю в настроение казаков…
— Но ведь это невозможно, генерал…
— Все же, ваше превосходительство. Я вас покорнейше прошу, я вас умоляю! Вы не можете себе представить, какое бодрое, боевое настроение царит среди донцов. С такими солдатами, с таким настроением мы можем и будем чудеса делать. Я в этом убежден. Ведь до сегодняшнего утра мы и не думали грузиться. Только сегодня утром мы начали погрузку. И то погружено все. Все до одного казака. И все вооружены. Ни один казак не оставил оружия. Повторяю, ваше пр-во, настроение донцов поразительно бодрое.
Главнокомандующий убеждает генерала Кусонского в абсурдности и невозможности выполнения этого решения.
— Что же делать! Все равно о нас должны будут позаботиться. Запад предал нас, и теперь он обязан нам помочь…
Генерал вновь рассказывает об отменном ходе эвакуации Керчи.
— Да! — восклицает генерал Врангель. — Эвакуация проведена блестяще! Отлично! Это полное удовлетворение.
В 1 час 30 минут «Корнилов» снимается и идет вдоль берега по направлению к Севастополю. Около южной оконечности, говорят моряки, повернем к Константинополю.
Утром 4 ноября яркое солнце в последний для нас раз озарило берега Крыма. Через несколько часов скроется и этот последний клочок родной земли. Медленно идет «Корнилов», море усеяно барашками, стаи дельфинов плещутся, кувыркаются и резвятся у самого борта, играя на солнце блестящей кожей. Едущие облепили борта и в последний раз смотрят на берега Крыма, наслаждаясь чудесным видом южного побережья. В одиннадцатом часу нагоняет французский миноносец, отставший почему-то от крейсера. На небе ни облачка. Легкий ветерок. Слегка прохладно. Вот виднеется Ялта. Спустя некоторое время различаются вершины Ай-Петри, Байдарские ворота, далеко сзади вершина Могаби. Вечереет. У южной оконечности Крыма «Корнилов» поворачивает и идет прямо в открытое море. Где-то далеко виднеется смутно Балаклавская бухта. Там Севастополь, еще так недавно столица Южной России, оплот армии. Как-то странно, непривычно и даже жутко подумать, что теперь там льется невинная кровь, что торжествующие победители «мстят» своим уже бессильным врагам. Из радиорубки приносят исписанный карандашом наспех бланк: это перехваченное радио красных. Буденный хвастается взятием Крыма. Наконец-то «цик» получил в подарок долгожданный Крым, последний оплот «белогвардейщины», оплот «контрреволюции». «Гидра раздавлена». Достойный подарок ко дню коммунистической революции.
Садится солнце. Туда в расплавленное море держит курс «Корнилов». Туда, где полная неизвестность. Спускают флаг. Быстро темнеет. Все жаждут посмотреть на последние уже туманные очертания родной земли. Спустилась ночь. Темно. Уже ничего не видно за кормой, но все же никто не сходит вниз, все продолжают смотреть в темную даль. На душе тоскливо… Прощай, Россия.
Луна золотит яркую, змеевидную дорожку. К вечеру следующего дня, после захода солнца, вереди начинают мигать какие-то огоньки. Это маяки Босфора. У всех, наверное, вертится мучительный вопрос: что это, заря ли новой жизни или закат перед долгой ночью. Может быть, закат навсегда? Половина одиннадцатого. На передней мачте поднимается французский флаг, эмблема покровительства «нашей испытанной союзницы». «Корнилов» входит в Босфор. С обеих сторон берега. Мерцают огоньки Буюк-Дере.
Кто-то рассказывает:
— Вы знаете, я слышал, милые союзники разоружают наши суда и отбирают у военных оружие. На «Генерале Алексееве» сняли замки с орудий, разоружены подводные лодки. Наверное, завтра и нас ожидает та же участь. Отберут оружие, и сделаемся мы штатскими людьми. Прощай военная помощь России…
Встали на якорь. Ночью Босфор проходить нельзя. Утром в 9 часов 20 минут поднимаем якорь, и «Корнилов» медленно проходит по Босфору. На полпути «Генерала Корнилова» встречает катер под Андреевским флагом, на котором находятся Кривошеин, генерал Аукомский, Нератов и др. Катеру приказано следовать за крейсером. С обеих сторон автомобили, пробегает трамвай. По Босфору шныряют катера под всеми европейскими флагами, каики с «кардашами», пытающимися за хлеб или вязку инжира получить «наган» или смену белья. Вот знаменитый султанский дворец Дольмэ-бахчэ с вычурными воротами и как бы ажурной решеткой. В 10 часов «Корнилов» подходит к месту стоянки международной эскадры близ Золотого Рога и салютует иностранным военным судам. Те отвечают. На борту греческого «Аверова» и «Waldeck-Rousseau» выстроены команды. Судовые караулы иностранцев отдают честь. Орудийного салюта с «Корнилова» не последовало, хотя орудия были заряжены. Ограничились приспусканием флага.
На «Провансе» происходит артиллерийское учение. Орудия случайно поворачиваются в сторону «Корнилова». По палубе вполголоса проносится:
— Направляют орудия… Будут разоружать… «Алексеева» разоружили…
Через минуту недоразумение разъясняется. В 10 часов 15 минут «Корнилов» становится на якорь. К борту пристает шедший вслед катер. По трапу поднимаются Кривошеин, генерал Аукомский и Нератов и проходят в помещение Главнокомандующего. К
