что у вас? — спросил он, жестом приглашая меня войти.
— Товарищ полковник, старший лейтенант Родин. Хотелось бы с вами…
— Ё-моё! — удивлённо посмотрел на меня полковник. — Вылитый Серёга. Какими судьбами к нам, сынок? — встал со своего места начальник школы и быстро заспешил ко мне.
— Эм… пообщаться о поступлении, — прямо сказал я, не собираясь откладывать решение этого вопроса.
Полковник крепко пожал мне руку и пригласил сесть.
— Юра! Саня! Зайдите ко мне! — крикнул в коридор полковник и сел на своё место, отложив в сторону все документы. — Неожиданно, — улыбнулся он.
А как я в шоке! Думал, сейчас будут жёстко спрашивать, попросят схемы сил нарисовать, уравнения движения вывести. Но пока всё очень приятно.
— Мне Харитоныч Бардин сказал, что придёт старший лейтенант Родин. Я подумал, что однофамилец, но хорошо, что ошибся. Полковник Брилёв Валентин Иванович, начальник этой школы.
— Сергей Сергеевич Родин, старший лейтенант, лётчик-истребитель 236го полка Осмон, Туркестанский военный округ, — в ответ представился я.
Сняв куртку и повесив её на вешалку, как мне предложил сделать Брилёв, я снова сел напротив него. В этот момент в кабинет вошли ещё двое. Мне их представили как зама по лётной подготовке, подполковника Зучкова и зама по инженерно-авиационной службе Солчанова.
— Итак, Сергей Сергеевич, для начала скажу, что мы трое знали вашего отца, — сказал Брилёв. — Знаем, что за вас поручился полковник Бардин. А также, нам доподлинно известно ваше желание поступить в школу испытателей. Всё верно?
— Так точно, товарищ полковник, — кивнул я.
Пока всё идёт неплохо. «Вопросы» несложные. Это явно легче, чем стоять и расписывать кривые Жуковского.
— Тогда, если мои коллеги не против, мы можем приступить к собеседованию.
— Расскажите о себе. Что закончили? Где служите? — спросил Зучков.
Рассказ об Осмоне и командировке в Афганистан затянулся на несколько минут, но присутствующие слушали внимательно. Зучков даже помечал себе что-то в тетради.
— Ещё раз, какие модификации МиГ-21 у вас были? — поинтересовался Солчанов.
— УМ, СМ и бис соответственно. В училище был МФ. Самолёт Л-29 на первых двух курсах, — ответил я.
Пару вопросов задали про МиГ-29. Переучивался я на него или нет, что могу о нём рассказать и как его оцениваю.
— Почему именно в испытатели решил? В Осмоне формируется отличный Центр боевого применения. По службе, если взять во внимание твои награды и заслуги на войне, пойдёшь быстро, — спросил Брилёв.
— Должность, положение — это всё не так важно, — сказал я. — Наследие — вот о чём я думаю, когда говорю о желании поступить в школу. Здесь ты на острие боевой авиации, всегда в авангарде. А главное — можешь оставить свой след в истории авиации. Предложить то, чего ещё не делали. Что-то новое, что-то своё. А в полку всё по инструкции. Там ежедневная, рутинная работа.
— А здесь, думаешь, не так? — улыбнулся Зучков.
— И здесь так. Только здесь ты ещё и первопроходец. Ты учишь летать самолёты, а не они тебя, — ответил я.
Брилев задумался, инженер смотрел на меня с удивлением, а Зучков чесал затылок. Что-то сейчас решают они в своих головах.
Валентин Иванович посмотрел на своих подчинённых, но ни один из них и бровью не повёл. Не намекнул хоть на какое-то решение.
— Сергей, я тебя выслушал и хочу кое-что тебе сказать, — произнёс Брилёв.
Я навострил уши, готовясь только услышать слово «да». Другого сейчас я не жду. Просто, как можно меня не одобрить к поступлению⁈ Только, если начальники решили не отступать от критериев отбора.
— Чуть не забыл, а вы не курите? — спросил Брилёв.
— Нет, — с удивлением ответил я.
— Это вам в плюс. Теперь к насущному. Какой у вас налёт на реактивных самолётах, исключая полёты в училище? — продолжил выяснять Валентин Иванович.
— Порядка 400 часов.
— Хорошо. Второй тип истребителя вы ещё не освоили, но недавно сдали на второй класс?
— Так точно.
— Вот мой вам вердикт — рано, Сергей Сергеевич, — твёрдо сказал Брилёв. — Рано вам поступать в школу.
Я не удивился заключению вынесенному Брилёвым. Да и пришёл я в школу испытателей спонтанно. Сейчас не о поступлении речь, а о том, что мне для него необходимо.
— Можно узнать, почему? — спросил я.
— Конечно. Даже нужно узнать, — сказал Брилёв и подошёл к столу, где разместились модели различных самолётов.
Здесь были и поршневые, и реактивные, и винтокрылые машины. Даже проект одного из авианесущих крейсеров с размещёнными на взлётной палубе модельками Як-38.
— Для того чтобы попасть сюда, одной с нами беседы мало. Тем более, мы общаемся сейчас неофициально и, как видишь, никаких на тебя документов не завели, — сказал подполковник Солчанов.
— Да, заметил, — сказал я, только сейчас поняв, что действительно никаких официальных бумаг мы не заполняли здесь.
— Боевые награды, потенциал, знания — это всё хорошо. Можно сказать, прекрасно. Это всё мы учтём, когда будем официально включать тебя в список кандидатов, — сказал Зучков.
— Почему нельзя сейчас? Чего именно мне не хватает?
— Есть кое-что. В работе испытателя необходимо больше всего. Внимательно меня послушай и запомни, — сказал Батя, посмотрев на меня своими добрыми серо-голубыми глазами.
— Слушаю, товарищ полковник, — приготовился я к важной информации.
— Твой полёт начинается на земле. С момента получения испытательного задания от инженера. Каждое значение, точка или запятая важны. И ты должен найти в них изъян.
— Я это понимаю, — со всей уверенностью сказал я.
— Очень хорошо должен понимать, — поднял вверх указательный палец Брилёв. — В момент проработки всплывают все «за» и «против» тех этапов полёта и режимов, так чётко и ладно прописанных инженером. Соглашаясь на полёт, ты — лётчик-испытатель, берёшь на себя всё. В том числе ответственность за надёжность той машины, за которой стоит будущее Советской авиации.
— А брать приходится многое, — вступил в разговор подполковник Зучков. — И величина этой ответственности ещё и в том, что ты принимаешь решение — лететь или не лететь. Сможешь или не сможешь выполнить главную задачу из трёх компонентов — взлететь, отработать заданные параметры, которые до тебя никто ещё не отрабатывал, и обязательно посадить машину.
— И вот здесь, важно то качество, которое пока тебе не присуще, — тяжело вздохнув, сказал подполковник Солчанов.
— Опыт? — спросил я, хотя вопрос был риторический.
— Профессиональная интуиция, рождённая многолетним опытом, — поправил меня Брилёв и по-отечески похлопал по плечу.
— Понятно, — смиренно сказал я.
С опытными людьми в испытательном деле следует согласиться. Мой многолетний опыт не распространяется на лётное дело. Если в большинстве жизненных ситуациях я могу действовать по наитию, то в полёте пока такого у меня нет. Своего опыта я только ещё набираюсь. Пускай и быстро.
— Но и даже это не гарантирует тебе успех, — сказал Батя, вернувшись на своё место. — Всё предусмотреть невозможно. На то она и испытательная работа, — улыбнулся он. — Прекрасное занятие, в котором всегда есть место неизведанному.
— Я это запомню, Валентин Иванович, — улыбнулся в ответ я.
— Хорошо. Теперь о главном. Ты у нас на карандаше, — сказал Брилёв, и Зучков поднял красно-синий карандаш.
— Понял, — кивнул я.
— В Осмоне будет несколько типов летательных аппаратов. Освоишь ещё один, наберёшь необходимый налёт для поступления, и тогда мы с тобой встретимся за партой в классе прямо по коридору, по левой стороне, — проговорил Брилёв, кивая головой.
— Я всё понял, товарищ полковник.
— Теперь иди и работай. До встречи! — улыбнулся Брилёв и я, попрощавшись со всей троицей, вышел из кабинета.
На морозе мысли немного пришли в порядок. Теперь появилась некая промежуточная цель, за которой откроется прямая дорога к поступлению в школу. И как я понял, для этого мне нет смысла уезжать из Осмона. Надо работать именно там и повышать свой уровень.
Гарнизон покинули с Костей мы не сразу. Он ещё долго сдавал документы, беседовал с какими-то знакомыми и расспрашивал об особенностях службы в «верхнем» полку.
— Значит, ты всё же решил воспользоваться своим пролетарским происхождением? — спросил я, когда мы шли по длинной дороге от главного КПП к городку.
— Я думал, что самому как-то получится прорваться. Сейчас там налетаю быстренько и через три-четыре года пойду в школу испытателей. Не всё так просто оказалось.
— Могут не отпустить? — спросил я, ускоряя шаг, поскольку сильный ветер дул в лицо, почти отбрасывая меня и Костяна назад.
— Ещё как! Даже в Афган теперь не поедешь, если сверху не придёт разнарядка. Людей не хватает катастрофически. Меня уже хотят
