Ознакомительная версия.
– Так вы ничего не знаете?
Линтер закурил сигарету «Собрание». Это, как и «гм-м» корабля, имело целью потянуть время (если только ему не нравился вкус сигарет, что для меня всегда было неубедительно). Мне закурить он не предложил.
– Нет-нет-нет, я ничего не знаю. Слушайте… я так думаю, корабль хотел, чтобы я заглянула к вам не только для этого разговора… но не играйте, пожалуйста, и вы в эти игры. Эта идиотская машина отправила меня сюда в этом «вольво». Я рассчитывала, что она хоть маскировку не отключит, пусть и ждала, что на перехват могут выйти два-три «миража». И мне еще предстоит долгий путь до Берлина, если вы не знаете. Поэтому… объясните мне все или укажите на дверь. Договорились?
Он затянулся сигаретой, изучая меня сквозь облачко дыма, закинул ногу на ногу, стряхнул воображаемую пылинку с брюк и уставился на свои туфли.
– Я сказал кораблю, что, когда он отправится дальше, я останусь на Земле. Независимо от того, что может произойти. – Он пожал плечами. – Будем мы вступать в контакт или нет. – Он с вызовом посмотрел на меня.
– У вас… есть основания для этого? – Я пыталась говорить спокойно, все еще думая, что тут может быть замешана женщина.
– Да. Мне нравится это место. – Он произвел нечто среднее между фырканьем и смешком. – Для меня эта перемена благотворна. Я хочу остаться. И останусь. Я хочу жить здесь.
– Вы хотите здесь умереть?
Он усмехнулся, посмотрел в сторону, затем снова на меня.
– Да, – произнес он с абсолютной уверенностью.
На несколько мгновений я потеряла дар речи.
Мне стало не по себе. Я встала и сделала круг по комнате, посмотрела на книги в шкафу. Похоже, он прочел столько же, сколько и я. Интересно, подумала я, он их пробегал или хоть несколько прочел с нормальной скоростью? Достоевский, Борхес, Грин, Свифт, Лукреций, Кафка, Остин, Грасс, Беллоу, Джойс, Конфуций, Скотт, Мейлер, Камю, Хемингуэй, Данте.
– Значит, вы, вероятно, умрете здесь, – беспечно сказала я. – Я подозреваю, что корабль хочет наблюдать, а не контактировать. Конечно…
– Меня это устраивает. Отлично.
– Гм-м… это пока неофициально… но я… я подозреваю, он именно так и будет действовать. – Я отвернулась от книг. – Так что? Вы действительно хотите здесь умереть? Вы это серьезно? Как…
Он сидел прямо в кресле, прохаживаясь одной рукой по темным волосам, разглаживая локоны своими длинными, в кольцах пальцами. На мочке левого уха висела серебряная сережка.
– Отлично, – повторил он. – Меня это вполне устраивает. Если мы вмешаемся, то уничтожим эту планету.
– Если мы не вмешаемся, они уничтожат ее сами.
– Не повторяйте банальности, Сма. – Он резко смял сигарету в пепельнице, едва сделав пару затяжек, и та сломалась посредине.
– А если они взорвут эту планету?
– М-мм-м.
– Ну?
– Что – ну? – спросил он.
Со стороны Сен-Жермена с ощутимым допплеровским эффектом донесся звук сирены.
– Может, к этому все и идет. Хотите увидеть, как они уничтожат себя перед их собственными…
– Ерунда все это. – Его лицо раздраженно сморщилось.
– Ерунда – это то, что говорите вы. Даже корабль обеспокоен. Они не приняли окончательного решения только потому, что знают, насколько ужасными будут последствия в краткосрочном плане.
– Сма, мне все равно. Я хочу остаться здесь. Я больше не хочу иметь ничего общего ни с кораблем, ни с Культурой, ни с чем, связанным с ними.
– Вы сошли с ума. Вы такой же сумасшедший, как они. Они вас убьют. Вы попадете под машину или погибнете в авиакатастрофе… сгорите в пожаре или еще что-нибудь…
– Ну, я готов рискнуть.
– Ну… а как быть с тем, что они называют «медицинской помощью»? Что, если вы будете ранены и попадете в больницу? Вам уже оттуда не выйти. Стоит им посмотреть на ваши внутренности, сделать анализ крови, как они поймут, что вы не здешний. Вами сразу заинтересуются военные. Они разрежут вас.
– Это маловероятно. Ну а если оно случится, значит случится.
Я снова села. Я реагировала именно так, как и ожидал от меня корабль. Я, как и «Своевольный», решила, что Линтер сошел с ума, и корабль предполагал, что я воспользуюсь его аргументами, чтобы разубедить Линтера. Корабль, несомненно, уже предпринимал такие попытки, но также очевидно, что решение Линтера по своей природе совершенно не поддавалось доводам «Своевольного». Корабль был так продвинут в технологическом и нравственном отношении, что был способен сформулировать самые изощренные аргументы со стороны Культуры, но именно изощренность в данном случае и сводила на нет все усилия этого животного.
Должна признаться, что я немного восхищалась твердостью Линтера, хотя и думала, что он совершает глупость. Может, тут замешан кто-то из местных, а может, и нет, но у меня уже создалось впечатление, что дело сложнее и разбираться с ним будет ох как непросто. Может, он и влюбился, но не в нечто такое простое, как личность. Может, он влюбился в саму Землю, во всю эту сраную планету. Вот тебе и кадровая служба Контакта – они должны были отсеивать людей, склонных к таким поступкам. Если именно это и произошло, то у корабля действительно серьезная проблема. Говорят, что влюбиться в кого-нибудь – все равно что заразиться какой-то мелодией, которую насвистываешь и насвистываешь, никак не можешь выкинуть из головы… только все это куда сильнее. Я слышала, перенимание туземных обычаев, как, видимо, собирался это сделать Линтер, было так же далеко от влюбленности в другого человека, как от проигрывания в голове навязчивой мелодии.
Я внезапно разозлилась и на Линтера, и на корабль.
– Я думаю, вы поступаете эгоистично и глупо, вы рискуете, и это плохо не только для… нас, для Культуры, но еще и для этих людей. Если вас поймают, если обнаружат… они начнут психовать, почувствуют угрозу, у них возникнет неприятие любых контактов, как земных, так и инопланетных. Они из-за вас рехнутся… с ума сойдут. Обезумеют.
– Вы сказали, что они уже и без того безумные.
– И ваши шансы прожить полный срок, отведенный вам, уменьшаются. Но и в худшем случае вы проживете несколько веков. Как вы это объясните?
– Они к тому времени могут сами изобрести средства против старения. И потом, можно переезжать с места на место.
– Таких средств они не изобретут еще лет пятьдесят. А то и несколько веков, если у них случится рецидив, даже и без холокоста. Так что вам придется переезжать с места на место, стать беженцем, оставаться чужаком с раздвоенным сознанием. Вы будете отрезаны от них в той же мере, в какой от нас. Черт побери, и ведь это навсегда. – Теперь я говорила во весь голос. Я махнула рукой в сторону книжного шкафа. – Ну да, вы будете читать книги, смотреть фильмы, ходить на концерты, в театры, в оперу и все такое, но ими вы никогда не станете. У вас все равно останутся глаза Культуры, мозги Культуры. Вы не можете просто… не можете отмахнуться от всего этого, делать вид, что ничего этого не было. – Я топнула ногой. – Черт возьми, Линтер, вы просто неблагодарный тип!
– Послушайте, Сма, – сказал он, поднимаясь со своего места; взял бокал с пивом, прошелся по комнате, выглянул в окно. – Никто из нас ничего не должен Культуре. Вы это знаете… Долг, чувство благодарности, обязанности и все такое – пусть о подобных глупостях беспокоятся местные. – Он повернулся ко мне. – Но не я, не мы. Вы делаете то, что хотите делать, корабль делает то, что хочет делать. Я делаю то, что хочу делать. Все в порядке. И оставим друг друга в покое. – Он снова выглянул в маленький дворик, допил пиво.
– Вы хотите быть похожим на них, но без их обязанностей.
– Я не сказал, что хочу быть похожим. А… а в той мере, в какой хочу, я не возражаю против некоторых обязанностей, но это не подразумевает беспокойства о том, что может подумать корабль Культуры. Никто из аборигенов обычно об этом не беспокоится.
– А что, если Контакт все же вмешается, к нашему обоюдному удивлению?
– Я в этом сомневаюсь.
– Я тоже. Сильно сомневаюсь. Вот почему я думаю, что это может произойти.
– Не думаю. Хотя они нужны нам, а не наоборот. – Линтер повернулся и посмотрел на меня. Однако я не собиралась открывать дебаты на втором фронте. – Но, – сказал он после некоторой паузы, – Культура сможет обойтись и без меня. – Он посмотрел в свой пустой бокал. – Ей придется.
Я некоторое время молчала, уставившись в телевизор, где каналы сменяли друг друга.
– И все же, как насчет вас? – спросила я наконец. – Вы-то без Культуры сможете обойтись?
– Легко. – Линтер рассмеялся. – Послушайте, неужели вы думаете, что я не…
– Нет, это вы послушайте. Как долго, по-вашему, тут все будет оставаться так, как сейчас? Десять лет? Двадцать? Неужели вы не видите, что все будет по-другому… уже в следующем веке? Мы настолько привыкли, что ничто не меняется, – общество, технология – по крайней мере, непосредственно доступная технология – они остаются почти без изменений на протяжении всей нашей жизни… не уверена, что кто-либо из нас протянул бы здесь достаточно долго. Я думаю, на вас эти перемены будут влиять гораздо сильнее, чем на местных. Они привыкли к переменам, причем к быстрым переменам. Ну хорошо, вам нравится их нынешняя жизнь, но что будет потом? Что, если две тысячи семьдесят седьмой год будет так же не похож на этот, как этот не похож на тысяча восемьсот семьдесят седьмой? Может быть, они подошли к концу Золотого века, случится мировая война или нет. Каковы, по-вашему, шансы Запада сохранить свои привилегии? Послушайте меня: с концом века к вам придут одиночество и страх, вы будете спрашивать себя, почему мы оставили вас, и ностальгия будет вас мучить сильнее, чем любого из них. Ведь вы будете помнить прошлое гораздо лучше их и не будете помнить ничего из того, что было до вашего появления здесь.
Ознакомительная версия.
