Теперь его взгляд зацепился за пестренькую гвоздику в хрустальной вазе, стоящей на подоконнике, рядом с алоэ в расписном керамическом горшочке.
— Я не обижаюсь… Был Ольгерд, был Кейстут, был Виттовт…
— Это Вы сами, или дед надоумил?
— Дед, а как Вы догадались?
— Во-первых, он единственный из моих знакомых, кто в разговоре на литовском языке говорил Ольгерд вместо Альгирдас и Кейстут вместо Кястутис. Я понимаю, привык с детства. Он же воспитывался в России, в каком-то морском училище. Знаете, то, что он не забыл при этом, что он — литовец, на мой взгляд, достойно большого уважения. Ну а во-вторых, Ирмантас в спорах любил ссылаться на примеры из истории. А мы с ним постоянно спорили, и Альгирдаса с Кястутисом он мне в пример частенько приводил. Он вообще был очень образованный человек. Знаете, я ведь по профессии искусствовед, специализировалась на лиможской эмали. Так вот, он даже об этом имел кое-какое представление. Знаете, для человека с военным образованием это, в моем понимании, подвиг. Или офицеров и этому учат?
— Нет, — по лицу Балиса скользнула короткая грустная улыбка. Какой уж раз ему приходилось сталкиваться с тем, что военных принято считать ограниченными людьми. — Этому офицеров не учат. А вот историю дед действительно очень любил, и много мне в детстве рассказывал.
— Берите чашки, вот эти, голубенькие. И сахарницу… Так вот, говорю Вам, как это было на самом деле.
Балис почувствовал, что внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.
— Я знала, что после Православного Рождества Ирмантас из Вильнюса уехал. А тут он неожиданно позвонил в дверь вчера утром, было чуть больше девяти. Я открыла дверь, он сказал, что очень плохо себя почувствовал в дороге и если что, то хотел бы оставить для своего внука конверт и пару вещей. Знаете, это было видно, что ему плохо, он был действительно какой-то странный. Я имею в виду, вёл себя не как обычно. И лицо было синим, знаете, у хронических сердечников бывают такие синеватые лица. Я предложила вызвать скорую, но он отказался. Я знала, что он действительно не любит врачей, и не стала настаивать. Он ушел к себе в квартиру, а я через полчаса всё-таки позвонила в неотложку. А через некоторое время приходит ко мне врач со "Скорой помощи" и спрашивает, зачем я путаю занятых людей и что сосед уже часов восемь как мертв. Я сначала удивилась и пыталась спорить, а потом поняла, что там грозят разбирательства с милицией. В общем, я согласилась с тем, что перепутала время, и что он заходил накануне вечером. Но на самом деле, я точно знаю, что приходил он утром, а уж что там определили врачи…
ИЕРУСАЛИМ. 1101 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
В дверях появился камергер.
— Сэр Робер Гисборн.
— Проси. И оставь нас одних.
Хранитель Гроба Господня (таков был официальный титул государя Годфруа) поднялся из-за стола навстречу входящему рыцарю. Тот был с виду одних лет с государем, но выше его на добрых полголовы. Загорелое лицо обрамляла совершенно седая борода, а вот в густых черных волосах седины почти и не было. Поперек лба залегли глубокие морщины, правую щеку пересекал неглубокий, но длинный шрам.
— Сэр Робер, мне много говорили о Вас, как о достойном рыцаре. Я знаю, Вы решили покинуть Палестину, чтобы вернуться во Францию. Я предлагаю Вам остаться в Иерусалиме, при моем дворе.
…Пламя… Обжигающе-красное, яркое пламя. Хочется закрыть глаза и не видеть его нестерпимого света. Но это не помогает. И сквозь сомкнутые веки пробивается его багровые отблески…
Рыцарь почтительно склонил голову.
— Благодарю, государь, но меня ждет моя Родина. Гроб Господень освобожден из рук неверных, и теперь мой долг послужить моей родной Бретани и моему сюзерену — герцогу Бретонскому.
— Я рад видеть у Вас достойную всяческих похвал верность своему сюзерену. Но хочу Вам сказать вот еще о чем…
Несколько мгновений Годфруа, казалось, колебался.
— Вы, конечно, знаете многочисленные легенды о короле Артуре.
— Менестрели поют их от Саксонии на востоке до Кастилии на западе, от земель викингов на севере до Святого города Иерусалима на юге, — усмехнулся рыцарь. — Кто же может их не знать?
— Я слышал, что среди рыцарей ходит легенда, о которой менестрели не поют, — с видимым усилием произнес Годфруа. — О том, что я…
Он замолчал.
— Что Вы потомок рыцаря Лоэнгрина, сына славного Персиваля, нашедшего Святой Грааль, — пришел к нему на помощь сэр Робер. — Да, эта легенда мне тоже ведома.
— И… Что Вы думаете?
— Я верю, государь, что Лоэн-гэру действительно был Вашим предком.
— Вы… посвящены в тайну дэргов, — Годфруа непроизвольно перешел на шепот.
— Я знаю о ней. Взгляните на мой перстень, государь.
Сняв с руки, он передал украшение Хранителю Гроба Господня.
Это был массивное золотое кольцо с большим хризобериллом редкого для такого камня золотисто-зеленого цвета, украшенное гравировкой в виде переплетающихся змеев. Ошарашенный Годфруа поднял глаза.
— Вы… гэну? — тихо произнес он.
— Не называйте меня этим титулом, государь. Я не вправе претендовать на него ни по законам логрским, ибо в жилах моих течет людская кровь, ни по законам человеческим, ибо потомок Кхота не может занять трон вперед потомка славного Анх-орти, деда Лоэн-гэру. Я — Хранитель и не более того.
— Хранитель?.. Я много слышал о них, но никогда не встречал.
— Мы избегаем известности. Никто не должен знать о нашей настоящей миссии.
— Но почему?
…Крики… Жуткие, громкие крики. Хочется зажать руками уши, но это не помогает. И через ладони пронзительные вопли и горькие стоны достигнут мозга — от них не спрятаться нигде…
— Люди еще не готовы жить рядом с нами. Они будут бояться нас — и ненавидеть. Страх порождает ненависть, ненависть приводит к крови. В огне войны будут гибнуть все — и виноватые и невиновные.
— Я думал об этом, — горячо произнес Годфруа. — Нам, потомкам дэргов, нужно своё государство. Мы постепенно будем приучать людей к своему соседству. И когда всё откроется — это будет мощная сила, способная постоять за себя.
— Начнется всеобщая война. Нас не так много, мы не сможем выстоять против объединенной армии людей.
— Войны не будет. Никто не осмелится напасть, видя наше могущество. Мы возродим славу Логры, такой, какой она была во времена великого короля Артура.
— Государь, не судите о жизни по легендам и сказкам. Арх-тори на самом деле был не более чем разбойник, перебивший законную династию.
— Сэр…
— Это правда, государь! Она горька, но она — правда.
— А как же…
Годфруа запнулся. Повисла тягостная пауза.
Первым заговорил Гисборн.
— Легенды о великом короле и его безупречных рыцарях? Это всё придумано потом. Правда оказалась неудобной слишком для многих — и её постарались скрыть. Сейчас о том, как это было на самом деле, знают единицы.
— И… Мои предки тоже…
— Вам нечего стыдиться Ваших предков, государь. Анх-орти спас от разбойников Арх-тори Святой Грааль. Парс не совершал ничего недостойного. Он был очень честен и поэтому доверчив. Арх-тори сумел обмануть неопытного юношу и услал подальше от Камелота, потому что понял, что тот не будет его слушать, если узнает правду.
После долгого молчания Годфруа произнес.
— Хорошо, я верю вам, сэр Робер, поскольку вы рыцарь и Хранитель. Ну а вы мне — верите? Что я не разбойник и вор и хочу только добра моему народу?
— Верю, государь.
— Так не отказывайтесь помочь мне.
…Запах… Нестерпимый тошнотворный и сладкий запах горящего мяса. Хочется зажать нос, и не чувствовать его, но это не помогает… Этот запах будет преследовать всю оставшуюся жизнь.
— Государь, что вы знаете о Хранителях?
— Немного… После падения Логрского королевства им были доверены на хранения знания, волшебные предметы и святыни логров…
— Зачем?
— Разумеется, чтобы они не попали в чужие руки. В руки тех, кто не должен ими владеть.
— А если бы они попали…
— Эти принесло бы огромное горе. Всем.
— Вот видите, государь, теперь вы понимаете, почему я не могу поддержать создание королевства Логрского здесь и сейчас.
— Нет, я не понимаю.
— Не те руки — это не значит руки людей. Руки дэргов и даже руки логров тоже могут быть не теми. Я говорю не об Арх-тори, я говорю о тех, кто убивал друг друга в междоусобицах… Государь, Логру погубил не какой-то фальшивый король и стоявший за его спиной волшебник. Сильные королевства переживали и не такие потрясения. Логра погибла потому, что в дэргах умер дух. Мир менялся, а наши предки застыли в своем величии, словно горы. Но время сильнее гор. Если бы не Арх-тори, королевство всё равно было бы обречено. Нельзя было сохранить прежний порядок вещей.
