– Лилия, прошу тебя, – сказал я. – Не верь мне на слово. Вообще не верь мне. Но убедись. Убедись во всем сама, и тогда ты будешь знать. Тебе не надо делать этого.
Лилия стояла надо мной с растрепанными волосами, ее обнаженное тело было прекрасным до боли. Она заговорила тихим и пугающе холодным голосом:
– Ты не можешь мне этого говорить, – сказала она. – Только не ты. Думаешь, я хотела этого? Думаешь, я хотела боли и смерти, ужаса и войны? Думаешь, я выбрала эту мантию, эту ответственность? – Ее глаза прояснились, хотя выражение лица не изменилось. – Мне не нужен был этот мир. Я не хотела богатства, славы или власти. Я хотела мужа. Детей. Любовь. Дом, который бы мы выстроили вместе. И ничего этого теперь не будет.
По ее лицу потекли слезы, а накал и ярость снова слышались в ее голосе: – Из-за тебя. Потому что ты убил Аврору. Потому что ты превратил меня в это. Ты поднял руку на моего защитника, моего друга, а теперь, когда проиграл, ты смеешь говорить мне что я должна или не должна делать?
– Лилия, пожалуйста, – сказал я. – У тебя есть выбор.
Мэйв снова рассмеялась где-то позади нас, смехом, который чаще раздается в психушке Аркхэм[90], и смех этот эхом прокатился по выжженной голой земле.
– Теперь, – сказала Лилия с горечью в голосе, – теперь ты даешь мне выбор.
Мини-звездочка снова засияла над ее ладонью.
– Вот что я выбираю, сукин ты сын, Рыцарь Зимний, сгори и умри!
Думаю, я понял. Если не все, то большую часть. Лилия всю жизнь была жертвой из-за своей ослепительной красоты. Ллойд Слейт был последним, кто насиловал ее, но сомневаюсь, что он был первым. Всю ее жизнь она была лишена возможности сделать выбор, но к миру фэйри она точно не хотела принадлежать. Будучи подменышем, она могла стать Избранной, а со временем и полноправной фэйри – но не сделала этого. А когда я убил Аврору, я лишил ее выбора оставаться человеком.
Я не думал об этом, убивая Аврору, но результат был тем же самым. Я не просто убил Аврору в ту ночь. Так или иначе, я в результате убил и Лилию. Я швырнул ее в мир, где она заблудилась и жила в страхе. Скорбящая и яростная Титания вне всякого сомнения не была той наставницей, в которой нуждалась Лилия. И даже если ее только что сделали бессмертной, она все равно была страшно рассерженной, печальной, перепуганной – и одинокой.
Легкая добыча для Мэйв. Легкая добыча для Немезиды. Я не был уверен, есть ли что-то в нынешней ситуации, что я смог бы изменить, если бы даже знал что менять это стоит, но все равно чувствовал себя виноватым. А может, и был им. Ведь именно мой выбор изменил все.
Может быть, справедливо, что теперь Лилия, в свою очередь, убьет меня.
Ее глаза встретились с моими, и она выпустила маленькую звездочку в мое сердце.
Вспышка света – и маленькая звездочка рикошетом отлетела от зеркально-чистой поверхности длинного меча Хвата.
Она взлетела на десяток ярдов и ударилась о землю со вспышкой и воем перегретого воздуха, сформировав колонну белого пламени, которая, похоже, должна была заменить мои голову и шею.
Хват, приподнявшись на локте, держал меч в левой руке. Выглядел он ужасно, но все-таки одним ловким движением поднялся на ноги – так, словно ничего не весил.
И он встал между Лилией и мной.
– Лилия! – сказал Хват. – Что с тобой происходит?
Пламенные глаза заботливо осматривали его.
– Ты… ты в порядке?
– Я уже это сказал, – произнес я. Мой голос, может, был чуточку визгливым. Пульс взлетел до небес.
– Заткнись, Гарри, – сказал Хват. – Лилия, посмотри на него. Он ни для кого не представляет угрозы.
Видимо, выглядел я действительно паршиво, но все-таки…
– Эй, – сказал я.
Хват развернулся в бедрах и ударил меня в грудь. Это был не сильный удар, но в моем состоянии сильного и не требовалось. Удар меня свалил.
– Сэр Рыцарь, – сказала Лилия. – Я… Хват, это жжет.
– Значит, прекрати это, – тихо сказал он. – Давай уйдем отсюда, найдем где-нибудь тихое место для твоих медитаций, и ты снова сможешь сдерживаться.
– Мне нужно… Он пытался причинить тебе боль.
Голос Хвата стал более жестким.
– Земля обгорела дочерна, Лилия, – сказал он. – А на моей кольчуге иней. На его руках и плечах ожоги, но я встал как ни в чем не бывало, полежав на единственном пятнышке травы, оставшемся на вершине холма.
Он поднял свой меч. Последние шесть дюймов клинка попросту исчезли, а сам клинок заканчивался оплавленной массой. Должно быть, конец меча лежал вне области, прикрытой моим щитом.
– Какая нужна температура, чтобы сделать такое? Забудь, кто и что сказал. Кто защищал меня, Лилия?
Она, не отрываясь, смотрела на Хвата, яростное пламя все еще вилось вокруг нее, вздымая ее волосы, вырываясь из ее глаз. Затем она со стоном закрыла их, и пламя погасло. Лилия резко отвернулась от меня.
– Это уже слишком, – услышал я ее шепот. – Я хочу улететь прочь.
– Миледи? – спросил Хват.
Лилия издала странный рычащий звук, направляя глаза, в которых до сих пор тлели угли, в мою сторону.
– Стой, где стоишь, сэр Рыцарь, – сказала она, словно выплюнув последнее слово. – Если ты шевельнешься или поднимешь оружие – или магическую силу – против нашей цели, я обещаю: второй раз пощады не будет.
Она отвернулась и шаркающим шагом направилась к пирамиде, в которую выстроились Сидхе, атаковавшие Духоприюта. Ее ноги оставляли отчетливые следы в пепле и золе на земле, и маленькие огоньки вспыхивали там, куда она ступала, и гасли сразу же, стоило ей пройти дальше. Она не произнесла ни слова, просто подняла руку – и вновь нечто вроде песка из невидимого пескоструйного аппарата стало изливаться на Духоприют.
Я наблюдал за всем этим, будучи слишком измотан, чтобы пошевелиться. Но я пошевелился, посмотрел вниз, увидел ожоги на руках. Я их не чувствовал. Не такие уж страшные, но они были.
– Хват, – сказал я. – Спасибо.
Он посмотрел на меня, осторожно, и потом слегка кивнул.
– Сдается, я был у тебя в долгу, Зимний. – Его глаза вспыхнули, но лишь на секунду. – Может, поэтому.
Я слабо засмеялся.
– Нет. Нет, это может кое-что сломать.
– Это сломало мое чертово запястье. – Он фыркнул. – В челюсти тоже приятных ощущений нет. Хороший удар.
– Я схитрил, – сказал я.
– В нашей работе такого понятия не существует, – сказал он. – Мне следовало догадаться, когда ты меня накручивал, разговаривая так, как ты это делал. В большей части драк, в которых я участвовал, было не до дразнилок и оскорблений.
