его глаза, и потянулся, вытягивая руки к земле.
– Ты из немногих, кто знает о нём.
– Мы будем «гулять» здесь? – рассматривая вид ночного пейзажа, обратился Вячеслав Владимирович к организатору ночного досуга.
– Нет.
Через секунду Клавдий, закутанный в одеяло, что заметил Вячеслав Владимирович и так же захватил своё, перевалился через перила – и выпрямившись на земле, начал отходить от здания. Учёный усомнился в адекватности действий, но предложение, предвещавшее получение оправдывающей риск информации или в безрезультатном случае необычное проведение ночи, выкинуло и его тело с балкона второго этажа.
– Постойте, как мы поднимемся обратно? – стоя перед Клавдием, вспомнив об обратном пути, воскликнул Вячеслав Владимирович.
– Не утруждайте разум пустяками.
Прости, что пренебрегаю твоими снами.
И коль я пригласил тебя,
Забота о возвращении – моя. – дойдя до ясеня, а пока томя Вячеслава Владимировича молчанием, ответил король.
«Ладно, буду просто надеяться, что он это предусмотрел. » – успокаивался, снова не вовремя обдумавший свои действия, Вячеслав Владимирович, туже скручивая вокруг себя одеяло.
– То про него, теперь про нас и про собранье наше.
Ты умный человек и, может быть, узнал,
Что беспричинно многих заточал
Невиданный закон сумрачных начал.
А как живётся нам с такими дураками,
На протяженье многих лет, в словах не отражу.
Скрывавших всё пред нашими очами
Сквозь тернии туч не прослежу.
Даря надежду, ты в конец явился,
На то, как за темой небес,
Горящий шар, без окончания светился.
– Мой король, боюсь, я неправильно понимаю ваши метафоры. – Вячеслав Владимирович определённо не имел понятия, к чему подводит или о чём говорит уже прямо Клавдий.
– Я навсегда в оковах этой клетки,
Из радостей – нескорая кончина.
Глотая каждый день несметные таблетки,
Вгоняю часть себя в бездонную пучину.
И лишь околдованный взором её,
Взывает ко мне моё
Мучительное сострадание,
Подстрекающее к выживанию.
Принятый всеми уклад этой жизни,
Заглушил наши чувства, но ты,
Изменивший течение времени,
Ты снова проложил мосты,
Взбодрил сознание наше.
Не можем снова мы в сереющее
Пустоты дней вернуться.
– Я очень рад, что помог вам, но почему вы мне это говорите здесь, не в комнате?– немея в ногах, от поддувавшего в неприкрытые одеялом части тела ветра, переминаясь на месте, не утерпел Вячеслав Владимирович, но остался в вежливом тоне.
– Готов ли подчиниться нам,
Пред Господом скрепив слова в единой клятве? – запрокинув голову к беззвёздному небу, спросил Клавдий.
«Много перед кем я здесь выставил себя дураком. Пора обзавестись важными друзьями. Новая среда, а значит новые правила, и уж для меня всяко будет лучше, остаться с тем количеством врагов, что есть сейчас и не найти ещё больше.» – улыбнувшись своей расчётливой идеи, подумал Вячеслав Владимирович.
«И что за новость? Он был невинным, как человек – заложник ситуации, с такими детскими глазами. Расчётливость в них ни разу не мелькала.»
– Ещё ни разу в жизни я не был удостоен такой почести и с трепетом в сердце приму её. – пытаясь подобрать более торжественные, похожие на употребляемые Клавдием слова, выговорил Вячеслав Владимирович.
– Так, аминь! – датский король положил руку на плечо учёного. —
Отныне и впредь ты неоспоримо подчиняешься нам,
Безропотно исполняешь все приказы.
За то, даруем мы душе твоей небесный храм.
– Готов исполнить любое поручение. – захваченный азартом, сболтнул Вячеслав Владимирович.
– Скоропостижно выпадает шанс,
Где ты докажешь свою верность
И всё ж оставим информацию в аванс. – Клавдий прошёл мимо Вячеслава Владимировича, стоявшего лицом к ясеню.
Подойдя к балкону, король несколько раз прошептал имя жены, в окнах что-то промелькнуло, и из двери-окна вышла Гертруда, держа в руках белый ком, хорошо освещённый светом фонаря, недалеко от которого пару мгновений назад под решётчатыми сухими ветками раскидистого ясеня Вячеслав Владимирович присягнул на верность королю. Развернув ткань, женщина перекинула через ограждение два связанных между собой одеяла, по которым Клавдий резво поднялся на балкон. У Вячеслава Владимировича это вызвало большее затруднение, и вторую половину пути самодержавцы тянули одеяло с повисшим на нём телом учёного.
Вскоре, не решившийся раскрывать морозное с внешней стороны одеяло, Вячеслав Владимирович блином с творогом завалился на скрипящую кровать.
«Что ещё придёт в голову этому алкоголику? И всё-таки дурак ты, Вячеслав Владимирович.»
День второй, вторая ночь, отречение
Слух Вячеслава Владимировича, проснувшегося в ровно огранённом штукатурами кубе, белый свет центральной лампы которого, отражаясь от затемненных утренним небом окон и двери, обесцвечивал их положение в пространстве, заполнился визгом Коли:
– Я не хочу с тобой разговаривать! Это не я сделал! Уйди! – кричал мужчина, топая ногами.
– Пришло в упадок наше королевство,
Из-за таких, как ты.
Тайком, вдали людского взора,
Добрался ты до этого прибора, – осаждал стоявший рядом с ним Клавдий, держа в руках зубную щётку.
– Его услугой безотказной, воспользовался
Ты, не чувствуя греха.
Заменой мы хотим довольствоваться
Коль наша вещь уже плоха.
Но пред подношением этим из уст твоих
Должна изречься мысль, склонившая святых,
Души твоей в мгновение
На это оскверненье.
– Говорил и буду говорить, что не чистил я твоей щёткой унитаз. – прыгнув на кровать, затрещавшую от его тучности, пищал Коля.
– Бездоказательственны суждения твои.
– У тебя то они есть?
– От рук твоих несёт такой же гнилью.
Черна щетина, когда с керамики нет взмаха с пылью.
–Почему я?
– Мы новый ждём прибор с мольбами о прощении. – Клавдий бросил в недалеко стоящее мусорное ведро щетку.
– Ждите. Я этого не делал и извиняться не буду. А зубные щётки ты и сам знаешь, где лежат.
– Успокойтесь оба. – перекрикнул все голоса, звучавшие в этот момент в комнате, Геннадий Львович, всё же назвавший своё имя Вячеславу Владимировичу вчера перед вечерним обходом.
– Ты очень пожалеешь, что не признался здесь. – угрожающе-надменно произнёс Клавдий.
Коля, ничего не ответив, злобно сгорбившись, превратившись из ребёнка в старика, вышел из комнаты. А король вернулся к Гертруде, и сокомнатники забыли
о произошедшем.
– Сплю и чувствую – холодок по телу. Просыпаюсь, трогаю одеяло, а оно ледяное, точно несколько часов на морозе отстаивалось. – замямлил Борис, повернувшись к другу.
– Бесовщина. – прикоснувшись к одеялу, перекрестившись и осторожно посмотрев на Вячеслава Владимировича, откликнулся Глеб.
Учёный, прогулявшись до ванной комнаты, расположенной через несколько дверей после «Небуйной», по возвращении сделав зарядку, после повторного приглашения Петра Семёновича, заметил читающего книгу студента и, вспомнив предложения интерна о том, как можно проводить свободное время, решил узнать способ обзаведения подобной редкостью. Обходя диагонали, исцеляющихся Божков, Вячеслав Владимирович, добрался до кровати Матвеевича и аккуратно уместился на её краю.
– Доброе утро, Вячеслав Владимирович, а я и
