'… В то время, пока я несу слово Христово варварским народам, обращая их в истинную веру, некоторые лжехристиане, прикрываясь именем Римской церкви, Отцом-епископом Леаля и Дерпта пытаются помешать нашему общему делу. Нечестивый рыцарь Рихтер, безбожник и колдун, с отрядом из тридцати язычников вторгся в провинцию Самолва и был пойман мною. Сей рыцарь будет передан апостольским легатам для свершения суда над ним и его покровителями, кои, по моему убеждению, непременно всплывут во время допроса…'.
— Каков ублюдок! Нет, так просто ты от меня не уйдёшь. Пресвятая Дева, ну как мне ехать в Бремен, когда тут такое!? Этот гадёныш приведёт сюда, если уже не привёл, доминиканцев, и что дальше? Я тебя, Гельмгольд, спрашиваю. Теодорих, пора вспомнить о твоей русской жене*. Отправляйся в Псков, набери отряд из ста человек, вербуй самых отпетых негодяев и поспеши на помощь нашим братьям в Ригу. Пусть славяне режут славян. Дай бог, Рига снова станет нашей.
(Теодорих был женат на одной из дочерей князя Псковского, Владимире. К счастью, дети полностью искупили грехи родителя, а в сентябре 1803 г. Федор Федорович Буксгевден стал военным губернатором в Риге. Епископ Герман как в воду смотрел).*
Окружение Германа молчало. А что они могли ответить? Что им абсолютно наплевать, кто будет в Риге, или, что вытворяет Гюнтер в захудалой Самолве? Это их ни в коей мере не касалось, каждый думал о своём лене. Однако вслух вельможи сказали иное, то, что Герман хотел услышать.
— Надо опорочить барона. А ты, Герман, спасёшь его. — Предложил Энгельберт.
— Продолжай, мысль интересная.
— В обмен на твою милость он отдаст прусских язычников назад, а зимой, когда озеро замёрзнет, мы навестим Гюнтера в его логове.
План мероприятий по противостоянию внезапно вышедшей из подчинения области был принят. Оставалось немного потянуть с ответом и вовлечь Воинота в какой-нибудь скандал. Знал бы Герман, что когда посол говорил о налогах, то не очень он и лукавил. Серебро действительно было отправлено Фридриху, но это были не налоги, а плата за землю вокруг базилики города Бари, где покоились мощи Святителя Николая. Истинным покупателем был обозначен некий Иннокентий из Смоленска, собиравшийся открыть не то университет, не то театр. И если бы выяснилось, что Гюнтер оказывает посредничество Православной церкви в формировании форпоста веры за рубежом, то Дерптский епископ мог смело обвинить всех самолвинцев в ереси. А пока что, магистрат отсчитывал звонкую монету за доски и ковры, купленные у будущего вероятного противника.
Шульц сгрёб последние пятнадцать монет в свой кошель, сжал его в потной ладони, и на секунду замер. Что-то было не так. Судорожно разжав руку, он вынул монетку и с лёгкостью согнул её пальцами.
— Господи! Только не это.
— Что случилось, друг мой? — Спросил Игорь Васильевич.
— Беда. Несчастье на мою голову. Высыпай обратно серебро.
Купец, развязав объёмистый мешок, высыпал монеты на стол и стал наблюдать, как ратман дрожащими руками проверяет только что отсчитанное серебро. Семьдесят три монеты оказались фальшивыми. Шульц перекрестился, прочитал про себя молитву и ещё раз проверил наличность. Ошибки не было.
— Надо вернуть деньги обратно, я обожду с оплатой.
— Игорь Васильевич, — чуть не хныча пролепетал Шульц, — Я же сам получал их. Кто мне поверит? Надо было самому сразу проверить. Чёртовы брактеаты*.
((лат. bractea — жесть, нем. Brakteat, Holfpfennig) — серебряная монета, чеканившаяся на тонком монетном кружке лишь с одной стороны (верхним штемпелем), так что рисунок на ней получался на аверсе выпуклым, а на реверсе — вогнутым. Эта монета появилась около 1130 г. в Германии, потом ее чеканили другие страны: Польша, Чехия, Венгрия, Дания и страны Скандинавского полуострова).*
Шульц возненавидел казначея, настоятельно рекомендовавшего расплатиться с псковским купцом именно этими монетами. Это были те самые деньги, которые Грот отдал за прусских рабов. Популярностью брактеаты не пользовались, точного веса не имели, да и вообще, приобрели дурную славу в народе. Тем не менее, круг оборота фальшивых монет закончился, а, как известно, последний из этого круговорота всегда оказывается в проигрыше.
Немного посовещавшись, ратман и купец отправились к казначею, дабы утрясти возникшую ситуацию и решить её миром. Но всё вышло так, как предполагал Шульц — деньги назад не приняли. Уверенные в своей правоте, пока дело не дошло до судебного разбирательства, приятели решили пожаловаться епископу. Обращались, так сказать, в последнюю инстанцию вертикали власти. Герман их выслушал, а когда узнал, что купец прибыл на корабле с Воинотом, чуть не подпрыгнул. Фальшивые монеты были изъяты, купленный товар арестован до выяснения обстоятельств, а Игорь Васильевич заключён под стражу.
Всё дело было шито белыми нитками, но другого такого случая, могло и не представиться. К пристани был направлен отряд кнехтов из личной стражи епископа для проверки судна на предмет обнаружения фальшивых монет. Для солидности, отрядом командовал Энгельберт.
В два часа пополудни, шестеро кнехтов стояли на причале, обдумывая как попасть на судно. Энгельберта с казначеем, безусловно, пропустили, а стражников — нет. Воинот заявил, что судно его собственность, он здесь живёт, а шарить по закромам в собственном доме — не позволит никому. В доказательство его слов, в сторону кнехтов, ушкуйники направили два заряженных арбалета установленных с левого борта кеча. Остальная команда, в воинском облачении пряталась за рубкой и в случае атаки смогла бы дать отпор небольшому отряду стражи.
— Я ещё раз, для тех, кто глухой, по-немецки повторяю, никаких фальшивых монет на судне нет! Есть только личные деньги моих людей, я за них отвечаю. Сможете поймать за руку в городе — нет вопросов. Купец и резаны с собой не имел, весь кошелёк мытарю отдал, скажи мне, откуда у него фальшивки?
— Я того не ведаю. У меня есть распоряжение епископа обыскать судно и арестовать фальшивомонетчиков. — Отвечал Энгельберт, — И я это сделаю, Господь свидетель.
— Что ж, тогда и я буду звать свидетелей, но не из твоих людей. Да хоть вон того монаха, с крестом на шее, что сюда идёт. За ним как раз ещё двое бюргеров тянутся. Троих видоков будет достаточно.
Вскоре, приглашённые свидетели оказались на палубе возле грот-мачты. Рыцарь не стал проверять личные вещи экипажа, а с ходу, предложил Воиноту показать свой кошель. Два золотых августала, абсолютно одинаковые с виду, легли на ладонь Энгельберта. Казначей прикоснуться не посмел, однако маленькими сальными глазёнками пожирал блестящее на солнце золото.
