этими корейцами?
— Не до конца, — ответил я, — разборки в самом разгаре.
— Скоро посадка на наш рейс, — напомнил он.
— Забудь, Серёга, — сказал я, — все рейсы в ближайшие часы отменены.
— Вот даже как, — сделал он озабоченное лицо. — Так всё серьёзно?
— Всего я тебе говорить не стану, — отвечал я, — притянут ещё потом за разглашение, но намекнуть могу — сейчас тут эти корейцы сядут… ну попытаются сесть по крайней мере…
— Тогда я пошёл пить пиво, а ты подтягивайся, когда вопросы разрулишь, — ответил он и очистил горизонт.
А из-за двери диспетчерской выглянул капитан и жестом подозвал меня.
— Надо продолжить переговоры, — сказал он, — без тебя никак.
— Так, Петя, — с места в карьер начал полковник, — зачитай им координаты Елизова, курс, на который им надо лечь и воздушную обстановку на месте.
Всё это было записано на листке клетчатой бумаги, я взял его в одну руку, микрофон в другую и выдал в эфир длинный перечень цифр и букв. Микрофон немного помолчал, потом ответил:
— Спасибо друг, как тебя зовут-то?
— Петром, — ответил я, — как апостола из библии.
— А я Чон, самое распространенное имя в Корее, — сказал тот, — и я не хотел бы встретиться с апостолом Петром раньше времени.
— Чего ты там болтаешь? — толкнул меня в бок полковник.
Я закончил своё предложение, заключающееся в том, что на самом-то деле апостол Пётр ни на каких входах в рай никогда не стоял, а это выдумки позднейших толкователей, а потом ответил начальнику:
— Он сказал, что его Чоном зовут, — ответил я, — десять лет стажа на боингах.
— Ну тогда будем надеяться, что посадит он своё корыто, — задумчиво пробормотал начальник, — и нам не придётся отписываться лишний раз.
— А что с ними сделают, ну когда они сядут? — задал я наивный вопрос.
Ответил почему-то капитан:
— Проверят всех, а потом отправят по месту назначения… либо нашим бортом, либо от них кто прилетит.
Связь с корейцами опять закаркала, я вслушался и перевёл сказанное:
— Там у них на борту американский сенатор и миллиардер из Гонконга, и они оба очень обеспокоены ситуацией.
— Скажи, что у нас в стране все люди равны вне зависимости от социального положения и количества денег на счёте, — гордо ответил полковник.
Ага, как же, уныло подумал я, это полковнику, конечно, не стал, а просто передал Чону, что со всеми пассажирами без исключения будут проведены все спасательные мероприятия.
— Кореец в десяти километрах к юго-востоку, — от зелёного экрана подал голос диспетчер, — заходит на посадку.
— Вон же он, — показал в окно полковник на тушу самолёта с чадящим левым двигателем.
Какая же огромная это дура, Боинг-747, подумал я, на наш ТУ-95 похож, только двигатели реактивные и горб наверху.
— Хорошо идёт, — сказал капитан, — грамотно.
— Пожарные со скорой наготове? — справился полковник, ему ответили, что да. — Ну тогда я выезжаю на место… Петя, со мной идёшь, — строго сказал он мне. — Да, а может ты и по-английски умеешь?
— Похуже, чем на корейском, но в принципе перевести смогу, — ответил я.
— Тогда тебя нам сам бог послал, — не очень по-советски выразился он, и мы вместе очень скорым шагом прошли к выходу, где стоял зелёный УАЗик с сержантом за рулём.
Август 83-го. Баня, через дорогу раздевалка
По окончании зелёной стоянки Аскольд таки дорассказал нам про остальных членов нашей команды. Из его рассказа я вычленил Пашу Чиркова, лютого киномана (он на все фестивали мотается, куда может, пояснил Букреев, а ещё у него дома видеомагнитофон есть, запредельные деньги за него отвалил), Лёвку Зильберберта (чемпион города по бадминтону, реакция у него совершенно бешеная) и Лёню без фамилии, которого все тут почему-то называли Заморышем Джо.
— Это такой персонаж есть в «Уловке-22», — пояснила начитанная Оля, — летчик, сдвинутый на сексе.
— Не знал, — с уважением посмотрел на неё Аскольд. — А так-то этот Лёня-Заморыш ни на чём не сдвинут, кроме водки. И в колхозе обычно сидит всё лето, нравится ему тут. Да, а на последнем ряду слева сидит Ваня, которого все зовут геноссе Мульников.
— Потому что немец? — спросил я.
— Нет, потому что так смешнее получается, — ответил Аскольд, разливая остатки Ркацители по стаканам.
А мы тем временем свернули, судя по указателям, со столбовой трассы Р-159 и уже катили по каким-то закоулкам нашей необъятной области. Проехали Черепаниху, Слониху и Мамониху.
— Странные тут у них названия, — сказала Нина, — при чём тут в нашем нечерноземье черепахи со слонами?
— Народное творчество, — пояснил я, — может когда-то и водились они тут, а может зоопарк проезжал, люди и запомнили необычные слова.
— А вот мы, кажется, и прибыли, — сказал Аскольд, показывая на указатель «Макарьево» на обочине, — наша общага на другом конце села.
Автобус свернул с дороги направо, подпрыгнул на пару кочек и остановился посередине большого двора — с одной стороны тут имело место двухэтажное строение, выкрашенное голубой краской, с другой деревянная веранда с кухней, а с третьей какие-то серые сараи и сдвоенный туалет типа сортир. Ряд умывальников ещё виднелся, а ровно в центре этого великолепия висел, покачиваясь, привязанный к электрическому столбу, рельс.
— Об него, наверно, будут стучать, созывая народ на еду, — догадался я.
Нас встречала предыдущая смена, вся уже румяная и весёлая, в ожидании неминуемого дембеля.
— Не расходимся, делимся по комнатам, — провозгласил Али-Баба, вытаскивая из-за пазухи мятую тетрадку, — девочек у нас немного, так что они идут на первый этаж по умолчанию. Остальные записываются, кто куда…
Я было дёрнулся записываться, но Аскольд придержал меня за рукав, не спеши мол… ну я и остался на месте — человек вроде опытный, плохого не посоветует. После того, как все, в общем-то записались, Али-Баба провозгласил:
— Ещё есть два места в бане, вон в той, — и он показал куда-то вдаль, — она пока не достроена, печка отсутствует, но жить в ней вполне можно.
— Мы, — поднял руку Аскольд, — с Камаком туда пойдём, можно?
— Можно, —
