— Как вы меня нашли?
Гости переглянулись, а я между тем прикинул, что, вероятно, с Шалье сотрудничал отсутствующий здесь гражданин Шовелен. Эти двое с Шалье никогда не встречались. И кроме того, моя вчерашняя гостья, похоже, никак с ними не связана. О «друге» они не догадываются…
— Это было нетрудно, — гражданин Вадье снисходительно усмехнулся. — О вас доложили с Сент-Антуанской заставы. Остальное, как вы понимаете…
— Мы знали, что вы — человек очень осторожный, — быстро заговорил чернявый Амару. — Значит, вы постараетесь достать новые документы. Легче всего вам это сделать в Сен-Марсо…
— Поэтому мы отдали приказ проверить все гостиницы и пансионы, дабы установить, кто из новых постояльцев предъявил гражданское свидетельство, выданное секцией 10 Августа. — Вадье покачал головой. — К сожалению, эта работа заняла чуть больше времени, чем я думал. Наши люди, увы, не всегда расторопны…
Я кивнул, еле удержавшись от ответной усмешки. Всесильный и всевидящий Комитет Вольтера в черном парике искал меня больше двух суток. «Друг» справился с этим за пару часов.
— Итак, гражданин Шалье… — Амару выжидательно поглядел на меня, затем на гражданина Вадье, но оба мы молчали. Поэтому чернявый заговорил сам: — Мы понимаем, вы хотели бы отдохнуть. Вы это, конечно, заслужили, гражданин Шалье. Работа, которую вы вели в Лондоне и Кобленце, а особенно в Лионе, выше всяких похвал. То, что вы сумели уничтожить Руаньяка, — это настоящий подвиг…
— И если гражданин Шалье пожелает, в его честь будет устроено празднество с общественным обедом и шествием к храму Разума, — гражданин Вадье хихикнул и потер руки. — Если хотите — увенчаем вас лавровым венком. Можно — пальмовым…
— А дубовым? — охотно отозвался я. — Как в Древнем Риме?
В ответ — довольное хихиканье. Гражданин Вадье почесал кончик длинного носа и откинулся на спинку стула:
— В Древнем Риме, гражданин Шалье, дубовым венком награждали за спасение товарища в бою. Вы же отправили Руаньяка, который считал вас своим товарищем, аккурат на эшафот.
Я вздрогнул. Шкура национального агента Шалье показалась мне внезапно свинцовой.
— Эшафот был построен напротив Лионской биржи. Над нею повесили трехцветный флаг, а рядом — черный…
Слова вырвались сами собой. Я видел это! Нет, не я! Видел тот, кем я был прежде. Красивое двухэтажное здание, построенное совсем недавно, с лионским гербом над крышей. Герб, впрочем, был тоже завешан черным…
— Помню! — Вадье кивнул. — Я ведь тоже жил когда-то в Лионе, гражданин Шалье. Но этого здания уже нет. Гражданин Кутон приказал снести его в первую очередь.
Снести? Что за глупость! Зачем? Но я тут же вспомнил. Французская Республика, Единая и Неделимая, постановила: город Лион будет уничтожен до основания!
— Кстати, вы были правы, — в разговор вновь вступил гражданин Амару. — Помните, в последнем докладе вы предсказали, что армия Святого Сердца постарается скрыть смерть Руаньяка? Поэтому мы и решили казнить его привселюдно, но… Но сейчас этой шайкой снова командует какой-то Руаньяк!
Я вспомнил рассказы, слышанные от славных бойцов роты Лепелетье. Маркиз де Руаньяк умел появляться в двух местах одновременно, уходить из любых ловушек. Теперь, похоже, он решил обмануть саму Смерть!
— Но это ничуть не умаляет вашей заслуги, — подхватил Вадье. — Настоящий Руаньяк мертв — и это главное. Мы избавились от очень опасного врага. Вы сами писали гражданину Шовелену, что Руаньяк — страшнее Вандеи, страшнее даже Кобленца. Лион показал, что вы правы.
Я старался смотреть в сторону, чтобы проницательный старик не перехватил мой взгляд. Успокаивало лишь то, что настоящий Шалье скорее всего мертв — как и преданный им Руаньяк. Как и я сам…
— Надеюсь, мы вам достаточно воздали хвалу? — гражданин Вадье сцепил на колене длинные узловатые пальцы и вновь усмехнулся. — Или продолжить?
Я покачал головой. Этот разговор пора заканчивать. Ведь меня могут спросить о том, что знал настоящий Шалье!
— Мы хотели бы узнать… — Амару встал, прошелся по комнате. — Вы ведь были рядом с Руаньяком почти до самого конца, он вам верил… Как он оценивал то, что случилось в Лионе? Я имею в виду, неудачу восстания…
— Почему — неудачу? — Слова вновь вырвались сами собой, и я сообразил, что знаю ответ. Я помнил! Неизвестно откуда, как, но помнил!
Внезапно захотелось курить. Я подошел к столу, раскрыл коробку с папелитками и тут же заметил удивленный взгляд старика. Похоже, гражданин Шалье курил что-то другое. Или вообще не курил. Впрочем, привычки могут меняться. Я с удовольствием затянулся, присел и, помолчав, начал. Слова рождались одно за Другим — не приходилось даже задумываться.
— Лион — не поражение. Это блестящий успех анти-якобинских сил. Впервые удалось объединить всех, от бриссотинцев до роялистов, под единым — белым — знаменем. Это — первое…
Амару осторожно присел на стул и замер. Я едва сдержался, чтобы не усмехнуться ему в лицо.
— Хочу напомнить, лионское восстание никто не готовил. Оно вспыхнуло само собой, из-за нелепых выходок местных якобинцев — таких, как Шалье Лионский. И армию Святого Сердца позвали на помощь только через месяц. И все же удалось почти на полгода задержать у Лиона целую республиканскую армию. Под влиянием Лиона восстали Марсель и Тулон. Тулон, по-моему, до сих пор не капитулировал…
Меня слушали затаив дыхание. Странно, ни о чем подобном я не думал — и не вспоминал. Сейчас вместо меня говорил кто-то другой…
— Это — второе. Восстания в Лионе, на юге и, конечно, в Вандее на целый год лишили Республику возможности вести наступательные операции на внешнем фронте. Это — третье. Третье, но не главное…
Наверно, следовало замолчать — говорить такое гражданам инквизиторам было опасно. Но мне не хотелось останавливать того, другого. Он говорил из могилы — и пусть эти двое, считающие себя победителями, послушают!
— Лион — это опыт! Удачный опыт единого антиякобинского фронта. И этот опыт будет применен в ближайшее время, но уже не в Лионе, не в Нанте, а непосредственно в Париже. Если армия Святого Сердца сумела объединиться с добрыми лионцами, то почему бы не сделать этого же с добрыми парижанами?..
Я перевел дыхание и на миг прикрыл глаза. Тот, кто подсказывал мне из-за черной пелены, мог быть доволен. Я стал его голосом. И, кажется, этот голос здорово напугал моих незваных гостей!
— Мы догадывались… — Вадье сжал тонкие бесцветные губы и покачал головой. — Я говорил еще в сентябре… Но в Париже не осталось сторонников Бриссо — об этом Комитет позаботился.
— Но есть другие, — я вновь еле удержался от усмешки. — Кто такие бриссотинцы? Болтуны, краснобаи — и трусы. А вот если против якобинцев выступит голытьба Сент-Антуана… И совсем не обязательно, чтобы знамя было белым. В Лионе тоже вначале подняли красное. Не так давно якобинцы сумели натравить голытьбу на бриссотинцев. А ведь те были виновны лишь в том, что стояли у власти. У власти, которая не могла снабдить народ хлебом. Хлеба, кажется, по-прежнему не хватает…
