— Но есть другие, — я вновь еле удержался от усмешки. — Кто такие бриссотинцы? Болтуны, краснобаи — и трусы. А вот если против якобинцев выступит голытьба Сент-Антуана… И совсем не обязательно, чтобы знамя было белым. В Лионе тоже вначале подняли красное. Не так давно якобинцы сумели натравить голытьбу на бриссотинцев. А ведь те были виновны лишь в том, что стояли у власти. У власти, которая не могла снабдить народ хлебом. Хлеба, кажется, по-прежнему не хватает…
— Санкюлотский бунт, — тихо проговорил Амару. — Санкюлоты под белым флагом… Какой ужас!
— Вы правы, — Вадье вздохнул. — Беднота уже сейчас готова разорвать любого, кто чисто одет и ездит в экипажах. Вчера толпа напала на одного молодого человека. Бедняга только что сшил себе новый редингот. Ему оторвали руки. Не отрезали, не отрубили — оторвали! О гражданке Мерикур21 вы, наверно, уже знаете… А впереди — зима, хлеба уже сейчас не хватает…
— А кое-кто из наших товарищей спешит подлить масла в огонь! — резко бросил Амару. — Эбер в каждом номере предлагает резать богатых, этот сумасшедший Ру даже из тюрьмы призывает к восстанию, и даже гражданин Шометт… А ведь он — прокурор Коммуны! Мы не можем заставить его замолчать!
— Руаньяк прав, — перебил Вадье. — Его агентуре есть чем заниматься в Париже. Но мы примем меры, обязательно примем! Второго Лиона не будет!
Теперь мы, все трое, молчали. Стало слышно, как скрипят повозки за окнами, как мамаша Грилье распекает кого-то из «граждан коридорных». Я тоже молчал, не зная, что делать. Почему-то думалось, что удастся узнать нечто важное о себе самом. Не о Руаньяке, погибшем на гильотине, не об исчезнувшем шпионе Шалье, а о том, кто встретил смерть по имени Бротто. Но надежда обманула…
— Поэтому вы останетесь на нелегальном положении, — Вадье грустно усмехнулся. — Мы ведь действительно хотели рассекретить вас и ввести в состав Комитета. Так что насчет праздника в вашу честь я почти что и не шутил. Но сейчас началось что-то странное в самом Комитете. Вы нам понадобитесь в ином качестве… Гражданин Амару, расскажите.
Амару кивнул, на минуту задумался и затем заговорил — быстро, но четко, словно актер, хорошо выучивший роль. В его речи прорезался странный акцент. Я на миг задумался и понял — пикардийский. Чернявый откуда-то с запада…
— Это связано с ликвидацией Ост-Индской компании, гражданин Шалье. Вы, наверно, знаете, в октябре Конвент принял декрет…
Внезапно я потерял всякий интерес к разговору. Какое мне дело до интриг, заговоров, всей этой бесполезной суеты? Все, что можно узнать у этих двоих, я уже узнал. Кажется, я не просто защищал Лион в рядах армии Святого Сердца. Я знал маркиза де Руаньяка, слышал его голос, он доверял мне. И я видел его гибель на гильотине — на площади у Лионской биржи. Перед тем, как сам встретился со смертью по имени Бротто…
Однако приходилось слушать. Может, рассказ чернявого натолкнет на какую-то ниточку, на еле приметный следок. Но имена были незнакомы, а вся история напоминала дешевый авантюрный роман.
Еще в октябре — Амару, к счастью, называл месяцы по-старому, без всяких нивозов и брюмеров, — Конвент принял решение ликвидировать знаменитую Ост-Индскую компанию, причем на самых выгодных условиях. Дело прошло почти незамеченным, но 14 ноября, то есть совсем недавно, депутат Шабо выступил в Конвенте, заявив, что ликвидация компании — это афера, на которой нажились не только ее хозяева, но и многие депутаты, получившие немалые взятки. Шабо обвинил многих — и «левых», соратников Эбера, и «правых» — друзей Дантона — Делоне и Фабра д'Эглантина. А главное, он сообщил, что за всем этим стоят роялистские заговорщики барон де Батц и банкир Бенуа. Особо досталось Комитету общественной безопасности, который якобы все знал, но ничего не предпринял…
— А вы действительно знали? — поинтересовался я, глядя на взволнованного гражданина Амару. Тот пожал плечами:
— Шабо приходил ко мне накануне. Я велел ему молчать. А что мне было еще делать? Этот дурак… Если он, конечно, дурак…
Я понял и усмехнулся.
— Так это была ваша операция?
— Ну конечно! — чернявый махнул рукой. — Такое проделывалось не в первый раз! Нам нужны были деньги на специальные операции. Дантон нам помог — он впервые провернул нечто подобное еще год назад. Де Батц через этого банкира должен был реализовать фонды компании в Англии и Швейцарии. Де Батц, конечно, негодяй, но не признаваться же в Конвенте, что он наш сотрудник! Ну а в результате…
— А в результате, — неторопливо заговорил гражданин Вадье, недобро кривя узкие губы, — в результате операция сорвана, скомпрометирована масса народу, де Батц перепугался и ударился в бега. Наш Комитет под ударом… Кто выиграл?
— Тот, кто остался чистым, — предположил я. Амару хмыкнул:
— Таких мало. Правда, есть один человек… Именно к нему побежал Шабо, когда я отказался арестовать де Батца. Именно этот человек велел ему выступить в Конвенте. И сейчас он… этот человек… требует провести самое тщательное расследование. Скорее всего арестуют Делоне, возможно — д'Эглантина. Эбер ходит белый и пытается оправдываться. Эбер! Никогда его таким не видел. А этот…
— Не он один, — негромко добавил Вадье. — Никто из его Комитета не затронут. Очень красиво получилось…
Меня не тянуло разгадывать ребусы, но тот, кто подсказывал мне, решил эту несложную задачку и продиктовал ответ. Ответ был прост. «Чистым» оказался Комитет общественного спасения и его председатель. Тот, чья подпись стояла первой на документе национального агента Шалье. Гражданин Максимилиан Робеспьер, давно уже невзлюбивший как Эбера, так и Дантона, а заодно и своих «братьев» из конкурирующего Комитета безопасности. Да, действительно красиво получилось! Но я-то тут при чем?
— Выход один, — продолжал Амару. — Найти де Батца и уговорить его дать показания перед Конвентом. Ни мне, ни другим не поверят — мы ведь в списке гражданина Шабо. Но де Батц боится. Ведь если в этом случае он выполнял наш приказ, то за иные грехи ему не оправдаться. Он слишком замаран…
— Агент-двойник, — понял я, и Амару согласно кивнул:
— Даже хуже. Де Батц — авантюрист, он торговал информацией налево и направо. Говорят, барон связан даже с организацией д'Антрега. Но нам он бывал очень полезен…
— Найдите де Батца! — Черный парик гражданина Вадье дрогнул. — Вы же знаете его еще по Лондону! Найдите — и уговорите дать показания…
— Обещайте ему безопасность! — подхватил Амару — и деньги — сколько он хочет. Впрочем, что ему обещать, вы сами знаете.
Я знал этого барона? Нет, его знал не я, его знал национальный агент Шалье! Но фамилия показалась почему-то памятной. Может, и я, прежний, был знаком с этим авантюристом? И он тоже знал меня — настоящего?
