отделаешься. Посущественней чего бы». Он раскинул мыслями. Может быть, ее нарисовать? В этом времени к такому не привыкли. Не сидят здесь художники на улице, чтоб за деньги набросать карандашом твой портрет. Фотография – и та большая редкость. Камер у народа мало, чтобы сохранить момент – идут в фотоателье. Нарисованного Николаем Комарова аккуратно сняли и отдали в торг, заявив, что повесят в Ленинской комнате. Решено!
К исполнению задуманного Лосев подошел творчески. Женщины любят антураж, просто так отдать директору листок с портретом выглядело бы не солидно. В выходной Николай съездил в ГУМ, где купил большую рамку с паспарту. Приобрел цветные карандаши фирмы «Кохинор» и такой же ластик. Стоили они немало, но скупиться он не стал – продавец сказала, что это лучшие из всех. Оказалось, не соврала. Грифель мягкий, не крошится при заточке, оставаясь в оболочке, а не выскакивая из нее, как у советских. Николай решил, что рисунок будет в цвете – карандашном, разумеется. Можно сделать акварель, но Борис ею не владел. Николай понял это, подержав краски в ГУМе. Никаких эмоций у него при этом не возникло, но зато к карандашам руки потянулись сами.
Рисовал он без участия директора – попросить ее позировать не комильфо. Может отказать, и сюрприза не получится. В этот раз быстро написать портрет не вышло. Дело было не в отсутствии натуры – лица встреченных людей у него хранились в памяти, как фотографии на жестком диске. На набросках Алексеевна получалась строгой и суровой, как на снимках этого периода. Николай их помнил с детства – те висели в рамках в доме бабушки. Дедушка, прабабушка, другие родственники, и у всех – каменные лица. Алексеевна при всей ее суровости – человек душевный. Вон ему как помогла! Да и женщина красивая, пусть чуток и крупновата. Но зато не худосочная модель, у которой губы будто пчелы покусали… Николай браковал набросок за наброском, и наконец получил то, к чему стремился. Алексеевна смотрела на него веселым взглядом, чуть заметно улыбаясь. На высокий лоб скатилась прядка из прически, придавая облику директора слегка игривый шарм. Вот-вот подмигнет…
Рисунок занял место в паспарту, а оно – в деревянной рамке. Лосев завернул ее в газету и потопал в магазин. Директор сидела в кабинете.
– Что тебе? – спросила Николая.
– Это вам, – он развернул газету и положил рисунок перед ней. – На память.
– Это кто? – она взяла подарок. – Я, что ли? – спросила, рассмотрев.
– Вы, конечно.
– Не похожа, – засомневалась Алексеевна. – Здесь я молодая и красивая.
– Так какая есть, – мелким бесом подкатился Николай. – Мне не верите, спросите у людей.
– И спрошу! – пообещала Алексеевна.
Обещание она сдержала в обеденный перерыв. Когда все поели, попросила женщин задержаться и пустила по рукам портрет. Рисунок произвел фурор. Продавщицы ахали и закатывали глазки.
– Здесь вы прямо как артистка! – заявила Клава. – Хоть в кино снимай!
– Скажешь тоже, – смутилась Алексеевна и забрала у нее портрет. – На себя нисколько не похожа.
– Вы не правы, Алексеевна, – возразила заместитель. – В том-то и дело, что похожи, я сказала бы, что даже очень. В тоже время незнакомая, другая. Вас, как будто, по-другому разглядели.
– Точно! Правда! – поддержали продавщицы.
– Тот, кто вас нарисовал, наверное, в вас влюбился, – заявила Клава.
Продавщицы засмеялись.
– Что не так сказала? – не смутилась продавщица. – Я же это вижу. Он по вас вздыхает.
– Воздыхателя нашла, – засмеялась Алексеевна, указав на Николая. – Вот он в уголке сидит.
Взгляды женщин обратились к Лосеву, в них читалось удивление и корыстный интерес. «Кажется, попал», – подумал Николай.
– Валентину Алексеевну я неделю рисовал, – сообщил присутствующим. – Пол альбома исчеркал, прежде чем хоть что-то получилось. Обещать другим портреты не могу, если только вдохновение случится.
Лица женщин погрустнели.
– Все, обед закончен, – подхватила Алексеевна, заметив выражение лиц сотрудниц. – Боря, Миша, через пять минут продукты подвезут…
Через день она сказала Николаю:
– Моим портрет очень понравился. Сын сказал, что я на нем красавица. Муж и вовсе был в восторге. Говорит, что на портрете я такая, какой увидел меня в первый раз. Тут же в зале на стену повесил. У тебя талант, Борис, нужно на художника учиться. Но без комсомольской характеристики в вуз ты не поступишь [43]. Надо бы принять тебя в ВЛКСМ, только с этим трудности. Я как член партии могу рекомендовать, но у нас ты слишком мало проработал. Может, летом к этому вернемся. А пока я попрошу помочь комитету комсомола торга. Стенгазету нужно выпускать, а хорошо рисовать из них никто не умеет. Заодно поближе познакомитесь, и со вступлением вопросов не возникнет. Ты согласен?
– Да, – ответил Николай. – Вам спасибо за заботу, только в вуз я поступать пока не буду.
– Почему? – спросила Алексеевна.
– Я не знаю, чем хочу заняться в будущем. Не уверен, что из меня получится художник. Про другие специальности знаю мало – слишком долго просидел в квартире. Вот отслужу два года в армии, дембельнусь, ну, а там и выберу. Поступить, опять же будет легче, для служивших в армии есть льготы. Еще я не знаю, какой у меня будет аттестат, если его вовсе получу, ведь по знаниям любой нормальный школьник даст мне фору.
– Гм! – произнесла Алексеевна. – Соображаешь. Что ж, я только рада. Призовут тебя только в ноябре, так что еще долго с нами.
Переход на постоянную работу оказался не совсем приятным – денег ежедневно больше не давали. И продуктов – тоже. Николай пожаловался дяде Мише.
– Так все правильно, Борис, – пояснил напарник. – У тебя теперь зарплата есть, и продукты можешь сам купить.
– Почему же раньше их давали?
– Потому что был со стороны, вроде, как шабашник. Думаешь, у Алексеевны всего навалом, чтобы так просто раздавать? Деньги ниоткуда не берутся, и продуктов лишних не привозят.
– Но ведь брали же откуда-то? – удивился Николай.
– Ладно, слушай, – сказал напарник и достал из пачки сигарету. – Ты теперь у нас на постоянке, да и парень не болтливый, так что расскажу. Все продукты к нам везут по накладным, здесь их принимают, пересчитывают, взвешивают. Если недостачи нет, экспедитору дают подписанную накладную, если обнаружили, составляют акт. Проворонишь – сам заплатишь, в руководстве магазина все материально ответственные. Недостача может на заводе случиться – вытащат из ящика бутылку водки из приготовленной к отправке партии, или слямзят палку колбасы. Ладно, все сошлось, продукты разнесли к прилавкам, и вот тут-то интересное и начинается, – дядя Миша улыбнулся. – Взвесить с точностью до грамма колбасу или масло невозможно – есть погрешность у весов. Там одно деление – пять
