он ко мне сзади подходил, обнимал, в макушку чмокал, а теперь только в щечку, да и то, очень редко. Еще иной раз вместо маменька мама проскальзывает.Раньше горбился, иной раз, руки в карманах держал.
Конечно редко. Вообще удивляюсь, что чмокаю. В той жизни не упомню, чтобы целовал свою маму. А руки совать в карманы… Попробовал бы совать, отец бы мне их зашил. Мои манеры и манеры того Чернавского и на самом деле могли отличаться. Да что там — разумеется отличаются. Вон, недавно вместо ножичка для мяса взял нож для масла.
— И вот еще странно. Иван, вместо того, чтобы камердинеру приказать или горничным, сам все пытается делать. Вчера в лавку пошел за тетрадью, хотя у нас три служанки. И Степан еще твой, тоже мог бы сходить.
И тут согласен. Непривычно приказывать другим людям, если сам могу сделать какую-то ерунду. А уж отправлять старика в лавку — просто неудобно. Вот, гладить этими жуткими утюгами так и не научился, но и просить не приходится. Прихожу — а у меня уже все отстирано и отглажено. Наверное, в доме Чернавских обитают добрые гномы, которые все делают.
— Отвык Ванька от слуг, вот и все. В Череповце на чужой квартире живет, у него ни камердинера нет, ни истопника, ни кухарки, — заступился за меня отец. — Так ведь и снова привыкнуть — дело нехитрое. У нас-то он, считай, в гостях. Ничего, прошелся, воздухом подышал. А не горбится, руки в карманах не держит — так это и хорошо. Чиновнику горбиться и руки в карманах держать неприлично.
Но матушка продолжала перечислять «странности» сына.
— Вкусы у Вани изменились. Раньше он пироги с капустой обожал, один мог целый пирог умять, а теперь? Поставили пирог, чуть-чуть поковырял, вот и все. Я, конечно, кухарке нагоняй устроила — мол, Матрена, что с пирогом? Почему молодой барин пирог не стал есть? А та ревет — мол, барыня, так все по-прежнему. И яйца Ваня раньше терпеть не мог, теперь ест, яичницу приказал жарить. И кофе пьет, как не в себя.
— Ну, Оленька, сказанула! — захохотал отец. — Если бы парень водку пил, как не в себя, тогда бы другое дело. А про кофе, Ванька ведь говорил — в Череповце только в одном месте кофий приличный.
— Надо ему кофейную мельницу отправить, да спиртовку, чтобы сам себе кофе варил, — забеспокоилась матушка. — И кофе в зернах послать. Как думаешь, приказать их обжарить или зелеными сойдет, а хозяйка у него все изладит? Хозяйка, говоришь, у Вани толковая?
— Кофе лучше обжарить, чтобы возни поменьше было, но посылать понемногу, фунт-два, не больше. А хозяйка у Ваньки хорошая. Я ведь тебе уже говорил — вдова, из Подшиваловых. Род старый, но потомков много, девок много — приданое уходило, вот и обнищали. С деньгами у нее туго, на половинную пенсию мужа живет — даже прислугу содержать не на что, квартирантов берет. Для Ваньки нашего, словно мамка родная. И кормит его хорошо, баню топит. Вон, даже когда орден получил, вечеринку устраивала, а могла бы и отказаться. Жаркое ей удалось, и холодец. Значит, готовить умеет.
Так-так-так… Определенно, у батюшки имеется осведомитель, который входит в мой «ближний» круг, а иначе, откуда мог знать про жаркое и холодец? А яства и на самом деле удались. Но у Натальи все вкусно.
— Саша, а как ты думаешь — между Ваней и хозяйкой ничего нет? — осторожно поинтересовалась матушка. — Н-ну, этого самого, что между мужчиной и женщиной может быть.
— Ну, Оленька, не смеши. Ваньке нашему двадцать, ну, двадцать один скоро, а хозяйке… Точно не помню, не то тридцать восемь, не то все сорок. Она же твоя ровесница.
— Положим, я все-таки постарше буду, сорок четыре мне, — слегка кокетливо ответила матушка. — А тридцать восемь или сорок лет — не преграда. Для молодого мужчины, без жены или любовницы — самый сок.
Ох, Ольга Николаевна, чуйка у вас! И на самом деле, возраст — не преграда.
— Тут уж тебе виднее, — хмыкнул батюшка. — Как по мне, если на свой возраст примерить, то коли женщина старше на двадцать лет, пусть ей даже не семьдесят, а всего шестьдесят семь, так уже и старуха.
— Ну ты сравнил! Сорок лет или семьдесят — разница огромная, — засмеялась матушка. — Старичкам, вроде тебя, молодых женщин подавай, а таким, как Ванюшка, опытная женщина нужна.
— Чего это я старичок? — возмутился отец.
— Глупый, я ведь это любя… Просто, беспокоилась — не попал бы сынок в чьи-то лапы. Охомутали бы Ваню в Череповце, под венец привели.
— Так вишь, его и так там охомутали, — с досадой ответил отец. — Рановато парень жениться решил, рановато. Писали мне, что барышня славная, миленькая, скромненькая, из хорошего рода, но сама понимаешь — не пара она Ивану.
— Понимаю, не понимаю, а что толку? Сердцу-то не прикажешь. Вон, на Лидочку никакого внимания не обратил. Зря девушку нанимали.
— Обратить-то положим, он обратил, — проворчал батюшка, — только в руках себя научился держать. Не то, что в прежнее время.
Так, любопытно? И что там в прежнее время я, то есть, Иван Чернавский вытворял? Ну же, досказывайте.
— Сам же говорил, что Ваниной вины нет, что Надька, мол, сама к нему в постель залезла, — сказала матушка со смешком. — А парень у нас дурак бы был, ежели бы отказался.
— Я и сейчас это скажу. Надька и ко мне бы залезла, если бы тебя рядом не было.
— Что⁈
— Оленька, так я же тебе говорил, — принялся оправдываться отец. — У той горничной одно на уме и было — забеременеть от хозяина, отступные хорошие получить, приданое, чтобы потом как сыр в масле кататься. Я сразу сказал — гнать ее надо, в три шеи. И рекомендации не стоило давать, пусть бы помаялась. А с рекомендациями, да еще от жены вице-губернатора, работу найти не трудно.
Ни хрена себе!
