хранить.
Сложил я, поволокся. В доме — тишина. Стою с коробом как дурак посреди гостиной. Слышу, вроде в нашей стороне бу-бу-бу.
А женщины все у нас спальне сидят, вокруг Серафимы. Маман, кажись, переварила немного и дипломатически Симу уговаривает:
— Посуду, скатерти да отрезы ты не раздаривай. Новый дом будете ставить — вот уже и задел на хозяйство.
— А чайников мне столько зачем?
Маман подумала:
— Ну, чайнички можно и подарить. Отца уважь, ему приятно будет.
— И пояс с кинжалом! — сказал я, стоя в дверях спальни. — Маман, так серебро куда тащить?
Она шустро вскочила:
— Пошли, в темнушку столкаем до времени.
Сложились, возвращаюсь в мастерскую — а тут Серафима моя с Мартой, деловые. Выложили из нарядных коробок сладости на большие противни, и теперь заново в коробочки собирают, только уже впересортицу.
— Это чего?
— Всем гостинцы, — подняла бровки Сима. — Поедете сейчас, сразу и завезёте.
— А маленький с кем?
— С Лизой пока. Я сейчас закончу да туда пойду.
Ну, понятно, маленько-то двигаться и в общей суете участвовать ей тоже хочется.
— Ты вот что. Одну коробочку про запас сделай, презентом. В земскую управу возьму. Поди, Панкратьич не откажется семейство порадовать.
К моменту выезда в «Победу» загрузили четыре одинаковых набора, в каждом из которых лежали: кинжал с поясом, серебряный чайник, большой узорный шёлковый платок, пара ярких остроносых женских тапочек, шкатулочка с украшениями и коробочка со сластями. И отдельно — пакет для земской управы. Взятки-то, понятно, давно и строго запрещены, но коли хочешь быстро и хорошо вопрос решить — иди с подарком, это и козе понятно.
Нарядился опять парадно, для лучшего впечатления. Сели с батей и Хагеном в «Победу», понеслись.
— Первым делом куда?
— В канцелярию надо. Нам отметиться. Да на Хагена, наверное, дело заводить придётся.
— Дело? — слегка встревожился дойч.
— Ну да, личное.
— А-а! А я уж подумал…
И РУССКИЕ
В канцелярии было обычно немноголюдно, в знакомом кабинете — пусто от посетителей. Барышни узнали, заулыбались:
— Здравствуйте-здравствуйте! С Сирии?
— Оттуда.
— Коршунов же, да? А товарищ ваш, что-то не припомню его.
— Это человек у нас новый, временный российский подданный, ограниченно дееспособный, но состоящий на воинской службе, при мне. Не знаю, как у вас это числится. Вот, явились доложиться.
Рыженькая канцеляристка приняла мои бумаги со всеми выписками из рэксовской канцелярии, удивлённо приоткрыв рот:
— Слышала про такие случаи, но у нас в первый раз. Смотри, Маш, — она перебрала выписки-справки, показала своей товарке одну.
— Ого. В связи со спасением, согласно международной… переведён под опеку! Надо же, — она стрельнула глазом на Хагена, хихикнула: — А какой славненький немчик! Что, прям от смерти спасли, да?
— Так уж вышло, — я слегка пожал плечами.
Хаген стоял с совершенно невозмутимой рожей. Девчонки перешёптывались и бросали на него любопытные взгляды. Естественно, слегка приложив усилия вполне можно было разобрать, как они обсуждают Хагеновские стати за конторкой.
Я тоже скроил суровую мину, лишь бы не заржать.
Заполнили всё по порядку, моё откомандирование на учёбу где надо вписали.
— Ну, всё, — рыженькая шлёпнула на верхнюю столешницу конторки раскрытый журнал: — Илья Алексеевич, вот здесь распишитесь… м-гм. И немцу своему скажите, пусть напротив своей фамилии подпись поставит.
— Благодарю вас, — неожиданно сказал Хаген на чистейшем русском, принимая у меня ручку, — я понял.
Как они обе покраснели…
Расписались мы, пошли на улицу, ржём.
К Виталию в почтамт приехали в весёлом расположении духа. Зашли втроём (Хаген за мной, как оруженосец). Новости сообщили, задарили подарок, обсказали ситуацию.
— Единственно, — с сомнением потёр подбородок батя, — сможет ли он остальных уговорить. Шестеро же их в управе?
— Так он два месяца уж как выбран председателем! Проблем не предвижу, — уверил нас Виталий и снял телефонную трубку и набрал нужный номер, дождался ответа: — Алло? Савва Панкратьевич, дорогой! День добрый!.. Да… Да… Всенепременно!.. Послушай, друг мой, я к тебе по делу… Да… Тут меня порадовали посещением родственники, тесть с шурином… Да ты что⁈ Уже слышал?.. Вот-вот… Так мы бы к тебе заехали, дружище, если ты не занят?.. А… Отлично! Через полчаса будем.
Виталий мягко положил трубку и сообщил нам то, что мы и так уже слышали:
— Через полчаса ждёт. Осведомлён уже о твоём дворянстве, жаждет услышать историю про спасение Великого князя из первых рук.
— Жаждет — расскажем. Лишь бы с землёй помог решить.
— Думаю, поможет. Давайте-ка к Олегу заедем, тортик к чаю возьмём, что ли. Время есть.
— А заодно ему и подарочек передадим!
В земскую управу мы явились с тортом, имея на прицепе Хагена, который уже слегка утомился от того, что везде его рассматривают как диковинную зверюшку, но ради благого дела был готов терпеть.
Савва Панкратьич, лет тридцати пяти мужчина (с бакенбардами, чтоб выглядеть старше и солиднее) встретил нас радушно, подарки принял с трудно сдерживаемым прицокиванием — особенно когда узнал, что сии вещицы были лично Великим князем презентованы. Начал прикидывать, как пояс с кинжалом над столом половчее на стенку повесить — так-то не поносишь его постоянно, а хвастаться хочется каждый день.
Палантин для жены и сладости поскорее припрятал в выдвижной ящичек, бегло просмотрел распоряжение о выделении земли и попросил прислугу накрыть стол для чая в комнате отдыха — мы ж с тортом.
За столом (естественно, послушав историй про мои похождения) он, слегка помявшись, начал:
— Илья Алексеевич, видите ли, зе́мли в непосредственной близости от города специальными приказами расписаны… Если только в сторону Иннокентьевской слободы, но болотистые места там, зато станция сортировочная рядом.
