ГЛАВА 16
На улице послышался шум приближающегося мотоцикла.
«По нашу душу вороны прилетели… А что, мотоцикл — это есть гуд!» — Подумал я, приникая к щели в двери.
«Представитель мелкобуржуазной прослойки» выскочил на двор и пинками погнал пресловутого Семена открывать ворота.
«Ой-ей-ей!» — только и подумал я, когда на двор въехал мотоцикл с тремя гордо восседающими на нем вояками, поблескивающими бляхами фельджандармерии. Насколько я помнил, эти типы были чем-то вроде нашего ОМОНа — въедливыми и грубыми служаками. Только если наши «правоохранители» возникшие проблемы решали с помощью армейских ботинок сорок последнего размера, то эти не скромничали, стреляя в каждого, кто им не нравился. Из прочитанного я помнил также, что полевая жандармерия начала «профилактические» расстрелы практически сразу после начала войны, когда и партизан-то еще в помине не было. Эти в сарай не полезут, куркуля, скорее всего, пошлют.
Согласно своему первоначальному замыслу я планировал спрятаться над дверью, но приходилось играть на чистой импровизации.
— Так, план меняется! Я выйду первым, ты, лейтенант, валишь этого борова, а ты, пехота, вылетай вслед за мной. Можешь никого не обижать, но отвлеки их. Лады? — В спешке я забыл обо всей вежливости.
Когда заскрипел засов двери, я стоял примерно в метре от выхода, всем своим видом демонстрируя смирение и готовность к сотрудничеству.
Как я и думал, первым в проем заглянул «радушный» хозяин:
— А ну! Вылазь, сволота.
— А? Что?
— Вылазь, говорю!
— Да-да, конечно…
Что происходит внутри сарая, этот гад видеть не мог, так как яркое солнце, уже сильно склонившееся к западу, светило аккурат ему в глаза.
— Вы поесть принесли?
— Ща тебя покормят, убогий! А ну вылазь, кому сказал.
Потирая правую щеку, я выбрался на улицу. Немцы стояли равнобедренным треугольником, основанием которого служил сарай. Продолжая изображать студента консерватории, заблудившегося в славном городе Люберцы году этак в восемьдесят шестом, я сделал пару неуверенных шагов по направлению к воротам.
— Ком, ком, — подбодрил меня низкорослый унтер, стоявший слева от меня.
«Так, у всех троих — автоматы. Ну да, это же жандармерия, им положено. Ух ты!» — Это я заметил, что у немца, стоявшего точно напротив сарая, на плече висит «ППД».
У меня за спиной раздались вопли куркуля:
— А ну следующий вылазь! — орал он как потерпевший, вглядываясь в полумрак сарая.
И тут я оступился. Точнее, так показалось немцам. На самом деле я, хитро подвернув стопу, начал «падать» в направлении того фрица, что стоял прямо передо мной. При правильном исполнении этого трюка у жертвы должно создаться впечатление, что я упаду плашмя. Вполне естественно, что фриц сопроводил предполагаемую траекторию моего падения стволом автомата.
Я же, оттолкнувшись ногами и сгруппировавшись в воздухе, сделал длинный кувырок и, крикнув «Бей!», оказался слева и чуть позади немца. Вставая, я развернулся. Моя правая ладонь подбила локоть одноименной руки противника, еще больше направляя ствол пистолета-пулемета в землю, а левая, в которой была зажата деревянная «заноза», совершила рубящее движение сверху вниз. Березовый «кинжал» вошел в основание шеи фашиста сантиметров на пять, не меньше.
Из сарая раздался воющий крик куркуля и сдвоенный выстрел гладкостволки.
Двое немцев оказались в положении буриданова осла. Провожая меня взглядами (и стволами), они невольно отвлеклись от сарая, но вбитая войной привычка реагировать на стрельбу сработала против них. Когда «кулацкий недобиток», получив ножом в пах, саданул от боли из обоих стволов куда-то в полумрак сарая, оба фельджандарма присели и повернулись в сторону хорошо знакомой угрозы. Это позволило мне сдернуть «ППД» с плеча «моего» клиента и, упершись ему в спину, толкнуть дергающуюся тушку на того из немцев, что стоял справа от входа. Уж что-что, а толкать я умею. По странному стечению обстоятельств в зале, где я иногда провожу вечера, физически развивая подрастающее поколение, я — самый легкий. А когда три раза в неделю кидаешь и толкаешь молодых людей, превосходящих тебя массой килограммов на двадцать — двадцать пять, это весьма способствует выработке правильной техники. Немец пролетел два метра и обрушился на своего еще невредимого сослуживца. Пока они барахтались на земле, я успел передернуть затвор «Дегтярева», проверяя, заряжен ли автомат, и короткой очередью срезать последнего стоящего на ногах фрица.
Из двери, подобно маленькому самуму, вылетел пехотный сержант — как раз вовремя, чтобы увидеть, как я, вскинув к плечу «ППД», двумя короткими очередями довершаю разгром противника.
Осознав, что пока мне помощь не требуется, он развернулся и врезал палкой по затылку стоящему на коленях «кулаку». Воющие причитания стихли, и вражина повалился ничком.
— Товарищи бойцы, выходите… — крикнул я в сторону сарая.
Тут мой взгляд упал на молодого парня, пытающегося спрятаться за поленницей, что стояла в глубине двора. Проанализировав ситуацию, я понял, кто это:
— Семен, куда это ты собрался?
Парень замер и скосил глаза в мою сторону.
— Иди-ка, мой сладкий, сюда, — ласково-угрожающе позвал я его.
Из сарая показались окруженцы, несущие на руках лейтенанта-гэбэшника.
— Бойцы, сажайте товарища лейтенанта в коляску. Сержант, да брось ты палку-то! Вон автомат лежит.
Пехотинец быстро бросил бесполезный уже кол и метнулся к застреленному мной немцу. Я же принялся освобождать тела «сладкой парочки» от оружия, амуниции и документов. Пока я, сидя на корточках, обшаривал карманы жандармов, сержант вооружился и подошел ко мне.
— Товарищ… — он замялся.
— Старший лейтенант госбезопасности, — помог я ему.
Брови у сержанта взлетели вверх, а рот слегка приоткрылся.
— Тов-варищ старший лейтенант…
— Потом, сержант, потом. Пока давайте быстро к воротам — и покараульте там. А то, не ровен час, еще немцы на стрельбу подтянутся. Да, и приклад у автомата откиньте — так стрелять удобнее. — И я показал, где нужно нажать, чтобы совершить требуемое действие.
Увидев, что бойцы уже усадили лейтенанта в коляску, я подозвал их к себе.
— Так, вот оружие для вас, — сказал я, протягивая немецкий пистолет-пулемет тому, у которого была обожжена шея. — И давайте вместе с этим кулацким подручным, — я кивнул в сторону Семена, молча стоявшего чуть в стороне, — за продуктами. Тащите все, что найдете.
— А мне оружие дадите? — спросил тот, что с подбитым глазом.
— У хозяина нашего «гостеприимного» двустволку возьмите. Патроны — в карманах, скорее всего. Как возьмете — идите на помощь к товарищу сержанту. Ясно?
— Да! Разрешите выполнять?
— Выполняйте.
Мне хотелось, конечно, покопаться в барахле загадочного куркуля, но времени было мало, а проблем — много. Поэтому я не поддался жажде наживы, а пошел пообщаться с «коллегой». Тот сидел в коляске и вид имел крайне бледный.
— Ну что, товарищ лейтенант, как самочувствие?
— Гад этот по голове врезал. Кулаком. Блевать хочу — сил нет.
— Ну, так блюйте себе на здоровье. Только постарайтесь коляску не запачкать, — миролюбиво сказал я, протягивая ему кобуру с «тридцать восьмым» «вальтером», снятую мной с тела одного из немцев.
Лейтенант вцепился в кобуру, как утопающий в веревку с берега. Потом поднял на меня глаза:
— А вы кто на самом деле, товарищ Василий?
— Боюсь, что на рассказ об этом у нас совершенно нет времени, лейтенант… — сказал я и пошел к дому, из которого как раз выходили, волоча объемистые мешки, «паленый» и Семен.
— Там еще чего осталось? — спросил я у «паленого».
— Да, еще один мешок собрали. В горнице на столе стоит.
Я повернулся к Семену:
— Ну а ты, подкулачник («и откуда только слово это вспомнилось»), жить хочешь?
— Та, дядьку.
— Куда хозяин твой оружие, что у военных забрал, дел?
— Леворверт у сенцах на палице лежит. А винтари он у дровах заховал.
Я повернулся к «паленому»:
— Найдите стволы — пригодятся.
Войдя в сени, я действительно обнаружил на полке кобуру с «ТТ». Там же я нашел большую деревянную шкатулку, в которой лежали «мои» часы и небольшая пачка советских купюр, напомнивших мне своими гигантскими размерами салфетки «клинекс». Забрав все это с собой, я заскочил в горницу. Схватив со стола мешок, я уж было собирался покинуть негостеприимный дом, но заметил большую бутыль, стоявшую в шкафчике. Действуя по принципу «Нам теперь все гоже!», я открыл шкафчик и свернул с бутылки пробку. Керосин! Первой мыслью было шваркнуть бутылку об пол да и запалить хату, но осторожность взяла верх. Немцы могли не обратить внимания на стрельбу, длившуюся буквально пару десятков секунд, а вот на ни с того ни с сего загоревшуюся хату, скорее всего, отреагируют.
