class="p1">— Ты чего? Тебе плохо? — спросила Женя, поправляя юбку.
— Евгения, ты постой и послушай, — сказал я, но меня тут же раскусили. — И… ну не плачь… я же ещё ничего не сказал.
— А я…, — всхлипнула Женя. — Держусь, держусь.
— Евгения, думаю, ты понимаешь, что советский, без пяти минут офицер, встаёт на колено только перед Родиной, флагом и любимой женщиной. Поэтому, у меня есть к тебе предложение. Уверен, такого тебе еще никто не делал, — сказал я, доставая из кармана маленькую бордовую коробочку и открывая её перед Женей. — Выходи за меня замуж!
В ту же секунду она разрыдалась и бросилась ко мне, целуя и крепко обнимая.
— Конечно, дорогой. Согласна! — прокричала она, сваливая меня на пол. — И ты купил мне золотые «Поцелуйчики»? Это так мило.
Остаток вечера мы провели, перемещаясь из кухни в ванную, в спальню и обратно на кухню. Само собой, не только занимаясь ходьбой, но и другой кардионагрузкой.
И, похоже, не найдя любовь в прошлой жизни, я смог найти её в этой. Судьба? Пускай будет судьба!
На волне такого духоподъёмного события, полёты на следующий день ждал с нетерпением. Тем более, что это будет выполнение наведения на воздушную цель.
— Гранит, 880й в первой зоне 5000 занял, к наведению готов, — доложил я, подходя к центру пилотажной зоны.
На этом же канале был и мой напарник Костя, который занимал сейчас зону номер 3.
— Гранит, 883й в третей на 4000, к наведению готов, — молодцевато заявил Бардин.
— 883й, вам курс 140, 4500, — дал ему команду офицер боевого управления. — 880й, курс 320, 5000.
Ручку управления переложил влево, занимая нужный курс. Сейчас мы выполняем наведение в переднюю полусферу. Первым атакует Костя, затем он же, но только в заднюю полусферу.
— Что за ерунда? Опять на солнце вывел, — негодовал в задней кабине Швабрин.
Опустив светофильтр на шлеме, мне стало более комфортно. Пускай шлем и не новый, но смотреть через фильтр на приборы было вполне комфортно.
— Наводит перехватчик со стороны солнца. Всё как полагается, — сказал я Фёдоровичу.
— Можно было бы и как-то сбоку его оставить, — продолжил ворчать он.
В эфире продолжалось наведение. Костян уже и скорость увеличил, и высоту нужную занял. Вот-вот его можно будет визуально наблюдать.
— 883й, цель по курсу, дальность 30, выше 500, — информировал ОБУшник.
— 883й, цель вижу, разрешите работу?
— 883й, работу разрешаю, после работы выход, вправо.
Перехватчик приближался к нам всё быстрее.
— 883й, до цели 10.
— Гранит, 883й, пуск первой, — доложил Костян. — Пуск два, выход вправо, оружие выключил.
Его самолёт находился под нами, и выходил сейчас нам в заднюю полусферу, чтобы продолжать наведение.
— 880й, скорость 700, 5000 сохраняйте, — дал мне команду ОБУшник.
— Гранит, 814й разрешите с курсом 360, — не выдержал влияния солнечного света Швабрин.
— 814й, курс 320 сохраняйте.
— Жлоб! — воскликнул по внутренней связи Фёдорович.
А Костян тем временем продолжал догонять нас. Только в зеркале я видел, что он явно находится с нами практически на одной высоте. Не к добру это.
— 883й, цель вижу, разрешите работу.
— 883й, до цели 5, выход вправо.
— Понял. 883й, пуск первой.
Проходит несколько секунд, а доклада о втором пуске, я не услышал. Костян продолжает носиться за мной, пытаясь полезть под самый хвост, но я постоянно увеличиваю скорость.
— Ты чего обороты добавляешь? — спросил Швабрин.
— Костя чего-то жмётся ко мне.
— Сдурел со всем, — сказал Фёдорович. — 883й, работу закончил?
Но в ответ тишина. И Костиного самолёта теперь не видно сзади.
Швабрин продолжал запрашивать Бардина, пока я резко выполнил разворот с набором высоты, бросая взгляд вниз.
Самолёт Бардина потихоньку снижался, нервно покачивая крылом. Однако, скорость особо не терял. Чего он молчит? Если какой отказ, так сказал бы.
— Гранит, 883й, выключение двигателя в полёте. Запуск не проходит.
Начались подсказки в эфир, но время идёт, высота падает. Швабрин всё это слушает и слушает, но молчит.
— Может им сказать, что пока скорость не будет 800 км/ч, двигатель не запустится? — спросил я.
— Вот и я про тоже.
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем Костян всё же доложил в эфир.
— 883й, двигатель запущен. Обороты норма. Готов продолжить…
— Гранит, 814й, заканчиваем задание. Курс на точку, — вышел в эфир Швабрин, но голос его был недовольный.
Я не торопился что-то спрашивать у Фёдоровича. Ему бы нужно остыть немного. Как мне кажется, после посадки у него будет серьёзный разговор с Костяном.
— И ничего не спросишь, Серый? — запросил меня Швабрин, когда мы снижались в направлении аэродрома.
— Что так разочаровало вас? В вашем голосе я услышал недовольство.
— Слишком кто-то в свои силы уверовал. Рано ещё таким заниматься. Надеюсь, он меня услышит, когда я с ним буду разговаривать.
Кажется, Фёдорович считает, что Костян сознательно мог выключить двигатель. Знаю, что у испытателей есть такие полётные задания на выключение и запуск двигателя в полёте. Но то опытные лётчики. Нам пока такими вещами рано заниматься.
После посадки и заруливания, Федорович сказал мне, чтобы я шёл в наш кабинет и позвал с собой Костю.
Пока я снимал с себя противоперегрузочный костюм и остальные элементы обмундирования, ко мне со всех ног бежал Костя. Его ЗШ-3 перемещался из стороны в сторону, а хлястики взмывали в вверх, словно уши у спаниеля. Да и улыбка такая же, будто он за мячиком бежит.
— Родя, ты видел, как я вывел? Нормально ведь вышло? — спросил он, подбегая ко мне.
— Конечно, видел. Что случилось? Двигатель встал?
— Ну как встал, — поёжился Бардин. — Короче, я попробовал выключение, и запуск двигателя в полёте. Испытатели такое постоянно…
Договорить я ему не дал. Схватил за лямку подвесной системы и притянул к себе. Такого не ожидал услышать от своего друга.
— С ума сошёл? Чего творишь, Костян? — зарычал я на него.
— Родя, пусти, — попытался отбиться этот ас от меня. — Чего началось?
— Мы думали, что у тебя реальный отказ. Оказывается, ты себя героем почувствовал? Зачем эти выкрутасы?
— Пусти, сказал! — крикнул Костя. — Тебя забыл спросить, что мне делать! Сам-то
