Андрей Саргаев - НИКОЛАЙ НЕГОДНИК

Из записок Николая Шмелева.

"Честно скажу - умирать мне не понравилось. Не то чтобы больно, а неприятно. И последней мыслью было не что-то возвышенное, как полагается при героической гибели, а сожаление, что так и не успел пообедать. И еще обида на дырку в животе. Как бы я с таким видом на пиру перед гостями показался? Стыд, да и только. Тем более к вечеру обещалось быть Славельское посольство с чрезвычайными полномочиями, а тут кинжал в брюхе. Нехорошо, урон престижу княжества перед послами. Они-то сами блюдут, да. Предпочтут сесть на кол (это нормально в здешнем обществе), чем кушать на официальном приеме деревянными ложками. Страшная и странная штука - политика.

Но это я отвлекся. А собирался объяснить, как же живой остался после того, как умер. То есть не умер, а убили меня. Нет, сначала убили, и только потом умер. Тьфу, сам запутался. Впрочем, это не столь важно.

Получив предательский удар, пробивший печень, я сразу, минуя промежуточные стадии в виде светящихся труб, оказался в скромном офисе, где за старомодным столом с зеленым сукном и малахитовым чернильным прибором сидел грустный дядька средних лет неопределенной национальности. Белых одежд на нем не было, и, вопреки расхожему мнению, чесноком не пахло. Напротив, благоухало благородным "Фаренгейтом", и только слегка потертый светлый костюм от фабрики "Восход" немного выбивался из общего стиля. Постараюсь дословно воспроизвести все разговоры на том свете, благо на память больше не жалуюсь.

- Слушаю вас внимательно, молодой человек.

- Нет, это я вас слушаю, - отвечаю как можно вежливее.

- Ах, да, новенький… Что же отчетность портите, юноша?

Юноша? Сомнительный комплимент. Он что, слепой?

- Простите, какую отчетность?

- Да вот эту, - чиновник похлопал ладонью по лежащему на столе пухлому фолианту. - Здесь все точно записано. Вы в каком году изволили родиться?

- Э-э-э…

- Вот именно! А почему тогда умираете на восемь с лишним веков раньше предназначенного? Что за самоуправство? Так не положено.

Я почувствовал себя неуютно и стал оправдываться:

- Извините, случайно получилось. Дело в том, что меня только что зарезали.

- Это ваши проблемы, и знать про них ничего не хочу, - упорствовал дядька. - Будьте добры умереть, как полагается приличному человеку. Возвращайтесь обратно и не смейте морочить мне голову. Вы весь баланс за второе тысячелетие испоганите. А как душу на довольствие ставить? Где фонды? Об этом хоть подумали, прежде чем под нож соваться?

- И что теперь делать?

- Ну, я же сказал - отправляйтесь домой и ждите. Не беспокойтесь, в назначенный срок вызовут, - чиновник сбавил обороты и объяснял более терпеливо. - А еще лучше, подождите немного - свяжусь со специалистами из технического отдела. Пусть поставят блокировку. Ваше дело молодое, воюете постоянно, еще не хватало каждый раз туда-сюда мотаться. А так полежите чуток, и опять как огурчик. Устраивает?

- Как Дункан Маклауд?

Дядька помрачнел:

- Только спецам про него не ляпните. Опытный образец, сбежал несколько веков назад, до сих пор поймать не могут. Обидятся, ей-богу. А оно вам надо?

- Понял, буду молчать.

Тут же, буквально часа через два, действительно подошли два парня в белых халатах и увели за собой. От обоих явственно попахивало спиртом. Тот, что постарше, с лихо закрученными рыжими усами, заметил принюхивание и спросил напрямую:

- Ты как насчет…

- Всегда! - честно ответил я.

Разговор продолжился прямо в лаборатории, причем, насколько помню, чуточку затянулся. Ненадолго - на день или два. Все же кусок канифоли не самая лучшая закуска. Наконец собравшиеся с силами специалисты усадили меня в кресло и с ног до головы опутали проводами. Один из спецов, кажется, Израил, если не путаю, сел перед огромным пультом со множеством кнопок и клавиш, став похожим на пианиста в филармонии.

- Коля, тебе кости укрепить?

- Не знаю.

- Ладно, пусть будет. Сейчас мы из тебя настоящую Мэри Сью сделаем!

- Эй, - забеспокоился я и принялся срывать с себя присоски. - Бабой быть не хочу.

- Это так образно говорится. Сядь на место!

- И все же…

- Да ладно, не бойся, все хорошо будет. Мы же из хранителей сюда разжалованы, плохого не посоветуем.

Действительно, процедуры прошли гладко, не отразившись на внешнем и, по некоторому размышлению, внутреннем облике. Успех закрепили легким обмытием. И еще раз. И еще. Неизвестно, сколько бы продолжались наши посиделки, если бы Израил случайно не взглянул на монитор стоящего на столе компа.

- Коля, а как у вас там хоронят, закапывают или кремируют?

- Кого как, а тебе зачем?

- Мне ни к чему, а вот тебя уже отпевать заканчивают. И певчие, кстати, фальшивят на верхних нотах.

- Вах, Изя, да? Не отвлекай человека, ему пора.

Мы крепко пожали друг другу руки, и я очутился в тесном гробу. Подушка какая-то колючая… А певчие да, и правда фальшивят."

Над городом плыл колокольный звон, торжественный и грустный одновременно. У церкви Перуна-пророка собрался народ, но внутрь почти никто не попал - не хватило места. Стоявшие в оцеплении воины сдерживали толпу, пытающуюся пробиться для прощания с князем, и сдержанно, подобающе моменту, переругивались с самыми настырными.

- Куды прешь, идолище толстомясое, мать твоя кобыла! - суровый, со шрамами на лице, десятник ткнул тупым концом копья в выпирающее брюхо славельского купца, приехавшего в составе посольства, но, по случаю малого чина, на отпевание не допущенного. - Сейчас закончится, и всех допустят.

- А можа пройду, а? - не отставал гость. - А я отблагодарю.

- Чем?

- Вот, - в руке просителя блеснула монета.

- Другое дело! - десятник посторонился, и купчина протиснулся между воинами. Серебряный крестовик незаметно поменял хозяина. - Добро пожаловать, ваше степенство!

Вслед за этими словами в купеческое ухо влетел кулак в тяжелой кольчужной рукавице. Гость коротко ойкнул и повалился носом в пыль.

- За что ты его так, дядя Фрол? - удивился кто-то из толпы. - Ить денежку-то взял.

- И чо? Теперь приказ выполнять не надобно, а? Да за такие слова…

Спрашивающий в испуге отшатнулся и спрятался за чужие спины, а десятника потянул за рукав один из подчиненных: