одной царапины, ни одного вывиха или там растяжения. А был бы трезвый, точно сломал бы себе чего-нибудь…
— Давай ещё по одной и поехали, — предложил Толик, — нам до Лядов пилить и пилить, а стадо ждать не будет.
Я отказался от третьей порции, а эти двое вымахнули по целому стакану. После этого мы загрузились во внутренности зелёного УАЗика, а я между делом спросил у Толи:
— А ничего, что ты пьяный рулить будешь?
— Ничего, — заверил тот меня, — у нас по трезвянке почти никто и не ездит.
И он лихо развернулся на нашей поляне, а затем мы попрыгали по варнаковским колдобинам и ухабам навстречу восходящему солнцу, к каким-то неведомым Лядам.
— И раздавалось на суку чирик-пи..дык-ху..к-куку, — таким незамысловатым стихотворением Аскольд сопроводил наш отъезд.
Бой быков, продолжение банкета
Ехали мы и правда довольно долго, мимо пронеслись населённые пункты «Полосатое», «Горбачёвка» и «Андроповка». Я ещё подумал — может и Ельцино тут где-то притаилось, но нет, вместо него последней точкой нашего путешествия стали те самые Ляды. Они оказались не простые, а Большие, так что если сократить первое слово, сами догадаетесь, как это будет звучать.
— Ещё пара килОмеров, — сказал водитель, — и мы на месте… да вон уже их видно, коров наших, — и он показал пальцем, куда смотреть.
— Слушай, — вспомнил я вчерашнее, — а что за Вася Синий у вас такой?
Шофёр убрал ухмылку с лица и ответил:
— Серьёзный человек, я бы с ним ссориться не стал.
— А он чего, и весь остальной колхоз так же крышует? — решил я уже выяснить всё до конца.
— Много будешь знать, плохо будешь спать, — ответил мне он поговоркой, а затем затормозил и крикнул пастуху, стоявшему около стада, — Игнатьич, принимай подпасков.
Игнатьич, мужчина средних лет, обутый в кирзовые сапоги и олимпийку с грязным воротом, прищурился на нас двоих и сказал:
— Тебя не знаю, — показал он на меня, — а ты вроде в прошлом году здесь был.
— Ага, — не стал отпираться Аскольд, — меня Вульфом зовут, а его Камаком.
— Ну пошли на пастбище, — уныло продолжил тот, — кнут у меня ещё один только, делите между собой.
Председательский УАЗик развернулся и упрыгал по кочкам к Андроповке, а пастух тем временем провёл с нами короткий, но энергичный инструктаж.
— Значит так, городские, — так он начал, — вот стадо, вон пастбище, гоним туда коров, в обед возвращаемся сюда, еду привезут. И помните, блять, что каждая корова стоит не меньше 300 рублей, а есть и по 400. Если вечером недосчитаемся кого, то эти деньги из зарплаты вычтут. Вот ты, Камак, сколько там в городе получаешь?
— 130, — хмуро ответил я.
— Значит три месяца будешь бесплатно работать, если что.
— Стоп-стоп, — вмешался я, — мы так не договаривались. Полную материальную ответственность только кассиры несут, да и то после того, как бумаги подпишут — а мы ничё не подписывали.
— Да шутит он так, — толкнул меня в бок Аскольд, — тут все шутят.
Пастух заржал и сказал :
— А ты и повёлся! Ничё с вас не вычтут, но коров надо по головам сдать столько же, сколько с утра получили. Иначе говна не оберёшься. Как кнутом щёлкать, знаете?
— Берёшь в руки и щёлкаешь, чего тут знать-то, — отозвался я.
— Ну давай, попробуй, — и он сунул мне в руки свой хитрый кнут, у него верёвка была не привязана к рукоятке, а являлась продолжением её.
Я поводил им туда-сюда и сделал замах… вышел какой-то пшик, а щелчок.
— Я так и думал, что ни хрена вы не умеете, — ответил Игнатьич, — смотри, как надо.
И он плавно взмахнул своим кнутом, сделав на нём петлю — щелчок получился на диво громким, коровы в радиусе 20 метров вздрогнули и отшатнулись.
— Класс, — восхитился я, — ничего, мы тоже научимся. А ещё кнутом раньше пороли, говорят...
— Да, было такое, — подтвердил пастух, — мой дед рассказывал, что в двадцатые годы ещё кое-кого пороли, бывало, что и до смерти. Однако пошли уже, солнце высоко.
И мы взяли стадо в полукруг и погнали его куда-то вдаль, к чахлым перелескам на горизонте. Вы никогда не пасли скот, граждане? По глазам вижу, что нет… тогда я открою вам маленький секрет — ничего в этом деле сложного нет, но утомительного и занудного море. Коровы же людей боятся, как я не знаю кто кого… ну как водители гаишников в воскресенье утром. Если приближаешься к ним ближе, чем на пару метров, они начинают пугливо пятиться и чуть ли не отпрыгивают в сторону. Не, бывают, конечно, и исключения, как говорят бывалые товарищи, но я с такими не встречался. Быки — те да, к ним особый подход нужен, но у нас в стаде, слава те господи, таких не значилось.
И вот так вот и гоняешь это стадо часами ленивыми щелчками кнута, сопровождая энергичными возгласами типа «Куда, блясуканах, а ну назад!». И глаз-да-глаз нужен, если кто-то вдруг побредёт не туда, куда все, такие индивидуумы в стаде всегда встречаются — этих блудных тёлок надо догонять и возвращать на место. И не задерживаться с этим, а то ведь набегаешься, если пропустишь момент отделения.
Таким вот примерно образом мы и доковыляли до берёзового перелеска, а тут Аскольду вдруг в голову что-то ударило.
— Во, грибов пойду нарву, — сказал он, стягивая с себя жёлтую майку, — сюда вот и положу их.
И он скрылся в леске…
— Чего это он? — спросил меня Игнатьич.
— Грибы пошёл искать, — честно ответил я.
— Грибов-то сейчас почти нет. А коров кто пасти будет?
— Да мы с тобой и будем, — вздохнул я, — а он скоро вернётся, зуб даю.
Развернули стадо обратно, Игнатьич посмотрел на часы и сказал:
— Как раз к обеду к дороге подоспеем.
А тут и Аскольд вылез из леса, в руке у него была майка, полная подосиновиков, насколько я успел заметить.
— Вечером пожарим с картошкой, — потряс он добычей в воздухе, а потом забрал у меня кнут и лихо начал гонять бедных животных.
— Чёт
