но всё ещё приятно звучал. — Там, в Ишиме, на базе…
— А я бы дома проектировал, — мечтательно сказал Сашка Терехов. — Я на чертёжника-конструктора учился. Лучшим на курсе был!
— Я вот агроном, — скромно сказал Коля Кабанов. — С детства нравилось в земле копаться. Я, между прочим, у нас, в Лаишево, сам дерево вырастил!
— Надо же, — удивился лётчик Головашин. — И я агроном. Я горох садил на грядке.
— Я — товаровед, — гордо сказал Дима Суворов. — В деревне в лавке работал. Люблю, когда порядок в кассе и весь товар на месте.
— Николай Михалыч, — окликнули полковника Шарова. — А ты кто по профессии?
— Слесарь, — сухо ответил он. — В Петрограде ещё работал на… — и закашлялся.
Подождали, пока приступ кашля прекратится. В последнее время это случалось всё реже. Помолчали. Без воды пересыхало горло и долго говорить не получалось.
— Слушай, Николай, — спросил Гавриил, — а ты сам-то на гражданке кем сейчас был?
— Механиком… — Николай хотел ответить громко, но голос почему-то сорвался, будто от всхлипа, — я бы был автомехаником…
Начальник цеха Закусин сидел, закрыв лицо руками. Перо Степана перестало скрипеть по бумаге и Петрович вздохнул.
— М-да… Получается, ты Новый год отмечать будешь. А он в тюрьме ноги протянет.
Николай отнял ладони от отца и таким зверем посмотрел на майора, что тот отвёл глаза и закурил. Какое-то время сидели молча. Прихлёбывали чай. Даже Анатолий не уходил и просто тихо складывал записи в сумку-планшет.
— Ладно, — сказал вдруг Петрович, раздавив сигарету впепельнице. — Ладно. Ты думаешь, мы тут сопли жуём да сказки слушаем. А инженера я к тебе приводил, помнишь? Теперь наши танки ничем не пробьёшь! Я сам видел, ездил на испытания. И таких, как ты — не один, не два. Я нашёл несколько. Их в психлечебницы отправили, я их оттуда выписал. Тоже рассказывают всё: имена, фамилии, явки-пароли. Знаешь, как их война называется? Вторая мировая!
— И что ты сделаешь с этими именами? Ты же здесь, в Тагиле?
— Я-то здесь, — усмехнулся Петрович, — но руки у нас длинные. И в Вайдене свои люди есть, и в Баварии. Так что я тебе художника приведу, поможешь ему Лютца этого нарисовать и Мохра. Всех, кого вспомнишь. Поглядим за ними, посмотрим. Мы ж теперь не Народный Комиссариат, а цельное Министерство Госбезопасности.
* * *
Новый год отмечали на заводской «Ёлке» в Клубе Металлургов. Его только отстроили: новенькое здание с круглой башенкой и красным флагом было видно со всего района. Мороз в декабре трещал так, что у крыльца курящие не задерживались, делали пару затяжек и забегáли в вестибюль, выпуская туда синий табачный дым.
В зале за столами сидели счастливые советские люди. Они улыбались и хлопали директору, когда тот задвигал речь про перевыполнение плана и поздравил с наступающим новым сорок четвёртым годом. Металлурги передавали друг другу тарелки с салатами и поднимали бокалы с шампанским. Они смеялись. Николай натянул на лицо вежливую улыбку, чтобы не донимали расспросами, но всё равно чувствовал себя среди них чужим. Он проиграл на той войне, он был в плену, он умирал. И все пирожные и заливное на вкус отдавали мутной концлагерной баландой и плесенью.
Среди счастливых улыбчивых лиц Николай вдруг заметил одно серьёзное. Даже грустное. Женщина с короткой стрижкой тёмных волос сидела напротив его по диагонали. Вместо праздничного платья на ней была тёплая синяя водолазка. Николай не мог припомнить, чтобы видел её раньше. А ведь рассаживались за столами по порядку: здесь сидел весь его Автотранспортный цех.
Он заметил, что дама в синем ела очень быстро, будто боялась, что еда вдруг исчезнет. Видно было, что она даже не налегает на сладкое, а жуёт то, чем наешься. Он склонился к учётчице Липе Павловой, которая сидела рядом и кивнул на незнакомку:
— А кто это рядом с Лёшей Кадочниковым? Из какого цеха? Наша, что ли?
Та прожевала холодец, тряся тяжёлыми золотыми серьгами, и пояснила:
— Да это наша крановщица новенькая. Зимина. Вам разве ещё приказ не давали? — она поморщилась, глядя на крановщицу. — Мечет-то как! Как с голодного края… Вот, колхозница. Хоть бы нарядилась, праздник ведь!..
— Да она неделю назад приехала. Неместная, — сказала слева Люба Сайченко. — Не успела, поди, сшить-то. Я слышала, сирота она.
С трудом Николай дождался, когда закончится банкет и оркестр грянет музыку. По нарядному залу, украшенному еловыми ветками с разноцветными шарами и сосульками, закружились в вальсе хохочущие пары. Со всех сторон бухали хлопушки и Николай непроизвольно вздрагивал от этих звуков, которые до боли напоминали выстрелы эсэсовцев на карьере Катценхольц. Вокруг сыпались пёстрые конфетти и бумажные пружинки серпантина, от них адски рябило в глазах.
Он вырвался из душного зала, тяжело дыша и распахивая на груди тёплый серый пиджак. Вышел в вестибюль, отделанный мрамором, прислонился щекой к холодной колонне. Сквозь плотно закрытые двери долетали обрывки музыки, и Николай вдруг краем глаза заметил фигурку, сгорбившуюся на скамейке. Зимина сидела у стеночки в своей синей водолазке и чёрных брюках, низко опустив голову. Видно было, что она тоже чувствует себя здесь не в своей тарелке, но уйти не решается: невежливо.
Николай подошёл к ней, стряхнул с плеча пиджака конфетти, сел рядом и протянул руку:
— Добрый вечер. Нас, кажется, ещё не познакомили? А вы у меня в цехе работаете?
— Здравствуйте, Николай Иваныч, — она крепко пожала руку и улыбнулась, как он, одними губами. — Я крановщицей у вас буду работать. Зимина Ольга.
— Ольга… — негромко повторил он. И задумчиво добавил. — А вы чего не в зале?
— А вы? — в тон ему спросила она.
Они помолчали, слушая, как оркестр заиграл «Танго над городом».
— Вас если на работе обижают, — сказал Николай, — вы обращайтесь сразу ко мне. Решим вопрос.
Ольга усмехнулась:
— А мне вот ещё в отделе кадров сказали вас не обижать. Даже близко не подходить. Сказали: «он такой у нас один. Герой».
Николай смущённо вздохнул. Сокрушённо покачал головой: «кругом одни ангелы-хранители». Отчеканил:
— Даю устный приказ на разрешение подходить близко! — помолчал и спросил: — А вы ведь не местная? Я вас раньше в городе не видел.
— Из Ижевска, — Ольга поёжилась, — тут у вас на Урале намного холоднее…
Николай снял пиджак и набросил ей на плечи. Ольга замерла, уставившись на него. Тихо сказала:
— Спасибо… — немного погодя, добавила: — у вас костюм хороший. К цвету глаз очень подходит.
«Танго» в зале стихло и заиграл «Белый вальс». Николай встал и протянул ей руку:
— Вы сегодня танцуете?
Ольга поднялась, не отводя от него
