— Рад тебя видеть! — крикнул Данила, через не очень широкую реку.
— Собирайся со своими людьми. Нужно перегнать этих лошадей, — неопределенно махнул Андрей рукой, — в Тулу.
— Так переправляйся. Отдохнете. Нормально поговорим. Куда спешить-то?
— Времени мало. За мной может быть хвост. Заберешь коней и уходи. Как можно скорее. А я буду шалить дальше.
— Хвост? Что это?
— Преследователи. Мы с ребятами немного пошумели.
Данила напрягся. Если Андрей боится преследователей, то они явно не пастухи. И их, вероятно, много.
— И передай, — продолжил Андрей, — чтобы мне сюда принесли еще стрел в колчанах да запасы походной еды с овсом для коней. Марфа все знает. Я с ней обговорил это перед отъездом.
— Большой хвост?
— Да бес его знает. Не медли! Чем быстрее ты заберешь коней и уведешь их в Тулу, тем лучше. Они меня просто стреноживают. Хоть убивай и иди дальше.
— И что мне делать с конями в Туле?
— Раздашь нуждающимся. Вместе с отцом Афанасием. Нужно как можно больше воинов вернуть в строй. А то не полк, а посмешище. И не делай такое кислое лицо. Я тебе обещал хорошие доспехи по осени. И ты их получишь. Общее дело ведь делаем.
— Общее, — нехотя произнес Данила.
— И это железо тоже раздай, — кивнул Андрей на скрутки кольчуг, легкие шлемов и прочее, что было приторочено к седлам. — Это мы с супостатов сняли.
— Все любовь простых воинов себе завоевываешь? — хмуро спросил Данила.
— Ты дурак?
— Чего?!
— Какая любовь? Ты на смотре по прошлом годе был. ЭТО разве полк? Даже четверти от полка всадников одвуконь выйти не могло! Стыдоба! Мы — посмешище для Руси. И ладно это. Через эту стыдобу нам поместья постоянно грабят. Понимаешь? Пока полк полностью не сможет выезжать и гонять супостата, тут так и будет — разруха.
— Это не твоя забота!
— А чья?
— Старшин.
— А они, скажешь, заботятся? В кабалу и разорение вводят своих воинов! Это, по-твоему, забота?
— Это честно! Они свое отдают! От себя отрывают!
— Козе в трещину такую честность! Экие благодетели нашлись! Через такую честность вся земля окрест Тулы в разрухе лежит. А они сами через ту честность как зайцы в крепости хоронятся, вместо того, чтобы сотни свои в бой водить!
— Не твоего ума дела!
— Может и не моего, — кивнул Андрей. — Но я поступаю так, как должно поступать по-настоящему честному воину. И либо ты мне в этом помогаешь, либо я сам поведу коней в город.
— Черт! Проклятье! Дурак! Как же ты не понимаешь? Ты этим ничего не добьешься!
— Я уже этим добился! Половина безлошадных смогла выехать на ближнюю службу.
— Да брось! — зло махнул рукой Данила. — Ты ведь в сотники метишь! Так чего со старшинами войну затеял? Примирись с ними!
— Я с ними войны не веду.
— Ха-ха! Очень смешно. А мне дураку показалось, что ты с ними сошелся не на жизнь, а на смерть. Воюешь ты с ними, Андрей, воюешь.
— И с тобой тоже воюю? Ты ведь тоже старшина.
— Я твой родич! А они — нет. Примирись!
— Вот долги воинам своим простят — примирюсь. Так им и передай!
— Но это невозможно!
— Ты поведешь мой табун, взятый на саблю, в Тулу? — спросил Андрей, прекращая бессмысленный спор. — Я и мы все тут, — он обвел рукой своих воинов, — жертвуем товариществу нашему взятое в бою. Откажешь нам в просьбе?
— Проклятье! — прорычал Данила. — Нет! Нет! Не откажу.
Андрей победно улыбнулся. Ведь фактически он поставил Данилу этим вопросом перед выбором. На чьей он стороне будет в этом конфликте.
Если бы он отказался, то остался формально на стороне полковых старшин. Но он согласился, через что явно спозиционировал себя как сторонника Андрея. Даниле очень не хотелось вступать в открытый конфликт с теми, кто много лет держал полк и заправлял в нем всем на фоне сменяющегося калейдоскопа воевод. Но выгоды от сотрудничества с мужем племянницы были вот они и они манили… слишком манили…
Да и вообще — не каждый мог выехать вот так, и почти сразу знатно разжиться трофеями. Он ведь, получается, кошмарил тех, кто кошмарил Тулу. В чистом поле. И тут у любого возникли бы мысли об удачливости и том, на чьей стороне Бог…
Марфа тоже на реку прибежала, сразу как подтвердилось, что это точно ее муж.
— Ты как? — тихо спросила она, когда перебралась на левый берег реки, и муж ее обнял, отведя в сторонку.
— Терпимо. А у тебя как дела? Сын как?
— Предсказуемо. Ест, спит, срет и орет. Все, как и положено малышу.
— А как же деуринизация?
— С этим у него тоже все в полном порядке, — хмыкнула Марфа.
— Дядя не обижал?
— Да куда там, — фыркнула она. — Попытался как-то уму разу поучить. Так я вспылила и нарычала на него. И все. Как бабка отшептала. Только смотрит странно как-то.
— Он тебе новые слухи уже рассказал?
— Нет. Что за слухи?
Андрей вздохнул и начал просвещать свою супругу, лицо которой с каждой услышанной фразы приобретало все более ошарашенный вид.
— Это что же получается?
— Жопа получается. Полная. И она вот-вот надо мной разверзнется.
— Над нами.
— Тебя-то может не тронут.
— Без тебя? — выгнула она бровь. — Может быть я плохо разбираюсь в людях, но то, с какой прытью дядя завладел имуществом отца многое о нем говорит. Без тебя он загонит меня на кухню или прибьет тихо, став опекуном нашего сына. Ведь он наследник вотчины. И будет здесь всем распоряжаться. Так что если мы и пойдем ко дну, то в обнимку.
— Ты боишься его?
— Я боюсь за тебя. За нас.
— Ты не ответила на вопрос.
— Если он позволит себе лишнее, то я убью его. Ножом можно не достать, но яд достанет всегда. Я помню, как надо мной издевались. И я не прощу себе, если придется пройти через это снова.
— Хорошо. Постарайся не подставиться. Ты должна выжить ради нашего сына.
— Без тебя ничего хорошего не будет.
— Я понимаю.
— Какой план?
— Я попробую пошуметь и не умереть.
— И все?
— И все. Я не знаю реакции царя и митрополита на эти слухи. А в слепую планировать ничего невозможно.
— Может быть подумаем о Литве?
— Это верный приговор. Понимаешь?
— Почему же? У тебя есть четверо послужильцев в доброй броне да на конях. Кошевые. Деньги. Соберемся да ходу. Через степь пройдем и двинем сразу на запад. К Польше поближе. Чтобы не догнали. Земли беспокойные. Воинов не хватает. Тебя охотно примут на службу. Петр пойдет с нами. Кое-кто из местных тоже.
— И долго мы там просидим?
— Если царь решит тебя устранять, то у нас не будет выбора. Придется уходить.
— Если он решит так действовать, то возможности сбежать уже не будет. Во всяком случае, когда я узнаю о его намерениях, окажется уже поздно.
— Может тогда сейчас уйдем?
— Ты думаешь, я могу просто так бросить своих воинов?
— Ты ведь понимаешь, что речь идет о жизни и смерти твоего сына?
— Понимаю. Но если я своих людей сейчас прогоню, то далеко мы не уйдем. Воевода все прекрасно поймет, отправит погоню и нас точно настигнут.
— Проклятье! Может тогда на восток подадимся? Или на север, за Оку. Вряд ли кто-то подумает, что ты решил таким образом сбежать. А оттуда в Литву.
— В пограничье нас и повяжут.
Марфы рыкнула и выругалась на незнакомом языке.
— Милая, давай оставим бегство для крайнего случая. Тут главное, что? Правильно. Если мы будем демонстрировать свое желание уехать, то это только подтвердит негативные подозрения. Кроме того, оказавшись в Литве я могу попасть в руки польского короля. И он, шантажируя тобой и нашим сыном, станет вертеть мной, используя в своих играх. Хотя в каких играх — я не знаю. Но, если уж такие слухи пошли, то это не спроста.
— Почему ты отдаешь все трофеи? — уперев руки в боки, спросила Марфа, переключившись с тупиковой ветви беседы и попытавшись хоть тут дать волю своим эмоциям. А ей было страшно. Очень страшно. И хотелось это выплеснуть.
— Помнишь, как в 90-е и нулевые поступали кандидаты в депутаты перед выборами?
