за старшего. Смотри, чтобы… ну, ты понял. Мы быстро.
– Ага, – сказал Жека. – Не убежит, можешь не волноваться. Да, Билли?
Билли неуверенно захихикал.
Погнали, – сказал Тимак.
Сашкин отец, начальник кушкинской погранкомендатуры подполковник Тимаков Юрий Иванович, оказался на месте и наш рассказ воспринял серьёзно. Особенно, когда мы предъявили паспорт утопленника.
– Ого, – сказал он, аккуратно пролистнув тёмно-синюю книжицу. – И впрямь американец. Ну вы, ребятки, даёте…
Через минуту крытый ГАЗ-66 со мной и пятью солдатами-пограничниками в кузове выехал из ворот комендатуры. Тимак вместе с водителем и сопровождающим офицером сидел в кабине – показывал дорогу.
Пока ехали, я думал, что, кажется, совершил ошибку.
Для того, чтобы собрать опытный прототип антиграва, мне, кроме всего прочего нужно было золото и рубин. Золото для проволоки, которая шла на обмотку первого контура, и рубин – для простейшего лазера. Массивный золотой перстень с рубином было то, что нужно. А я сам наехал на Данатара и запретил его трогать. Идиот. Чистоплюй. Судьба послала тебе золото и рубин на тарелочке, а ты? Думай теперь, где всё это достать. Потому что перстень, считай, тю-тю. Сделанного не вернуть.
Данатар, Билли и труп американца оказались на месте.
Мы спрыгнули из кузова на землю и первое, и я сразу же заметил, что перстня на пальце нет.
Бросил взгляд на Билли. Тот отвёл глаза.
Ясно.
Посмотрел на Данатара.
Жека встретил мой взгляд и обозначил наглую ухмылку.
Тимак открыл, было, рот, но я ткнул его локтем, наклонился и шепнул:
– Молчи, так надо. Потом расскажу.
Друг кивнул головой – мол, надо так надо.
Солдаты под руководством офицера погрузили труп в кузов и уехали, а мы пошли в школу.
– Показывай, – потребовал я у Данатара.
– А чего ты раскомандовался? – набычился Данатар.
– Всё просто. Ты, Жека, сейчас нарушил закон. Серьёзно нарушил. Если мы тебя покроем, то будем соучастниками. Оно нам надо? Не надо. И тебе не надо, если мы на тебя настучим. А мы настучим, не сомневайся. Я так точно настучу.
– Ты стукач, что ли? – презрительно осведомился Данатар.
– Не-а, не стукач. Но мне позарез необходимы золото и рубин. Вот так, – я провёл пальцем по горлу.
– На фига?
– С их помощью я сделаю генератор гравитационного поля. Если коротко – антиграв.
– Чего⁈ – хором спросили Данатар, Тимак и Билли, затормозив от неожиданности.
– Что слышали. Дай перстень, расскажу. Давай, давай, не ссы.
Данатар сунул руку в карман, вытащил перстень. Золото и рубин сверкнули на солнце.
– Смотрите… – начал я, забирая перстень у Данатара.
Ввести в гипнотический транс троих земных мальчишек, понятия не имеющих о простейших приёмах психозащиты, не так уж и сложно. А если у тебя имеется блестящий предмет, от которого трудно оторвать взгляд, – тем более. Несколько плавных движений рукой (глаза всех троих неотрывно следят за перстнем, на котором играют солнечные лучи), неторопливая речь с заранее выбранным темпоритмом и тембром:
… таким образом мы с помощью двухконтурной системы обмотки, одна из которых является сверхпроводящей, а вторая сделана из чистого золота, потому что нельзя допустить ни малейшего окисления; а также лазерного луча, пропущенного в определённой последовательности через кристаллы горного хрусталя и когерентного колебаниям электромагнитных полей, возникающих в обеих обмотках; радиатора охлаждения, реостата; мощной электрической батареи или аккумулятора ваши веки тяжелеют, глаза закрываются, вы слышите только мои слова, они звучат в ваших головах, словно приятный колокол. Сейчас колокол ударит три раза, и с третьим ударом вы откроете глаза и забудете про золотой перстень с рубином. Навсегда забудете. Утопленник был, его американский паспорт был, «дипломат», прикованный к руке был, а перстня не было. Колокол! Бам-мм, бам-мм… бам-мм!
Глаза пацанов открылись.
Перстень уже лежал в моём кармане.
– Чего встали? – спросил я сердито. – Побежали скорее, на химию опоздаем.
Они переглянулись, неуверенно потрясли головами и побежали за мной.
Я знал, что они забыли про перстень.
Я знал, что не повредил им.
Я знал, что перстень мне необходим для большого и важного дела. Нашего общего дела, чёрт возьми!
Но всё равно мне было стыдно. Как бывает стыдно взрослому человеку, который обманул ребёнка.
Потекли будни.
Я ходил в школу и уже не так скучал на уроках, находя в них особую прелесть. Учительницы хорошо знали своё дело, любили профессию и школу, и каждая при этом обладала своей индивидуальностью, так что слушать их и общаться было интересно.
Особенно, когда знаешь предмет назубок и готов ответить на любой вопрос учителя в любой момент урока.
Пятёрки так и сыпались в мой дневник. По его содержанию и другим косвенным признакам я догадывался, что Серёжа Ермолов и раньше был не последним учеником. Но сейчас он, то бишь я, и вовсе стал лучшим. Я бы даже сказал, недосягаемо лучшим.
Учителя таких любят. А чего ж не любить? Не любят тех, кто доставляет проблемы, а отличники проблем не доставляют. Они их решают, поскольку являются опорой и примером для остальных.
Правда, могут возникнуть проблемы как раз с остальными – с одноклассниками и другими школьниками. Но это вопрос выбора правильного поведения. Будь проще, и люди к тебе потянутся, говорили здесь. Универсальное правило, одинаково хорошо работающее и на Земле, и на Гараде. Ему я и следовал.
Опять же, по косвенным признакам, я догадывался, что ещё совсем недавно Серёжа Ермолов, он же Гуня, имел в школе определённые проблемы. В основном, с местными хулиганами, которые были старше его. Однако после разборок с Черепом и Рваным, матча с мотострелками, и ещё одной драки у туалета, когда пришлось быстро и эффективно указать его место второгоднику-восьмикласснику по кличке Чиля, мой авторитет взлетел так высоко, что местные любители почесать кулаки о тех, кто слабее, резко поумерили свой пыл. Как рассказал мне Жека Данатаров (он знал всё, что происходит в Кушке), когда Лёзя узнал, что Чиля и Рваный собираются вдвоём подстеречь меня после школы и показать, кто здесь ходит свободно, а кто с оглядкой, он позвал братьев Юрасовых, и они вчетвером доходчиво объяснили этим двоим, что вратаря сборной команды Кушки Серёжу Ермолова по кличке Гуня лучше обходить стороной. Далеко.
Поначалу мне было непривычно, что все учителя в школе – женщины. На Гараде учителей-мужчин гораздо больше, но у нас вообще не такие школы, как здесь. У нас школы-интернаты, в которых учатся и живут все восемь лет обучения, уезжая домой к семье только на выходные и каникулы. Гарадских лет, разумеется, земных – десять.
Но я быстро привык. К тому же, не знаю, как в остальном Союзе и, тем более, в мире, а в Кушке просто не могло быть иначе. Кушка являлась, по сути, военной крепостью, фронтиром, в которой основная часть мужчин была занята исключительно мужским делом –
