Море бурлило жизнью. Дельфины-белобочки, вечные спутники кораблей, легко обгоняя медленно ползущую "Меланиппу", весело выпрыгивали из воды, в прозрачной толще которой виднелись темные спинки тунцов, частых спутников дельфиньих стай. Над волнами носились крикливые чайки, ссорящиеся из-за добычи. Солнце, висящее в ослепительно-голубом небе, отражаясь в миллионах мягких зеркал, слепило глаза любому, кто рисковал бросить взгляд на сверкающую дорожку.
В проливе между Родосом и Ликией все лето дули этесии, северные сухие ветры. Морякам это было прекрасно известно и всякий, кто шел этим путем, стремился держаться ближе к малоазийскому берегу, прикрываясь им от неудобных ветров, как щитом. Знал об этой особенности пролива и Эвдор, но не только это вынуждало его держаться северного берега: встреченная родосская триера — не единственная, патрулировавшей здешние воды, а еще можно нарваться на корабли Леохара или киликийцев, которые не погнушаются сожрать собрата. На фоне крутых берегов Ликии акат менее заметен, а встречаться с кем бы то ни было, в данный момент пиратам не с руки. Несколько торговых парусников прошли навстречу, чуть кренясь на левый борт, с туго натянутыми парусами, наполненными встречно-боковым ветром. Хотя кое у кого из его товарищей, окрыленных успехом и ослепленных жадностью, уже образовалась мысль бросаться на все что под парусом, сам Эвдор не допускал сейчас и тени мысли пограбить кого-нибудь. В дымке на горизонте то и дело проявлялись длинные низкие силуэты боевых кораблей и Дракил, обладавший самым острым зрением, влезал на мачту, стараясь получше их рассмотреть. Нанявшийся к Филиппу впередсмотрящим, критянин продолжал играть эту роль. Эвдор правил, остальные сидели на веслах, которых как раз хватило на всех.
Круто зарываясь носом в волны, "Меланиппа" шла вперед, а всех пиратов шилом в заднице мучил один и тот же вопрос: "А что же дальше?" Первым его высказал Койон, продолжая ворочать веслом:
— Дальше то что, Эвдор? В Коракесион[39] идем?
— Далековато, — прикинул Аристид.
— Нет, — коротко ответил Эвдор.
— Почему?
— А что там делать?
— Как что? Ты что, один охотиться будешь?
— Да.
— Совсем из ума выжил? Сосчитай, сколько нас!
— Я умею считать, Койон.
— Да ну? И много ты добычи возьмешь с такой командой, а? Пару рыбаков ограбишь?
— Людей еще наберем, охотники всегда найдутся.
— Ну, так и я о том же! Идем в Коракесион.
— Что тебя туда так тянет, Койон?
— К Зеникету он хочет, под крылышко, — сказал Аристид.
— Да! — важно заявил Койон, — хочу к Зеникету. Он человек уважаемый. И кораблей у него немало. Пристанем к нему, всегда будем в доле, всегда в выигрыше. Зеникета и Леохар боится, и Эргин. Все боятся. А если в одиночку, сгинем без толку.
— Сомневаюсь, чтобы Волк кого-то боялся, — возразил Дракил.
— А чего он с римлянами связался?
— Из страха, да, — покивал Дракил.
— Чтобы Зеникета боялся Эргин — мечта самого Зеникета, — сказал Эвдор.
— Да вы... — задохнулся от возмущения Койон, — да сам Митридат его равным считает!
— Это во многом пгавда, — подал голос Гундосый, — Зедикед, почти цагь. У дего людей и когаблей — уйма.
— Скажи еще, Зеникет почти бог, равный Посейдону, — усмехнулся Эвдор.
— Я слышал, что он обосновался сейчас вовсе не в Коракесионе, — задумчиво сказал Аристид, глядя на горные пики Ликии, — а на горе Феникунт. Там теперь его резиденция. Сидит себе на вершине, орел наш, и все море до Кипра, как на ладони.
— Я тоже это слышал, — сказал Дракил.
— Это какой глаз дада ибеть! — позавидовал Гундосый.
— А я слышал, что он в Корике, — сказал один из новичков, но на его слова не обратили внимания.
— Феникунт называют Ликийским Олимпом! — запальчиво выкрикнул Койон.
— А ты угадал, Эвдор, — усмехнулся Аристид, — он, похоже, считает себя богом. Ты, Койон, думаешь, что надо держаться поближе к богам? Уж они-то не обидят. Ты ведь ходил раньше под Зеникетом? Помогло тебе его божественное провидение рудников избежать?
Койон, набычившись, замолчал.
— Так ты не ответил, Эвдор, — напомнил критянин, — что ты собираешься делать. Мутный ты какой-то.
— Да я прозрачен, как вода за бортом, — не согласился кормчий, — глянь, если не веришь, дно видать. Разве я вас в чем-то обманул? Все, как говорил, так и вышло!
— Ну да, — кивнул Дракил, — только я не помню, чтобы ты хоть раз сказал, что дальше, когда корабль добудем.
— Честными купцами станем. Богатыми и толстыми. На фракийском вине разбогатеем. Вон его сколько.
— Все шутишь...
— А что, кто-то не догадывался, чем мы займемся?
— Ну, возможны разные пути... — протянул Аристид.
— Например? — раздраженно спросил критянин.
— Например, сделаться навархом[40] Митридата.
Эвдор сверкнул на щеголя глазами.
— Кишка не лопнет? — хохотнул Койон.
— Как боги присудят, — Аристид пристально глядел в глаза кормчего.
Тот взгляд выдержал.
— Если кто и станет навархом Митридата, так это Эргин. Я — птица куда меньшего полета.
— Ой, ли? — усомнился Аристид.
— Вы что, серьезно? — глаза Койона расширились от удивления, — с этой лоханкой и двумя десятками бойцов?
— С каких это пор "Меланиппа" сделалась лоханкой? — обиделся Аристид, — да, не гемиолия, так то для начала. Сдается мне, наш друг весьма не прост.
— Ответь на вопрос, Эвдор, — упрямо повторил Дракил.
— Хорошо, — согласился кормчий, — отвечу. Идем в Патару. Поближе, чем Коракесион, в котором делать нечего. Людей в Патаре наберем. А вот, что дальше... Не знаю.
— Как это, не знаешь? — удивился Дракил.
— Так. Не знаю. Как говорит Аристид: "Возможны разные пути".
Залдас, молчавший весь разговор, мрачно усмехнулся, бросив взгляд на Аристида, который сидел на одной с ним банке и греб веслом противоположного борта.
— Значит, правда?
— В чем?
— Ты служишь Митридату.
— Чем плоха служба Митридату? — уклонился от прямого ответ Эвдор.
— Думаю, ничем, — согласился Аристид, — я просто люблю ясность.
— А чем плохо ходить под Зеникетом? — спросил Койон.
— Тем, что Митридат — великий царь. А Зеникет — самозванец. И есть другие причины...
Вардан смачно сплюнул за борт.
— Беду накличешь, варвар, — злобно зашипел на него Дракил, — Посейдон не простит!
— Плевал я на вашего Посейдона, — пролаял ликиец.
Критянин рванулся к нему, сжав кулаки, но Гундосый, поймал его за ногу, бросив при этом весло. Критянин упал, а весло Гундосого скользнуло в воду, ударилось о другие, и поломала весь стройный темп гребли. Акат ощутимо повело в сторону.
