— По местам все! — рявкнул кормчий.
Пираты, кроме Аристида и Залдаса, вздрогнули от неожиданности и быстро восстановили ритм.
— Идем в Патару. Там набираем команду, — тоном, не терпящим возражений, отчеканил кормчий, — а дальше, как я скажу, так и будет. Скажу, купцов грабить — примемся грабить. Скажу, за Митридата воевать — станем воевать. В любом случае тот, кто пойдет за мной, в накладе не останется. А кто не хочет, пусть валит на все четыре стороны. К Зеникету или куда там еще...
— А почему это кто-то пусть валит? — сквозь зубы процедил критянин, — это уже твой личный корабль? Ты один его взял?
— Да! — с вызовом бросил Эвдор, — это мой корабль. Нужно будет, возьму гемиолию! А пока на этом вот...
— Много жизни себе намерил, — спокойно констатировал Аристид.
— Кто-то хочет оспорить? — кормчий оглядел команду, задержав взгляд на критянине и щеголе.
Первый отвел взгляд. Его в любом случае никто не поддержит, он это понимал. Кербер разорви, связался с этими "киликийцами"...
Второй, глаз не спрятал.
— Я бы поспорил с тобой, Эвдор. Но не буду. Я просто люблю ясность.
— Я это уже слышал.
— В Патагу, так в Патагу, — сказал Гундосый после недолгого общего молчания, — по бде так одид хъен.
ПергамНад крепостной стеной появилась деревянная балка, на конце которой висел прокопченный дымящийся бронзовый котел. Веревки, привязанные к нему, натянулись, котел накренился, и через край полилось кипящее масло. Следом бросили дымящуюся головню. Винея, крыша, укрывающая стенобитный таран, была защищена мешками с песком. Масло, попав на край крыши, воспламенилось от головни, взметнув язык пламени до самых зубцов крепостной стены. Вспыхнула мешковина и жуткое черное варево, перемешанное с песком, потекло между щелей грубо сколоченной крыши, попадая на незащищенные головы, плечи и руки людей, толкавших колеса. Вопли ошпаренных заставили вздрогнуть древние стены, не видевшие прежде такой жути. Обожжённые катались по земле и корчились в агонии. Несколько человек, спасаясь, выбежали из-под крыши, но защитники только того и ждали: с расстояния в двадцать-тридцать шагов из тугих азиатских луков промахнуться мог только совсем уж косорукий неумеха, а таких на привратной башне не нашлось. Здесь стояли лучшие воины.
Мешки при строительстве тарана уложили неровно, после того, как часть песка просыпалась, винея сильно накренилась. Со стены немедленно столкнули здоровенный камень, потом еще один. Второго удара крыша не выдержала и с треском рассыпалась, задавив насмерть остатки обслуги стенобитной машины.
— Таран разрушен!
Человек в дорогих доспехах и бронзовом шлеме с высокой загнутой вперед тульей спешил к легату, наблюдавшему за штурмом из-за палисада. Приблизившись, он приподнял искусно выполненную маску, защищающую лицо и прокричал:
— Таран! Таран разрушен!
Фимбрия, лицо которого побелело от ярости, прорычал в ответ, брызгая слюной:
— Срань ты бесполезная, Аполлодор! Твои бездельники вообще на что-нибудь годятся?! Полдня впустую!
Аполлодор, стратег вифинцев, сбивчиво оправдывался:
— Это все доски, гнилые доски. Эти сараи годились только на дрова, ты так подгонял нас, что мы никак не успевали...
— Да мне насрать!
— ...разжиться хорошей древесиной...
— Куском щебня твой таран развалили!
— Господин...
— Иди к воронам, Аполлодор. Строй новый.
Стратег вновь спрятался под маской и, сбежав с командирского возвышения, принялся орать на подчиненных.
Вифинцы присоединились к Фимбрии после разгрома Митридата-младшего. Почти не понеся потерь, Гай Флавий одержал грандиозную победу. Сонные понтийцы избиваемые римлянами, не оказывая сопротивления, панически бежали. Римлянам достался вражеский лагерь и множество трофеев. Бежал сам царевич и все его стратеги. Сюда, к отцу, в Пергам, осажденный теперь римлянами.
После первой победы Фимбрия продолжил движение на запад и без боя занял город Даскилий, а затем Кизик. Здесь римлян догнало посольство Пруса, города ближайшего к месту сражения, но расположенного у подножия Мизийского Олимпа, в стороне от дороги, по которой шли легионы. Послы спешили изъявить покорность Фимбрии, в доказательство ему выдали нескольких понтийцев, пытавшихся найти убежище в Прусе.
Повторялась давняя история, когда малоазиатские города один за другим сдавались без борьбы Александру Македонскому после первой же его победы над персами при Гранике.
Вифиния не сопротивлялась. Она давно уже считалась клиентом Рима, потом попала под власть Митридата и теперь, напуганная легкостью, с которой Гай Флавий превратил сорокатысячное царское войско в пепел и пыль, торопилась заверить победителя в своей преданности. Правда, не вся: на западе, в Геллеспонте, стоял царский флот и города Абидос, Дардан и Лампсак, чувствующие себя под надежной защитой, сдаваться не собирались.
Впрочем, Гай Флавий прекрасно сознавал нынешнюю неприступность западной Вифинии, ранее, во времена Александра, называвшейся Геллеспонтской Фригией. Из Кизика Фимбрия, не задерживаясь, повернул на юг, на Пергам, преследуя бегущего царевича. Войско легата заметно выросло. Клиентское царство, совсем утратившее мечты о независимости и без возражений повинующееся любому победителю, снабдило римлян всем необходимым: припасами и войсками. Вот их-то, вифинцев, а так же фракийцев-ауксиллариев[41], легат первыми послал на стены Пергама, сберегая своих римлян.
Как раз фракийцы-одрисы, не слишком хорошо вооруженные, но отчаянно храбрые, и добивались сейчас некоторого успеха. Выглядывая из-за палисада, легат видел, как в ста шагах правее от разрушенного тарана, ползущие вверх по штурмовым лестницам воины, смогли закрепиться на участке стены. Рослый фракиец в кожаном панцире и лисьей шапке, ловко прикрываясь легким щитом, искусно орудовал своим кривым мечом, отбрасывая понтийцев и позволяя товарищам забраться наверх и поддержать прорыв. Он был увертлив и, перепрыгивая с одного каменного зубца на другой, проворно уходил от клинков защитников, сам нанося удары. Еще несколько бойцов прорвались на галерею, но их не было видно.
— Варвары на стенах!
— Бейте, бейте их!
— Лезь, не робей!
Фракийцы громко кричали, подбадривая себя, и лезли вверх с большим энтузиазмом, предвкушая богатую добычу. Многие снизу стреляли из луков по бойницам, отгоняя защитников и прикрывая своих, но промежутки между зубцами очень узкие, и значительного успеха лучники не имели. В отличие от их противников, которые заваливали осаждающих градом стрел и камней. Фракийцы стали нести огромные потери, и это учитывая, что на данном участке стены у понтийцев не было чанов с маслом, дымивших поодаль.
