был организован в бытовке. Принимали здесь не по записи, а в порядке живой очереди. В тот момент, когда тебя оставляют без густой шевелюры, действительно, делит всё на до и после.
В моë первое поступление было именно так. Ты понимаешь, что песни, пляски, розовые юбочки и каблучки остались за забором. Сейчас смотрю на Рыжова, сидящего рядом, и вижу, что ему не до смеха.
— Да не кисни. Всё будет нормально. Ищи во всём плюсы, Тëма, — сказал я, заметив несколько потухший взгляд в его глазах.
— И какие же плюсы в таком постриге? — спросил он.
— Как минимум, расчëсываться не надо будет, — сказал я и немного развеселил своего товарища.
Пока стригся, расположение постепенно покидали, те, кто не смог поступить. Зрелище тоже не из приятных. Кто-то действительно мечтал поступить, но не прошëл по конкурсу. А ведь некоторым из этих ребят уже не 17 лет и, возможно, это был их крайний шанс попасть в лëтчики. Грустно это всё.
Помню себя, когда вот также как и эти ребята уходил из училища. По своей собственной глупости, решив показать Саше Кабанову, что он не прав. Обострилось чувство справедливости, пересилившее желание покорять пятый океан.
Вскоре, было объявлено построение. На плацу перед казармой нас собралось огромное количество. Пока ещё все в своей одежде, но это не надолго.
Перед строем вышло несколько офицеров и два прапорщика. Были среди них и Неваднев, и Мозгин, и даже два подполковника. Видимо, наш комбат и его замполит.
— Смирно! Здравствуйте, товарищи! — поприветствовал нас подполковник, судя по всему, комбат. В ответ он услышал что-то непонятное, совершенно не похожее на приветствие.
— Тааак, здравствуйте, товарищи! — повторил комбат, но качество ответного приветствия не изменилось. — Понятно. Будем тренироваться. Запомните, что набирали вас, 230 человек, по здоровью. А вот спрашивать будут по уму!
Подполковник Мацков Александр Васильевич, наш командир батальона, представил нам наших ротных. Неваднева среди них не оказалось.
Началось распределение по подразделениям. Долгий, но необходимый процесс закончился речью нашего нового ротного.
— Мои юные друзья! Вы поступили на службу, а это значит что? Правильно, что теперь всё остальное — вещественное и существенное — стало несущественным. На первом месте служба, — сказал майор Голубев.
Теперь это наш командир роты. Удивительно, но толкать речи перед строем — это своего рода отдельный вид искусства у офицеров. Не у всех получается, но каждый хочет что-то изобразить.
В казарме нам показали наши спальные места и распределили по взводам. Приятно, что мы так и идëм своей четвëркой. Однако, есть ложечка дëгтя. Костя Бардин тоже в моем 603 классном отделении или 3 взводе 5 роты 2 батальона.
Поход на склад был тем ещё весельем. Два часа прождали, пока другая рота получит своë обмундирование — повседневную летнюю форму х/б.
— Пятьдесят и четыре, голова 58, сапоги 43, ремень двойка, — сказал я, когда до меня дошла очередь получения формы.
— А не завернуть ли тебе губу, дядя? — воскликнул щуплый прапорщик, выдававший нам форму. — Бери, какая есть. Ты не на рынке!
Вот так раз! Хотел было поспорить с этим хитрым парнем, но снова вспомнил о своем нынешнем служебном положении. Оно гораздо ниже, чем у этого вещевика.
По возвращению в расположение вынесли табуретки на «взлëтку» и принялись приводить форму в надлежащий вид.
— Подшиваться и пришиваться сынки! Кто не умеет, подходит, и я покажу. А кто умеет, тот показывает другим, — говорил Мозгин. — Если мне не понравится как подшились, я оторву сразу!
С «Кинг Конгом» лучше не спорить.
Висела форма на большинстве, конечно, корявенько, а при движении сбивалась под провисающим ремнём. Своим товарищам я показал и как подшиться, и как пришить петлицы и погоны. У Виталика вышло, прямо скажу, кривовато.
На фоне курсантов старших курсов в подогнанной, прекрасно сидящей форме, проходящих мимо нас ровным строем своих классных отделений, наш строй представлял пока ещё жалкое зрелище.
— Наматывать, вот так нужно, Макс, — говорил я своему товарищу, которые уже минут десять не мог совладать с портянкой.
В первый же день половина роты натëрла мозоли. Стандартная ситуация, когда неправильно намотал портянки.
Столь напряжëнный день не мог закончиться просто так. Перед вечерней поверкой слово взял замполит батальона Давюк Павел Гвидонович. Его речь была особенно яркой. Основные еë тезисы — как служить надо, как не надо и как он сам лично хорошо это делал и делает. Так началось уже второе для меня КМБ.
И понеслось! Подъем, зарядка, строевая, завтрак, и занятия по общевойсковым дисциплинам. Затем обед и опять по новой. Вечером прогулка, поверка и спать.
Но после команды отбой начиналось самоë весëлое. Нет, это никак в моë время — идëшь по казарме, а всë расположение усеяно светящимися экранами сотовых телефонов.
В Союзе оказывается развлекаются по-другому. Есть простая забава, так называемая игра в «три скрипа», когда идëт старшина Мозгин по «взлëтке» и прислушивается.
— Кровати скрипеть не должны, сынки! Если ворочаетесь, значит не устали, — и начинает отсчитывать три скрипа.
Как только есть третий, объявляется построение на «взлëтке». Хорошо, если форма одежды номер 1 — в трусах и в майках. Бывает и номер 4 — полностью.
А есть ещё одна игра с простым и понятным названием «пожар». Принцип тот же, да только построение на плацу со своими кроватями, тумбочками и табуретками.
Артëм строчил постоянно письма домой, рассказывая насколько сильно он сомневается в своем выборе. Мол, думал сразу начнëт летать на следующий же день после мандатной комиссии. Пришлось слегка просветить, что и как будет.
— Старшие курсы ведь сказали, что осенью будем прыгать. А после первой сессии нас поделят на два потока и отправят по очереди на лëтную практику, — успокаивал я Артёма, когда он брал очередной листок, чтобы написать родным, сидя в Ленинской комнате. В Российской армии название сменили на «Комната досуга», но в разговорах так она и осталась Ленинской.
— Да не могу уже я! Две недели, а мы всë автомат разбираем, да плац топчим, — сокрушался Артëм.
— Подожди, мы ещё и бегаем, и РХБЗ проходим, — сказал Макс, — Мне вот медицина понравилась. Там же, помните, приходила…
— Елена Петровна! — хором отвечали мы. Не забывает еë Курков!
Виталя искал любую возможность, чтобы соскочить из училища. Прорабатывал невероятные планы побега, обращался в санчасть с какими-то болями, ничего не писал на парах и так далее. Всё это приводило к новым нарядам на работу и дополнительной строевой подготовке, которой с ним занимался его командир отделения. Им являлся, как это ни странно, Макс.
Наш командир взвода, капитан Витов
