шапках вместо шлемов.
Начали расползаться слухи, будто эти, с палками, отпинали и поволокли на суд кое-кого из своих же, по пьяни решивших, что им тут всё дозволено.
Народ мало-помалу успокаивался.
Вечером перед ужином, когда Антенор и Багавир спорили, какой тимьян лучше добавить к жареному мясу, зелёный или сушёный, Ксантипп спросил Аполлодора:
— Ну что? Когда работать начнём?
— Завтра узнаем, — ответил тот.
Наутро он куда-то ушёл вместе с Протеем. Вернулись они к полудню.
— Ну что, братья, всё в силе, — объявил Аполлодор.
— Что в силе? — спросил македонянин.
— Работать будем, — пояснил Протей.
— С оплатой всё, как договаривались, — добавил Аполлодор.
— Кто начальствует? — спросил Ксантипп.
— Неарх, — ответил Аполлодор, — я лично с ним говорил. Тянуть кота за яйца он не намерен.
— Леса тут мало насушено, — заметил Ксантипп, — я узнавал.
— Неарх сказал, что уже отряжены команды к Ливану. Днями ещё рабов на лесоповал нагонят.
— Из сырого что ли строить будем? — скривился Репейник.
— Скажут, так и из сырого. Тебе-то что? Маши себе топором. Такие деньжищи обещают. А что лес сырой — так они и сами понимают, что скверное это дело, да по всему видать — спешат очень.
— Тут спешить — последнее дело, — поморщился Дион.
— Так вы что… — до Антенора наконец дошло, — Циклопу корабли строить будете?
— Ну да, — ответил Аполлодор.
Антенор помрачнел.
— Чего же раньше молчали?
— Ну как… Видишь, то тут творится? Начали бы языками чесать, а вдруг у Одноглазого чего-нибудь бы сорвалось? Обвинят ещё. Оно нам надо? Мы люди маленькие.
— И много вас тут таких, маленьких людей? — процедил Антенор.
— Хватает, — ответил Протей.
— Не, — возразил Репейник, — хватает простых работяг, а таких как мы всегда не хватает. Мы всюду нарасхват.
Антенор опустился на лавку рядом с котлом. Ему неудержимо хотелось плюнуть в им же сваренную кашу.
На следующее утро он отправился в «Себек-Сенеб» и едва там появился, как его подозвал Никодим.
— Разговор есть.
— Какое совпадение. И у меня к тебе.
— Пошли во двор.
Когда они вошли в перистиль, Никодим зачем-то огляделся по сторонам.
— Ты ведь служил у Эвмена?
— Ну да, — подтвердил Антенор, — я же рассказывал.
— Ты говорил, будто урну с прахом Эвмена его жене отвозил.
— Было дело, — подтвердил Антенор.
— Стало быть, ты из ближайших его друзей, коли тебе такое дело доверили?
— В ближайших он меня числил или нет, теперь уж не узнать, — покачал головой Антенор, — это надо было его спрашивать.
— Я краем уха слышал, — не отставал Никодим, — что многие ваши к Антигону на службу потом пошли.
— Кто-то пошёл, — скривил губы Антенор, — мне с ними не по пути.
— Это я уважаю, — заметил Никодим, — верность уважаю.
Он замолчал, покусывая губу. Антенору показалось, что фалангит мнётся, пытаясь подобрать некие слова, но никак не выходит у него. Расспросы эти его настораживали, и он попробовал переменить тему.
— Я чего пришёл-то. Подумал тут над твоими словами… Вроде как ты меня к себе звал, так я…
— Это всё в силе, — рассеянно кивнул Никодим, не глядя на македонянина.
В перистиле появилась Вашти. Занесла корзинку в одну из кладовок и притворила за собой дверь. Всё это время Никодим следил за ней и рта не открывал. Антенор удивлённо нахмурился.
Фалангит пробормотал себе под нос:
— Ох, не скажет он мне «спасибо»…
— Ты о чём? — не понял Антенор.
Никодим посмотрел на него и сказал:
— Слышал сплетню? Говорят, будто сын Александра жив. Геракл, который.
— Да ну? — удивился Антенор.
— Да вот, представь себе.
Фалангит явно попытался придать голосу нотки равнодушия, но бывший конюх раскусил фальшь сразу. Своим лицом и речью он владел лучше Никодима и изобразил смесь удивления с безразличием так, что комар носа бы не подточил.
— Смотри-ка ты. А столько лет ничего не слышно было. Может врут слухи-то?
— Может и врут. Говорят, мальчишку спрятал кто-то из доверенных Эвмена. И вроде как только он один теперь и знает, где наследник.
— А-а, — протянул Антенор, — так вот ты чего меня расспрашиваешь. Ты извини, я не в обиду… Тебе-то какое дело до того?
— Любопытство заело, — сквозь зубы проговорил Никодим, — вот как тебя, когда ты следил за тем гостем Хорминутера.
Его явно смутило невозмутимое лицо конюха.
— Понятно, — ответил Антенор недрогнувшим голосом, — огорчу тебя — не слышал я про такое.
— Не слышал… — пробормотал Никодим и уставился на свои ноги.
— Так что, насчёт меня?
— Это потом, — сказал Никодим, — я отлучусь по делам, потом поговорим.
Он удалился. Антенор вернулся в зал, плюхнулся на лавку и некоторое время сидел неподвижно. Сердце разогналось так, будто он только что пробежал олимпийский стадий быстрее, чем Демосфен из Лаконии [35]. Сохранять внешнее спокойствие стоило ему поистине титанических усилий.
Мысли скакали бешенным галопом. Почему Никодим заговорил с ним о мальчике? Что случилось?
Затем, дабы чем-то занять себя и успокоить голову, он увязался следом за Месхенет, Вашти и ещё одной рабыней на рынок. Подрядился тащить корзины.
— Вам же нужно много всякой снеди для гостей.
— Как ты думаешь, много ли сюда влезет? — улыбнулась Месхенет, приподняв небольшую корзинку за ручку одним указательным пальцем. — Для гостей нам всё нужное доставляют, у мужа договор с купцами. А я иду просто прогуляться.
— Ну мало ли что понадобится, — буркнул Антенор, — ты отнеслась ко мне по-доброму, я хочу хоть чем-то отблагодарить.
Месхенет, всё ещё улыбаясь, переглянулась с рабынями, те прыснули в кулаки. Подмигнула Антенору.
— Ну пошли.
На рынке корзинки заполнили мешочки с порошками. Поменьше — сурьмяной для чернения бровей. Побольше — смесь золы с сукновальной глиной для омовений.
— А это что? — спросил Антенор, указав на шарики кифи.
— Жевать, — ответила Месхенет.
— Это съедобное?
— Нет, — улыбнулась египтянка, а рабыни рассмеялись.
— А зачем тогда?
— Чтобы изо рта не воняло, — пояснила Вашти.
Шарики действительно пахли настолько ядрёно и необычно, что Антенор даже предположить не смог, из чего они состоят.
На рынке образовалась толчея куда больше обычного. Кругом одни каусии, соломенные и войлочные шляпы, персидские курпасы. Воины Одноглазого продолжали прибывать в лагерь у стен и многих, как видно, отпустили в город.
Месхенет, Антенор и рабыни дошли до рядов работорговцев. Туда египтянка заглядывать не собиралась. Повернула в другую сторону.
Антенор последовал за ней, взгляд его рассеянно скользил по длинному ряду полуголых мужчин с потухшими глазами, безразличных ко всему женщин и испуганно жавшихся к ним детей.
— Нет, мне баб не надо, — донёсся до ушей Антенора голос важного мужа, который беседовал с работорговцем, — только мужчин. А они у тебя замученные какие-то. Не осилят ведь работу.
— Для рудников они тебе потребны, почтеннейший? — спросил работорговец.
