Золотые слова. Но они могут благополучно ненавидеть Бекингэма еще лет пятьдесят без особого ущерба для его здоровья. Пороху всегда нужна искра.
Его Высокопреосвященство до Ла-Рошели в Риме тоже звали не иначе как кардиналом еретиков за его дружелюбную политику по отношению к германским протестантским князьям.
— Так что же?
— А то, что в настоящую минуту, если бы удалось, например, найти женщину, молодую, красивую и ловкую, которая желала бы отомстить за себя герцогу… Такая женщина легко может сыскаться: герцог — человек, имеющий репутацию ловеласа, и если он зажег многие сердца любовью своими клятвами в вечном постоянстве, то В то же время он возбудил и много ненависти своей постоянной неверностью.
Понятно, кому придется искрить. А вот интересно, в книге кардинала «Наставления христианина» есть параграф, где разъясняется, как надо лицу духовного звания наставлять христианку на соучастие в убийстве? Практика и теория так далеки…
— Конечно, — подтвердила я холодно, — такая женщина может сыскаться.
— Если это так, подобная женщина, вложив в руки какого-нибудь фанатика кинжал Жака Клемана или Равальяка, спасла бы Францию.
Его Высокопреосвященство откровенен как никогда.
— Да, но она оказалась бы сообщницей убийцы, — напомнила я.
— А разве стали достоянием гласности имена сообщниц Равальяка или Жака Клемана? — улыбнулся кардинал.
— Нет, — согласилась я. — Потому, быть может, что они занимали слишком высокое положение, чтобы власти решились привлечь их к ответственности.
По слухам, бедный Генрих Четвертый так не хотел короновать свою жену и давать ей права регентства на случай его отсутствия. А когда все-таки короновал, то не прошло и двух дней, как его пырнули кинжалом.
— Ведь не для каждого сожгут палату суда, монсеньор, — добавила я.
— Так Вы думаете, что пожар палаты суда не был случайностью? — светским тоном спросил кардинал.
Да кто я такая, чтобы думать?
— Лично я, Ваше Высокопреосвященство, ничего не думаю, — твердо сказала я. — Я привожу факт, вот и все. Я говорю только, что если бы я была мадемуазель де Монпансье или королевой Марией Медичи, то принимала бы меньше предосторожностей, чем принимаю теперь, будучи просто леди Кларик.
— Вы правы, — согласился Ришелье. — Так чего же Вы хотели бы?
Похоже, настал тот момент, о котором говорил Рошфор.
Решая государственные дела, главное — не увлечься их величиной и не забыть про маленькие, противненькие, но зато свои собственные.
— Я хотела бы получить приказ, который утверждал бы наперед все, что я сочту нужным сделать для блага Франции.
— Но сначала надо найти женщину, которая, как я сказал, желала бы отомстить герцогу, — заметил кардинал.
— Она найдена.
— Затем остается отыскать фанатика, который послужит орудием правосудия Божия.
— Он найдется.
— Вот тогда и настанет время получить тот приказ, о котором Вы сейчас просили… — ласково улыбнулся кардинал.
Ах, вот так.
Ну что же, подождем того времени, не знаю, правда, теперь, когда оно настанет. У меня, по счастью, есть реальное, строго определенное задание.
— Вы правы, Ваше Высокопреосвященство, — очаровательно улыбнулась в ответ я, — и я ошиблась, полагая, что поручение, которым Вы меня удостаиваете, не ограничивается тем, чем оно является в действительности. Итак, я должна доложить его светлости от имени Вашего Высокопреосвященства, что Вам известны разные переодевания, с помощью которых герцогу удалось подойти к королеве на балу, устроенном супругой коннетабля; что Вы имеете доказательства согласия королевы на свидание в Лувре с итальянским астрологом, который был не кто иной, как герцог Бекингэм; что Вы приказали сочинить небольшой занимательный роман по поводу приключения в Амьене, с планом сада, где оно разыгралось, и с портретами действующих лиц; что Монтегю в Бастилии и что пытка может принудить его сказать о том, что он помнит, и даже о том, что он, возможно, позабыл; и, наконец, что у Вас в руках письмо госпожи де Шеврез, найденное в квартире его светлости, которое страшно компрометирует не только ту особу, которая его написала, но и ту, от имени которой оно написано. Затем, если герцог, несмотря на все это, по-прежнему будет упорствовать, то, поскольку мое поручение ограничивается тем, что я перечислила, мне остается только молить Бога совершить чудо, чтобы спасти Францию. Все это так, монсеньор, и больше мне ничего не надо делать?
— Совершенно верно, — сухо подтвердил кардинал.
А зачем злиться? Я не так уж много прошу по сравнению с тем, что мне предстоит сделать.
— А теперь, когда я получила все инструкции Вашего Высокопреосвященства, касающиеся Ваших врагов, позволите ли Вы мне сказать Вам два слова о моих?
— Так у Вас есть враги? — тон кардинала оставался холодным. Ничего, сейчас мы сделаем один кувырок.
Главный фокус искусства добиваться чего хочешь — это делать своих врагов врагами своего хозяина.
— Да, Ваша светлость, враги, против которых Вы должны всеми способами поддержать меня, потому что я приобрела их на службе Вашему Высокопреосвященству.
— Кто они?
Ну что же, пропустим даму вперед.
— Во-первых, некая маленькая интриганка Бонасье.
— Она в Мантской тюрьме, — уверенно заявил кардинал.
— Вернее, она была там, — поправила я его, — но королева выпросила у короля приказ, вследствие которого ее перевели в монастырь.
— В монастырь?
— Да, в монастырь.
— В какой?
— Не знаю, — с удовольствием сказала я, — это хранится в строгой тайне.
(Даже от Вас, мой кардинал!)
— Я узнаю эту тайну, — пообещал Ришелье.
— И Ваше Высокопреосвященство сообщит мне, в каком монастыре эта женщина? — вкрадчиво спросила я.
— Не вижу к этому никаких препятствий.
— Хорошо… Но у меня есть другой враг, гораздо более опасный, чем эта ничтожная Бонасье, — с нажимом сказала я.
— Кто?
— Ее любовник.
— Как его зовут?
Вот мы и добрались до сути. Мои враги становятся Вашими…
— О, Ваше Высокопреосвященство его хорошо знает! Это наш с Вами злой гений, тот самый, благодаря которому мушкетеры короля одержали победу в стычке с гвардейцами Вашего Высокопреосвященства, тот самый, который нанес три удара шпагой Вашему гонцу де Варду и был главной причиной неудачи в деле с алмазными подвесками; это тот, который, узнав, что я похитила госпожу Бонасье, поклялся убить меня!
— А-а, — протянул кардинал тоном человека, который и так все знал. — Я знаю, о ком Вы говорите.
— Я говорю об этом негодяе д'Артаньяне, — постно заявила я.
— Он смельчак, — заметил кардинал, любуясь перстнем на своей руке.
