в последнее время я у многих вызываю подобные чувства, то я, возможно, еще бы колебался. Но он хотел убить Филиппу, и тем самым подписал себе смертный приговор. Прав Толстой, хватит плодить врагов, способных в спину ударить.
Но, если с испанцами все более-менее ясно, то вот мотивы англичан мне непонятны. Чего они хотели добиться моим устранением? Ушаков сумел у замазанных по маковку супругов выяснить только, что этому покушению я обязан Джону Картерету графу Гренвелю, который действовал исключительно с одобрения Георга. Но зачем это Георгу? Мне нужно кого-то внедрить в окружение Георга. Кого-то, кому он поверит, что, кроме ненависти ко мне лично и к России этот человек ничего другого не испытывает.
Пока же Англия оказалась в весьма незавидном положении из-за Леопольда, которому руки развязали впервые в его жизни, и он пустился во все тяжкие.
Я понятия не имею каким образом он сумел заблокировать шведов и полностью перекрыть их торговлю не только с Англией, но вообще со всеми, но у него это получилось. Он был очень огорчен тем, что Варшава для первичного разграбления досталась мне и даже попенял об этом в письме, но мои войска уже оттуда вышли и начали обустраиваться на тех территориях, что отошли ко мне. Положение было достаточно шаткое, поэтому многие там и останутся, чтобы контролировать оккупированную территорию, а вот с самой Варшавы хоть и можно было еще что-то взять, но этого было мало и Леопольд, оставив некоторую часть войск в той части Польши, что отошла Пруссии, рванул поближе к Швеции, тем более, что я обещал ему дать взаймы пару английских кораблей, когда весна придет. Таким образом Швеция, которая за каким-то хреном послушала Георга оказалась зажата с трех сторон, и я ей, если честно, не завидую. Потому что обгрызть ее со своей стороны я решил капитально. Фридриху был дан карт-бланш, пущай в воинском искусстве упражняется. Тем более, что противник, вынужденный биться на три фронта без особой поддержки со стороны мало того, что обречен, так еще и достаточно слаб, чтобы прощать некоторые промахи не слишком опытного полководца. И я очень сомневаюсь, что добравшуюся до тела Данию можно будет оттащить от этого тела. Не говоря уже о жаждущего побед Леопольда. Не слишком понятно, почему молчит Австрия. Но ничего, Карл долго молчать не сможет, скоро выясним.
Ласси же мне нужен здесь. Я все еще не знаю, что хотят предпринять османы в отношении охамевшего Крымского хана, но мне в любом случае нужно готовиться к войне с очень неудобным для нас противником. Но, с другой стороны — Черное и Азовское моря — это очень лакомый кусок, и надо успеть, пока Надир-шах конкретно застрял в Афганистане, потому что отдавать свой кусок Каспия я не намерен, мне очень скоро нефть понадобится в большом количестве. В Сибири ее пока найдут и освоят, а в Баку даже перегонные заводы уже есть. Тот же Фридрих все недоумевает, почему я не засылаю в Константинополь послов? Но тут все просто, я жду письма от Елизаветы, про то, как туда скатался принц Конти.
А вообще забавно наблюдать, как колбасит Францию. Людовик жутко ведомый, и чаще всего своими фаворитками. Елизавета по всей видимости решила пришпилить эту бабочку так, чтобы та и крылышком не шелохнула, и ее влияние начало проявляться в ряде в общем-то разумных действий, как то же исследование Тихого океана с присвоением себе всего, что плохо лежит. Лизка, конечно, очень сильно мне подыгрывает, но, что уж тут поделать. Хотя своей новой родине не вредит, что важно, и даже такая тряпка как Людовик должен это понимать. С другой стороны, проводит довольно жесткую внешнюю политику кардинал Флери. И Конти — это как раз его посланник к османам. Фактически началось противостояние между Елизаветой и Флери, и я не поставлю на последнего в этой борьбе, потому что прекрасно знаю, на что она способна. И лишь получив письмо, где она найдет слова без всякого шифра, который можно взломать, как донести до меня результаты миссии Конти, я начну действовать в сторону османов. Вот тогда, когда я буду знать, на что можно надавить, я и отправлю посла и даже знаю которого. Но где мне взять подходящего человека для внедрения к Георгу?
— Анна Гавриловна взяла меня в оборот так плотно, что я уже дышать не могу, — я посмотрел на сопящего Петьку, который ворвался ко мне без стука и ухмыльнулся.
— А будешь много выступать, я тебя на дочке ее женю, Анастасии, кажется. Красивая девка, вот только ты вместе с ней Анну Гавриловну себе в тещи заимеешь. Зато как Ягужинский будет рад. Ты, между прочим, завидный жених, а ведешь себя как стрекозел последний, — он еще больше надулся, я же с усмешкой добавил. — Ты зачем явился, али дела, поручаемые дамами, закончились?
— Они никогда не закончатся, — буркнул Петька. — Только вот забежал я, потому что ответ получил. Я тут помочь тебе решил, и переписку с одним немецким герцогством затеял, — я внимательно посмотрел на него, а Петька сначала вроде бы замялся, а потом протянул мне письмо. — Вот, не знаю, как отреагируешь, государь, но предварительное согласие я сумел получить. Ну, а я пошел. У меня на очереди цветник Цвайга, что неподалеку отсюда в Немецкой слободе стоит. На повестке дня цветы, чтоб ты знал, и не удивляйся шибко, ежели в один день найдешь мое остывшее тело, потому что я застрелюсь.
И он вышел, а я смотрел ему вслед. Да, могет Анна Гавриловна, когда хочет. Анна Гавриловна, а ведь я ее выбрал, чтобы поближе держать к себе… Господи, какой же я идиот, это просто уму непостижимо. Встав, дошел к двери и выглянул в приемную.
— Зайди, — кивнул я встрепенувшемуся Митьке. Когда тот зашел, закрыв плотно дверь, я сразу же задал вопрос. — Михаил Головкин у нас сейчас в Голландии?
— Ну да, сначала и про него, и про Сашку забыли, а потом ты сам, государь, велел оставить их на месте. Вроде они сильно не выступают, да и в деле бунтов голландских мастеровых неплохо себя показали.
— Отзывай обоих. На их место Голицына. И позови мне Гавриила Ивановича, дело у меня к нему появилось.
