Последнее время чувствую себя ужасно старой. Прийти домой, поесть, прибраться, лечь и уснуть.
– А как же твой роман?
– В последнее время столько забот… Задору уже не хватает.
– Гонору, может быть?
– Гонор – это компенсация, причем с отсрочкой платежа.
– А задор, получается, предоплата?
– Я не бухгалтер.
– Не бюстгальтер и даже не эконом.
– Тебе не нравится моя грудь?
– Ну что ты! К тому же, помнится, раньше количество разных проблем мешало тебе не особенно. Скорее наоборот.
– Так тогда это был ты… – странно, но Сергея не слишком обрадовало это откровение. – Должно быть, я все еще люблю тебя, – она остановилась и продолжила. – И мы могли бы жить вместе. Снова. Как раньше.
– Раньше было слишком сложно. Ты не находишь? Посмотрим.... – он встал и начал одеваться. – А как насчет «чистой и незамутненной?» – продолжил, уже застегивая рубашку.
– Что? – не поняла женщина.
– Дружбы… Прости, это я так. Мне нужно время понять, где я и кто я. Надо хотя бы машину найти…
– Ты думаешь дружба – это возможно между нами, да? Значит, ты меня больше не любишь? – она старательно выдерживала будничность тона. – Ладно. Позвони, когда что-нибудь решишь… – на этом содержательная часть беседы кончилась.
Он вспомнил, сколько раз начинал свой день с того, что не будет звонить ей никогда и ни за что, но к назначенному времени доводил себя своими рассуждениями до такого состояния, что не звонить уже не мог. Зарекался встречаться и …
Но от истерики тех дней не осталось ни одного отголоска. Страсть ушла, оставив после себя только пустоту. А то, что оставалось «кроме», представляло собой всего лишь рассудочную словесную шелуху. Точка невозвращения пройдена. И если подыскивать определение ему теперешнему – «смирение» выходило самым правильным словом. «Пора перестать доказывать друг другу, что наша любовь все еще существует», – подвел он итог.
И все-таки, когда они прощались, Сергей почувствовал, что прошлое не умерло. Оно уже готово очнуться и опять вцепиться ему в глотку.
– Как бы не так, – сказал он себе, когда дверь закрылась. – Я больше не играю в многоразовые прощания! – проговорил и сделал вид, что этому поверил.
После долгих недель изнурительного плавания Колумбу доложили, что половина провизии уже съедена. И ничто не предвещало скорого появления суши. С этого момента его авантюра превратилась в борьбу с неизвестностью. Он плыл дальше. Команда была с ним и верила. А что ей еще оставалось?
Проводив гостью, Сергей открыл бюро и выдвинул потайной ящик. Там лежала пачка американских банкнот и несколько фото – он и Елена. Молодые люди улыбались, развалясь на диване. И он по-хозяйски обнимал ее. Несколько месяцев назад – после разрыва – Сергей, глядя на эти изображения, испытывал нежность, смешанную с мазохизмом.
Все прошедшее казалось теперь неповторимым и непоправимым. Он детально представил себе, как тот мужчина раздевает ее. Стягивает свитер, джинсы, кружевное белье. Его руки мнут грудь, скользят вниз живота, раздвигают ноги. Сергей запрещал себе думать об этом и не мог ничего поделать. Потому что таковой и была реальность. И сейчас эта картина снова выплыла перед глазами.
Он хмыкнул, перебрал фотографии, разорвал их и выбросил в ведро. Чтобы как-то отвлечься, пересчитал активы. Потом обошел свое жилище. Пара комнат. Темные картины в тяжелых багетах, зеркало в резной, ореховой раме. Пробежал пальцами по корешкам книг. Взял одну из них, раскрыл, но быстро понял, что не в состоянии читать. Заглянул в холодильник. Пусто.
Побродив по комнате, он присел на диван и нащупал в кармане еще одну пачку фотографий – городских пейзажей, которые отщелкал в той – другой реальности. Повертев их в руках, Сергей пришпилил несколько удачных снимков на ближайшей стене, но не стал рассматривать и сопоставлять детали, снова решив, что подумает о них после.
Вместо этого он открыл дверь стенного шкафа и обнаружил там десяток банок с консервами, пылесос и фигуру африканского божка из черного дерева.
– Тот же воздух, – произнес он, впав в философическую задумчивость, – Та же комната. Только я становлюсь другим. В этом и есть суть времени.
Уперевшись взглядом в пустые глаза губастого тотема, Сергей прочитал как свои его деревянные мысли:
«Отомсти! – сказал ему идол. – Жизнь – это месть».
– Стоит попробовать! – отозвался Сергей и ощутил острую потребность побродить по городу. Идти куда глаза глядят и ни о чем не думать. Жизнь не просто запуталась, а стремительно превращалась в клубок гадюк в весеннем раже. И катились они Бог весть… Должно быть к ущелью, где на последнем уступе выводил свою мелодию двухцветный паяц.
И там заканчивалась не только жизнь, но и судьба. И эта судьба – своя собственная еще продолжала его интересовать. И за продолжение величины ее в пространстве и времени он готов был заложить себя Богу, дьяволу, кому угодно. Лишь бы знать. Достоверно. И вовсе не вящую суть существования, а просто, что протяженность жизни все еще существует и имеет смысл.
Между тем, снежинки, витавшие в воздухе, когда Сергей выбрался на улицу, превратились в крупные хлопья мокрого снега. Они валили со всех сторон, даже снизу, набивались в глаза и за шиворот. Противная жижа облепила ботинки. Хандра уступила место усталости. А усталость сменилась тупым желанием ласки, тепла и уюта. Хотя бы тепла…
Поняв это, он свернул к массивным дверям ближайшей кофейни. Народу внутри оказалось немного. Несколько молодых людей в углу – по виду то ли панки, то ли бродяги, но точно – экзистенционирующая публика. Сидело и еще несколько человек с усталыми лицами и несложными взглядами на жизнь. Они цедили напитки и изливали друг другу свои горести, чтобы не было так одиноко в их личных несчастьях.
Сергей прошел сквозь облака сигаретного дыма, вдохнул его смрад и умилился. Заглянул в туалет. Над унитазом красовалась надпись: «TRAPPED? MASTURBATE!» И еще – чуть ниже: «Мойте руки после еды».
– Образовывается народ! – порадовался посетитель.
Выбравшись из уборной, Сергей примостился возле окна рядом с потертого вида пожилым мужчиной, чашечка эспрессо в татуированных руках которого выглядела забавной игрушкой.
– За что сидел? – проявил Сергей проницательность, чтобы как-то начать разговор. Почему-то он не смог произнести эту фразу с местоимением Вы.
– За собаку… – мужчина и сам был рад поговорить с кем-нибудь
– За собак теперь тоже сажают?
– За мою собаку…
– Совсем не понял.
– Чего ж тут не понять. У меня была собака…
– Ты ее любил…
– Так, именно. Дара. Овчарка беспородная… Я вообще людей не люблю, кроме собак.
– Как это – беспородная?
– А так – в
