Физрук-4: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

Сторож, увидев нас с Машей, удовлетворенно крякнул. Видать решил, что я, едва жена за порог, сразу же пустился во все тяжкие. Ну в общем, так оно и было с виду. В квартире я помог гостье раздеться. В смысле — снять верхнюю одежду. Проводил ее в большую комнату, а сам пошел чайник на плиту ставить. К счастью, вчера с медсестрой мы к торту даже не притронулись. Пока водичка закипала, я поставил кассету, не эротику, а серьезное кино «Вся президентская рать». Пусть посмотрит на заграничную моду. Все-таки действие происходит в современной Америке.

Гостья моя и впрямь смотрела, не отрываясь, прихлебывая чаек и закусывая «Ленинградским». А я, как и вчера за Наташей, наблюдал за нею. Не, ни с целью, уловить момент, когда можно потащить ее в койку. Мне было интересно наблюдать за Вершковой, как личностью. Вот до чего я, Владимир Юрьевич Данилов, докатился. Сидит у меня на хате красивая девчонка, торт лопает, кино смотрит, а у меня мысли не о том, что я с нее сначала сниму, а что — после, а о чем-то возвышенном. Хах! Сказал бы кто раньше — не поверил…

Маше фильм очень понравился. А мне понравилось то, как она его смотрела. Вершкова вообще девчонка с головой. К тому же — талантливая и бескорыстная, но именно поэтому для разовых утех она непригодна. Так что нынешний вечер был посвящен роскоши человеческого общения без интима. Я рассказал Машуне свою идею насчет детского клуба, и она ее горячо поддержала. Ну и вызвалась организовать в нем кружок для девочек и не просто — кройки и шитья — а сразу по моделированию одежды. Ну что ж, один сотрудник у меня, считай, есть.

В начале одиннадцатого гостья засобиралась. Я, само собой, вызвался ее проводить. Не забыв сумку моего бывшего будущего тестя, мы торопливо двинулись по темным улицам нашего Приречного района. После нашего оживленного разговора за рюмкой чая, мы молчали. Тем более, что на морозе не очень-то поболтаешь. Романтического провожания с поцелуйчиками — рука в руке — не вышло. Промчавшись чуть ли не галопом, мы расстались у подъезда, и я потопал домой. И проходя мимо аптеки, заметил фигуру, шмыгнувшего из подворотни пацаненка. Я сразу узнал его.

А вот он меня и вовсе не увидел. С уличным освещением в Литейске не ахти, так что я оказался в этот момент в тени. Зато отчетливо видел, как воровато оглянувшись, мой ученик рванул вдоль улицы. Причем — в моем направлении. Так что схватить его за шиворот было делом техники. И тут пацан меня удивил. Он перехватил мое запястье и попытался перебросить меня через бедро. Не вышло. Я для него слишком тяжел, так что он остался трепыхаться в моих руках, как птенчик в пасти кота. Из-под расстегнувшегося пальтишки его на снег брякнулось несколько картонных коробок.

— Тэк-с, Сергей Севастьяныч, — пробормотал я. — Продолжаем аптеки обносить?

Птенчик забился еще отчаянней.

— Пусти, сволочь, — просипел он.

— Ни хрена-се! — выдохнул я и как следует его встряхнул. — Ты с кем разговариваешь, сявка⁈

Воришку мгновенно проняло.

— Я извиняюсь, Сан Сеич! — проныл он.

— Так-то лучше, — смилостивился я. — Ну-ка подбери коробки и пошли.

— В ментовку? — угрюмо осведомился оболтус.

— Торопишься за решетку? — хмыкнул я. — Ты же там, вроде, бывал… Понравилось?

Зимин в ответ лишь угрюмо засопел.

— Успеешь еще, — продолжал я. — Ко мне пойдем. У меня торт остался. Расскажешь, что да как, а там посмотрим… Только не думай обрываться. Куда ты из города денешься?..

Пацан подобрал коробки, сунул их за пазуху. Я положил ему руку на плечо — на всякий случай — и повел. Зимин не вырывался, видать, понял, что деваться ему и впрямь некуда. Хорошо, что Сидорыч уже дрых в своей будке, иначе бы увидев, что я ночью к себе пацана веду, нехорошо обо мне подумал.

В квартире я велел ученику скидывать пальтишко, а коробки с краденным лекарством оставить в прихожке. Потом отправил мыть руки, а сам снова поставил чайник на конфорку. Вымыв руки, оболтус остался торчать в прихожей. Захватив чайник и чистую чашку для него, я повел ночного гостя в большую комнату.

— Пей чай, наводи тело, — сказал я ему. — И на торт налегай. Мне одному его не усвоить.

— А где ваша жена? — спросил Зимин.

— Много будешь знать, не скоро школу закончишь, — ответил я.

Пацан кивнул и принялся доедать остаток торта. Настроение его явно улучшилось. Покуда ученик подчищал крошки, я его ни о чем не спрашивал. И так было понятно, что положение его хреновее некуда. Еще по первой краже дело не закрыто, а он на новую пошел. Завтра обнаружится, что лекарства пропали, первым делом подумают на него. Теперь уж точно одной комиссией по делам несовершеннолетних не обойдется. Посадят идиота. Вот как его теперь вытаскивать? Самое подлое, что и аптека та же, где провизоршей работает эта жирная дура, Марь Ванна.

— Ну а теперь выкладывай все, как есть, — потребовал я, когда подопечный налопался.

Зимин снова засопел.

— Давай-давай! — подбодрил его я. — Я не следователь и протокол не веду. Если хочешь, чтобы я тебе попытался помочь, говори всю правду… Что тебе опять помешало купить эти лекарства?

— Они меня заставили, — пробурчал он.

— Кто — они?

— Отморозки эти… — буркнул Зимин. — Фомка, Сарай и Борзый…

— Та-ак, знакомые погонялова… И что именно они тебя заставили сделать?

— Ну таблетки эти стырить…

— И в первый раз тоже?

Восьмиклассник кивнул.

— Выходит — вся эта история про больную мать — брехня чистой воды?

Пацан скривился и я понял, что он вот-вот сейчас заплачет.

— Она… больная, — пробормотал он. — Не просыхает неделями… Ее уже сколько раз с работы гнали… Она же раньше главбухом была, а теперь — уборщица… Не пошла сегодня на работу опять…

— Подбери сопли, боец! — сказал я. — Давай по порядку… Прошлый раз ты деньги за лекарства оставил… Почему?

— Я не хотел воровать, а эта крыса в аптеке, мне их не продала, вот и пришлось…

— А сегодня ты их уже взял за так, верно?

Зимин кивнул.

— Дома совсем денег нет, —