по фрицевским тылам ходили. А если нет, то — погибли. Не поверю я, что они сдадутся.
— Принял, товарищ капитан. Подождем…
В воронке
Коновалов оказался ближе к взрыву, он принял на себя основную массу осколков. Сережке очнулся от того, что было очень больно дышать… Схватился за левый бок, правая рука нащупала достаточно крупный осколок застрял между нижними ребрами левого бока. Серый сполз в воронку от снаряда. Расстегнул ремень, поднял гимнастерку исподняя рубаха слева была вся в крови. Приподнял ее, посмотрел: «Терпимо, осколок можно вытащить, главное, остановить кровь». Судя по ране в которой торчал осколок, попадание уже на излете, отделался легко: рассечение и, скорее всего, сломанными ребрами.
Приготовил бинт.
Серый взял осколок через исподнюю рубаху пальцами, резко дернул, как большую занозу, ойкнул и сильно прижал левую руку локтем к ране. Оторвал низ исподней, сложил несколько убрал локоть, приложил валик к ране, постарался, как можно туже прижать его бинтом. Стало немного легче.
«Надо посмотреть, что со старшим матросом…» — подумал Серый. Выбрался из воронки, ползком добрался до Коновалова, потащил его за собой в воронку. Получилось…
Коновалов, судя по ранам, погиб почти мгновенно. Без раздумья Сережка поменял свой карабин на ППШ Коновалова, забрал из его нагрудного кармана документы. Закрыл глаза…
Серый очнулся, когда задрожала земля — в сторону воронки двигались танки. Уже вечерело — Сережка был в «отключке» несколько часов. Танки прошли дальше — на северо — восток. Иногда раздавались одиночные выстрелы: фашисты делали контрольные выстрелы.
Рядом послышалась немецкая речь, Сережка сжал автомат, он уже приготовился продать свою жизнь подороже…
— Курт, во скажи мне, как так получается? Почему эти полосатые не сдавались, они же были окружены? Когда началось наступление, тысячи этих скотов сдавались в плен и, почти без охраны, сами шли на запад. А сейчас — у нас серьезные потери, мы двое суток не могли сдвинуться с места… Да и сейчас, продвинулись на пару километров.
— Ади, ты же сам сказал, что эти — полосатые. Эти другие…
Прошли мимо — в воронку не заглянули, не заметили.
Из всего сказанного Сережка понял только «Цвай километр». Уже темнело, немцы не станут двигаться ночью, значит, нужно за ночь проползти 2 километра до своих. Хотелось есть, а еще больше пить, только вода кончилась еще до их с Коноваловым выхода к первому батальону…
«Эх, мама, наверное, сейчас трепется с мамой Никитоса, а папка смотрит какой-нибудь футбол… Да уж…вот где теперь ребята? Живы ли… А Илюха в больничке лежит, в ус не дует…» — улыбался, думая так Сережка.
К утру Сережка подобрался к высотке — окопы на ней занимали фрицы. Начало светать, а Сережка так и не придумал, как преодолеть линию фронта, да и сил почти не оставалось…
— Alarm!!! (Тревога!) — завопил кто-то из охранения.
И сразу началась стрельбы. 157 дивизия получила приказ выбить врага за железную дорогу, что шла к Сталинграду. С высотки, с левого фланга, из окопа, по нашим, которые были уже почти рядом, метрах в пятидесяти, строчил пулемет, не давая подняться в атаку. Серый решил исправить это дело… Подобрался сзади, почти в упор дал короткую очередь в спину пулеметчику и его второму номеру. В суматохе боя никто ничего не понял. Сполз в окоп, перекинул МГ на другую сторону окопа, когда выбирался, столкнулся взглядом с одним из наших бойцов, который подполз к пулеметному гнезду на расстояние броска гранаты…
«Вовремя, — подумал Серый. — Так могли и свои угрохать»
Установив пулемет на бруствер (это были наши окопы, которые захватили фрицы, так что бруствер был у них за спиной), Серый дал несколько длинных очередей вдоль траншеи, по немцам, которым некуда было укрыться, а только падать на дно окопа или выскакивать из него, ведь огневые ячейки были сделаны в другую сторону.
Раздалось дружное «Ура!!!», заметив, что плотность огня резко упала, командиры подняли бойцов в атаку. А гранаты в Сережкину сторону прилетели, от немцев, целых две.
— Сестричка, как он? — Лейтенант Корниенко кивнул на парнишку, что лежал на шинели весь в бинтах, колдовавшей над ним медсестре.
— Смертельных ран нет, если до санбата довезут — жить будет, ответила та, не прекращая перевязку.
— Петров, документы его нашли?
— Да нашли какие-то у него в кармане… На старшего матроса Коновалова, из 154 морбригады. — Петров посмотрел на мальчишку, почесал затылок. — Только не тянет он на старшего матроса 1923 года рождения, хоть и в тельняшке.
— А точно он по гадам из МГ садил? Не путаешь?
— Товарищ лейтенант! Так я его как Вас сейчас видел, да и ППШ рядом с ним, да и некому больше — никого рядом нету…
— Сестричка, постарайся его до санбата довезти, хочу узнать имя Героя!
— Постараемся, товарищ лейтенант!
Госпиталь.
25 ноября 1942 года. Уже прогрохотали тысячи орудий и «Катюш», прорывая оборону фрицев с севера и юга, уже замкнули наши войска кольцо в районе Калача-на-Дону, а «в колечке 22 дивизии»… Как его привезли в Пензу Сережка не помнил, да и о том, что он в этом городе узнал не сразу. Сейчас Серый быстро шел на поправку. Снова пришлось вспоминать о зарядке и физкультуре. А ведь он с ребятами, как попал в 1942 год, ни разу не делал что-то типа зарядки, хотя, во время первого попадания ни дня не проходило без нее. После ранений снова нужно было приводить себя в форму. Сегодня привезли новую группу раненых, Серый помогал их переносить. Сережка подставил плечо солдату, который прыгал на одной ноге, с другой стороны его поддерживала медсестра. Перед ними в дверь приемного отделения заносили носилки с бойцом, закутанным в шинель. При повороте шинель распахнулась, а из рукава шинели выпала бумажка. Сережка посмотрел на упавшую бумажку, посмотрел на носилки, на них лежал мальчишка, лет десяти — двенадцати с забинтованной шеей и головой.
Уже после разгрузки Сережка, почему-то, вспомнил про бумажку, нашел, подобрал со снега, развернул ее:
«Этот мальчик, Толик Курышов, с 28 сентября по 24 ноября находился со мной в торцевом доме № 61 на площади 9 Января. Отражал атаки немцев. Считаю
