поддержали жители деревни.
— В честь избрания положено празднование... — продолжил старейшина. — Но, как вы знаете, недавно погибло множество славных воинов, поэтому чествование вождя переносится на следующее новолуние...
Закончив говорить, он развернулся и поковылял к себе домой, отлёживаться у очага. Торисмуд сильно сдал за последние годы, поэтому Эйрих начал думать о том, что скоро придётся избирать нового старейшину из деревенских стариков. Это русло власти оставлять на самотёк нельзя, поэтому проблема требовала хорошего обдумывания...
— Святой отец... — тихо заговорил Эйрих, ткнув священника в бок. — Сколько зим ты прожил?
— Сорок девять, — ответил тот. — А зачем тебе?
— В следующем году будешь годен в старейшины... — тихо сообщил Эйрих.
Зевта, в это время, самодовольно лыбясь щербатой улыбкой, принимал похвалы и поздравления от рядовых воинов и простых жителей.
— Думаешь, что Торисмуд... — так же тихо произнёс отец Григорий.
— Он выглядит так, будто сейчас зайдёт в дом и умрёт там... — пожал плечами Эйрих.
В этот момент, ему вспомнился момент собственной смерти. Мучительная боль, залившая глаза кровью, отупение, оставившее в его сознании только «Убить всех, сжечь города», саднящий горло кусок курятины, прыгнувший к нёбу от напряжения всего тела, а также страх... Страх, что всё было напрасно и он не успел добиться всего, чего хотел.
А чего он хотел? Он хотел дойти до последнего моря. Но уже в ходе завоевания Хорезма понял, что не успевает. Понял, что совершил ключевые ошибки, которые делают этот великий поход невозможным...
— Может и так, но может и нет... — произнёс отец Григорий задумчиво.
— Оставь это на волю господа, святой отец, — ответил ему Эйрих, размышляющий сейчас о другом.
Времени подумать у него много, он уже раздумывал о том, сколько ошибок совершил в прошлой жизни. Не житейских, эти-то понятны и неизбежны, а государственных, которые ему не простят потомки. Не то, чтобы ему было важно, что подумают о нём будущие колена, но было очень жаль, что он не успел.
И попытки чётко понять, что помешало, занимали всю его новую жизнь.
В прошлом он просто не знал, что вообще возможно держать большую постоянную армию, как это делают римляне. Легионы римлян исчисляются туменами воинов, у которых больше нет никаких других занятий, то есть они занимаются войной и только войной. У Темучжина был кешик, гвардия, но их было несравнимо меньше, чем обычных легионов римлян.
Вообще, здесь считается обычным делом, когда против племени, имеющего тридцать тысяч воинов, выставляют сорок тысяч легионеров. И, из-за размеров римской державы, все эти легионы постоянно заняты. Поэтому для разрешения «готского вопроса» послали сотню человек с целым комитом, отвечающим за императорские конюшни...
— Эйрих... — подёргала задумчиво глядящего на отца Эйриха сестрёнка. — Фульгинс рожает...
— А я причём тут? — спросил он.
— Надо сходить за знахаркой... — ответила Эрелиева.
— А где Валамир с Видимиром? — закатил глаза Эйрих.
— Они пошли силки проверять, — ответила сестрёнка. — Пошли сходим вместе?
— А сама? — спросил Эйрих.
— Я её боюсь... — ответила Эрелиева.
— Хорошо, пошли, — решил Эйрих.
Знахарка жила на окраине деревни, в очень паршивого качестве хибаре, которая была даже хуже, чем дом Эйриха.
«Может, купить у гуннов юрту?» — подумал он. — «Поставить там римский каминус, чтобы каменная труба упиралась в тоно (5) и внутри не было дыма. Похоже на отличный план».
Идея захватила Эйриха, поэтому он продолжил обдумывать её даже когда вошёл в халупу знахарки и поклонился ей.
— Эйрих, — прошамкала старуха. — С чем пожаловал? Опять раба твоего от лихорадки лечить?
— Почти за этим, почтенная Хильдо, — ответил Эйрих. — Фульгинс вот-вот разродится, поэтому нужна твоя помощь. Но ещё надо посмотреть на Татия, кажется, у него снова начинают гнить порезы.
— Что дашь взамен? — спросила знахарка.
— Один сочный заяц или одна куропатка, — озвучил своё предложение Эйрих. — Завтра или послезавтра.
— Маловато за двоих, — покачала головой старуха.
Выглядела она как нечто древнее и уставшее. Одета в льняное рубище блёклого красного цвета, в волосы её заплетены засохшие лечебные травы, а шея украшена парой ожерелий из янтаря и неких чёрных камней.
— Два зайца или две куропатки, — поднял ставку Эйрих.
— Две куропатки, — решила знахарка. — Завтра или послезавтра.
— Хорошо, — кивнул мальчик. — Эрелиева!
Девочка опасливо заглянула в хибару знахарки.
— Проводи почтенную Хильдо к нам домой, — сказал ей Эйрих. — А я пойду по делам.
/5 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/
— Зачем ты освободил меня? — спросил пришедший в себя Татий. — Зачем предлагаешь такое?
Эйрих, сидящий перед каминусом и обжаривающий кусок зайчатины на ветке, задумчиво посмотрел на огонь.
— Я увидел, что ты не сломался, — ответил он римлянину. — Зачем мне не сломленный раб? Ты слышал когда-нибудь о Спартаке?
Татий посмотрел на него удивлённо.
— Не удивляйся, — усмехнулся Эйрих. — Я прочитал о нём у Марцеллина, в «Деяниях».
— Причём здесь я? — спросил римлянин.
— При том, что ты, как Спартак, не был сломлен, — ответил ему Эйрих. — Кто-то другой бы уже сдался, кто-то другой бы не делал так усердно вид, что уже сломался и смирился со своей судьбой... Редкое качество.
Таргутай Кирилтух тоже хотел, чтобы Темучжин был сломлен и принял судьбу раба. Колодки, скотское обращение, нехватка еды — это вещи, которые могут сломать слабого. Татий доказал на деле, что не слаб.
— Ты сильный, Татий, — произнёс Эйрих. — Ты заработал моё уважение, потому я считаю, что ты достоин занять своё место рядом со мной.
— Зачем мне это? — спросил римлянин.
— Что тебя ждёт в землях римлян? — спросил его Эйрих вместо ответа. — Голод, холод и жалкое существование. Но что ты получишь здесь? Я дарую тебе женщину, сначала одну, а потом, со временем, множество других. Хочешь достойное тебя жилище? Не жалкую клетушку в большом городе, а настоящие хоромы, как у уважаемого патриция? Я дам тебе это.
— Здесь? — скептическим тоном спросил Татий.
— В будущем мы отправимся на запад, — едва улыбнулся Эйрих. — И мне нужен будет человек, который знает римлян и готов быть использован мною против них.
Татий крепко задумался.
