Вот тут вот… Эх, не видно ни зги! Спички есть? Подсветить надобно.
— Фонарик подойдет? — вполголоса спросил я.
— Да не ори ты, придурок, всю деревню перебудишь, — я удерживал пацана на вытянутой руке, тот орал и нелепо размахивал руками. Типа ударить пытался, но не дотягивался.
— Пусти, гад фашистский! — орал он.
— Тихо ты! — шикнул я и вполголоса обратился в темноту, куда кувырком укатился второй, старый. — Эй, мужик! Выходи давай, я свой. Не трону!
— Да какой же ты свой, коли я видел, как ты франтом по улице расхаживал⁈ — раздалось из темноты.
— Эх ты, вроде взрослый дядя, а не знаешь, что бывают разведчики, — хохотнул я. Ухватил все еще вырывающегося парня за руку, скрутил. Ну как, скрутил, скорее обнял крепко, чтобы тот трепыхаться перестал.
Пацан был молодой и очень тощий, просто кожа да кости.
— Ты книжки про шпионов читал? — сказал я.
— А чем докажешь, что ты шпион? — требовательно вопросил старый. — У меня тут ружжо! Пристрелю в случае чего!
— Ага, два ружья… — буркнул я. — Да выходи давай! Вы чуть вольфсангель в другую сторону не нарисовали.
— Чего не нарисовали? — кусты затрещали, и я тут же направил в ту сторону фонарик.
— Доброй ночи, отец, — ухмыльнулся я. — Вы же тут, как я смотрю, этого фрица как жертву вервольфа собирались расписать.
— Да не свети ты в глаза, — ворчливо сказал дед, прикрывая лицо растопыренной ладонью. — А ежели и так, то тебе-то что за дело?
— С умом надо подражать, — я оглядел собеседника. Сухощавый старикан, из путаницы морщин высовывается крючковатый нос. Серая роба, под ней тельняшка, на которой дыр больше, чем полосок. И сквозь дыры просвечивают линялые синие узоры на коже. О, а дедок-то, похоже, сиделец. Вот почему он так ловко свалил. Прямо-таки щучкой нырнул, как мастер спорта по прыжкам в кусты. А пацан замешкался, так что я его успел ухватить за загривок.
— Это чегой-то? — прищурился дед.
— А тогой-то! — фыркнул я и заглянул в лицо парнишке. — Если отпущу, кидаться на меня не будешь, воин?
— Неа, — тот помотал головой.
Я разжал руки, и пацан немедленно кинулся к деду.
— Головой-то подумай, — сказал я. — Фрицы убитых Вервольфом уже много находили, знают, как он убивает. А если найдут этого с совсем другими знаками, как думаешь, быстро поймут, что это не вервольфа рук дело, а?
— Ну… это… — замялся дед. — Я вроде все точно скопировал, мне Данила мамой клялся, что точно так все и выглядит.
— А теперь еще немного подумай, — жестко сказал я. — Когда фрицы своего убитого находят, дальше что происходит?
— Так я же и кумекал, что ежели решат, что вервольф это, то никого не тронут, — дед всплеснул руками.
— Это ты правильно подумал, — кивнул я. — Вот только вольфсангель рисуется в противоположную сторону. Вот так, смотри.
Я присел рядом с распластанным телом немца и быстрым росчерком нацарапал у него на лбу вольфсангель.
— Теперь надо вот так… — я распорол гимнастерку на его груди, изобразил три следа от когтей. На правой ладони начертил руну «уруз» — символ неудержимой силы, а на левой — «хагалаз», в смысле смерть и разрушение. Вспомнил инструкции Лаврика, вздохнул. Посмотрел на парочку, завороженно наблюдающую за моими действиями. Нет уж, достаточно. Хватит и этого, вот разве что…
— Эй, пацан, прутиков не нарвешь? — сказал я. — Корону этому фрицу надо сплести.
Парень дрожащими руками потянулся к голым веткам кустов. Принялся их нервно дергать.
— Так это ты что ли Вервольф и есть? — выдохнул дед.
— Да неважно, — отмахнулся я. — Вервольф — это, знаешь ли, сказочный персонаж. Вот пусть и дальше живет в сказках.
— Вввот, я наломал… — пацан протянул мне веник из тонких голых прутиков. Ага, как там Злата их сплетала? Бл*ха, у нее всегда ловчее, чем у меня получалось.
— А вы этого фрица просто так убили, потому что враг? — спросил я, скручивая непослушные ветки в подобие треугольной короны. — Или он лично вам чем-то насолил?
— Да нешто повод нужен? — обиделся дед. Но по лицу было заметно, что как-то он… лукавит. Не договаривает. Суетливо руками начал теребить свою робу.
— Да ладно, выкладывай давай, что тут творится! — я натянул на лицо лыбу во все тридцать два зуба.
— А чего они к нашему кладбищу лезут? — буркнул дед и отвернулся.
— Ну-ну, продолжай, чего замолк? — подначил я его. — Что за кладбище?
— Да как в тот раз сюда приехал тот франтоватый, в усиках, — сказал пацан. — Охраны тьма у него, ходил такой важный, распоряжался.
Раскручивать их пришлось в час по чайной ложке, но в конце коцов картинка сложилась. Франтоватый хрен с усиками — это, как я понял, Зиверс. Приехал в Заовражино в первый раз еще когда граф был жив. Был со всеми сладко-вежлив и предупредителен, его охрана детишек конфетами угощала, а сам он привязывался к самым старым жителям и выспрашивал про старое кладбище. Пока кто-то, наконец, не проговорился, где оно. Там уже давно никого не хоронили, оно было уже лет сто, как заброшено. И уже после этого сюда приехали и аненербевцы со своими собаками, и другие фрицы. И вот эти другие принялись это кладбище активно раскапывать и доставать оттуда скелеты. Аккуратно так, чтобы ни одной косточки не потерять. Извлекут из земли, отмоют, выложат ровненько. Потом приезжал Зиверс, выбирал, какие скелеты забирает, а остальные скидывали в отвал, как мусор.
И это дело очень не понравилось старожилам. Правда, поделать они ничего не могли. Собирались иногда в ночи тайно, бухтели, ворчали, но на протесты не решались. Страшно было, что перестанут с ними нянькаться, и устроят погром и резню, как в других деревнях. Слухи-то доходили. А иногда и не слухи, а кое-кто из выживших в Заовражино укрылся.
Вот только старому сидельцу все это было поперек совести. На том кладбище вся его родня была похоронена, хоть и табличек на сохранилось. Останавливаться фрицы явно не собирались. Понятно же, что пока всех мертвецов не выкопают, кладбище в покое не оставят.
— Н-да, дела… — я покачал головой. — А зачем ему скелеты?
— Коллекцию какую-то собирает, — огрызнулся дед.
— Уважаю, — покивал я. — что не смог ты, сложа руки сидеть, сам такой. А теперь что думаешь?
— Да, думаю, может если труп главного копателя найдут вервольфом загрызенный, может одумаются… — вздохнул дед.
— Может и одумаются… — эхом повторил я, потом поднялся на ноги. — Так, ребятушки, пора нам с вами разбегаться, и так засиделись тут в темноте.
— А зовут-то тебя как? — встрепенулся дед.
— Меня, отец, не зовут, я сам прихожу, — сказал я. — Ну и меньше знаешь, крепче спишь, так ведь?
Я сделал шаг в темноту, оставив парочку диверсантов хлопать глазами и перешептываться. Эти двое вряд ли меня выдадут. Разве что разболтают, что жертву вервольфа им помогал подделывать настоящий Красный Вервольф, слухи доползут до фрицев, и те их сграбастают и с пристрастием допросят.
Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Тем более, что задерживаться надолго я в Заовражино не собирался. Еще денек-другой сведения пособираю, и пора и честь знать. Дела не ждут, пусковой бункер этот еще долбанный надо придумать, как из строя вывести. Точнее, сделать так, чтобы в строй он никогда и не запустился.
А собаки…
А что, в конце концов, собаки?
Не мог я себя заставить всерьез поверить, что получится у них в ближайшем будущем воспитать настоящих собак-убийц, которые смогут как-то переломить ход истории.
Странно, конечно, что эта навязчивая мысль меня все никак не отпускает.
Я тряхнул головой, пытаясь ее отогнать. И вместо этого придумать какую-нибудь удивительную историю, которую я Анхелю расскажу. На тему, где это его сосед по комнате шлялся половину ночи.
Можно сказать, что встретил любовь всей жизни и полночи с ней романтично прогуливался. Хотя так себе погода для прогулок. Лучше уж на сеновале валялся, правдоподобнее будет. И подробности пикантные проще рассказать, опять же. А имя девушки можно и не называть, я ведь джентльмен, и все такое. Хотя какой еще джентльмен, я же в Сорбонне учился. Тогда получается, что настоящий мсье. Бл*ха, звучит как-то по-дурацки.
Я тихонько засмеялся.
Но вернее всего будет сказать, что забрел в один дом, там на меня насели пенсионеры с самогоном, и мы там полночи спорили о воспитании подрастающего поколения и прочих философских вопросах. Только тогда нужно обеспечить
