из европейских языков.
Как уже отмечалось, Петр был знаком с некоторыми достижениями европейской гуманитарной мысли, однако приглашать в Россию ученых-гуманитариев не считал нужным, не видя в этом утилитарного смысла. Поэтому русская философия, история и юриспруденция при нем в стране не зародились. В то же время если в наборе сфер правовой деятельности отсутствуют правовая наука и правовое образование, такой набор правом назвать очень сложно хотя бы потому, что без них система деятельности неспособна к воспроизводству.
Для онтологического правопонимания отсутствие права при наличии законодательства и судебной системы может показаться нонсенсом, однако Петр этим вопросом не интересовался. Да и необходимости в развитии юридической науки тогда не было: частная собственность по-прежнему отсутствовала, а высшим законом для подданных была воля самодержца.
Самодержец, будучи единственным законодателем 206, мог сообщить принимаемым им указам только ту легитимность, которой обладал он сам, т. е. традицию (наследование титула) и харизму. Защищенность принимаемых им нормативных актов по отношению к последующим за ним императорам и даже к нему самому практически отсутствовала – ничто не могло помешать отменить или изменить их.
Очевидно, что законы, принятые хотя бы формально представителями населения, защищены гораздо лучше, и изменить их намного сложнее. Неслучайно время жизни Судебников и Уложения, принятых Соборами, было достаточно велико. Неграмотность подавляющей части населения, зависимость от хозяев, ближайших начальников, а также недостаточная легитимность законов Российской империи в глазах населения были одними из причин необязательности их исполнения.
Например, указы Петра об обязательности обучения городского населения наряду с дворянством и духовенством были преданы забвению его последователями – просвещение народа к числу своих приоритетов они относили отнюдь не всегда. Большинство цифирных школ, где, например, купеческие дети могли наконец-то выучить арифметику, без которой их отцы загадочным образом обходились, после его смерти закрылись 207.
Наиболее известный пример отмены указа Петра I его последователями – история с Указом о престолонаследовании, согласно которому император вправе сам назначить себе любого наследника, даже не члена императорской семьи. Единственное, что там оговаривается, – наследник должен быть официально объявлен при жизни государя. Именно этот нормативный акт стал триггером череды дворцовых переворотов в Российской империи XVIII века. Он был отменен императором Павлом I, ставшим последней жертвой этой нездоровой практики.
Еще одной особенностью личности Петра I, на которую обычно обращают внимание, была абсолютно нетипичная для государя манера общения с подданными, которую иногда ошибочно принимают за демократизм. Имеется в виду его неприхотливость в быту, нелюбовь ко многим традиционным формам почитания самодержца, работа плотником или кузнецом под руководством обычного мастерового, за которую он получал плату и тратил ее на приобретение нужных вещей – например, башмаков и т. д. и т. п.
Как отмечали современники, «царь, находясь при своей армии, до сих пор не является ее начальником, он состоит только капитаном бомбардирской роты и несет все обязанности этого звания. Это, вероятно, делается с целью подать пример высшему дворянству, чтобы и оно трудом домогалось знакомства с военным делом, не воображая, как, по-видимому, воображало себе прежде, что можно родиться полководцем, как родишься дворянином или князем» 208.
По сути, такое поведение царя было способом воспитания служилых людей в убеждении, что достичь высоких чинов и наград можно только успехами на своем поприще, а не за счет знатного происхождения или раболепия перед начальством. Иначе говоря, своим каждодневным трудом Петр показывал подданным пример, как нужно служить ему, российскому самодержцу. Неслучайно однажды он произнес тост, так хорошо запомнившийся очевидцу: «Здравствуй тот, кто любит Бога, меня и Отечество!» 209.
А вот вмешательство в свою «службу» самодержца он не терпел не только со стороны церкви, но даже со стороны наследника. Что уж говорить о прочих подданных: царь сам решал, что для них полезно, а что нет, что хорошо, а что плохо.
Наметившаяся было в XVI веке обратная связь между государем и подданными, сулившая возможность превращения вотчинной монархии в монархию европейского типа, окончательно сошла на нет.
Круг обязанностей императора по «служению» народу определялся самим монархом и варьировался по его усмотрению, не будучи закрепленным в законодательстве. Все еще сказывалось типичное для вотчинной монархии отождествление личности царя с государством. В воинской присяге, утвержденной при Петре, нет понятия России, Отечества, земли, а есть только понятие «царя-государя», а само государство упоминается как «Его царского величества государство и земли». Этих слов нет даже в присяге служащих, включенной в Генеральный регламент. Присяга давалась «своему природному и истинному царю и государю, всепресветлейшему и державнейшему Петру Первому, царю и Всероссийскому самодержцу и прочая, и прочая, и прочая» 210.
Так что никаких иных субъектов политики, кроме царя, не существовало, и никакой демократии.
Бурная реформаторская деятельность Петра I неоднозначно воспринималась его современниками и служила предметом ожесточенных споров среди историков XIX века. Не ввязываясь в противостояние тех, кто считал Петра великим основателем европейской России, и тех, кто называл его антихристом, отметим лишь важные для последующего изложения последствия его правления.
Конечно, никакого полицейского государства, понимаемого в доктрине Джона Локка, Томаса Гоббса и др. как государство общего благоденствия, построено не было. Никаких «благих законов» никто и не собирался принимать, равно как учреждать независимые суды и интересоваться мнением подведомственного населения о государственной политике 211. Наоборот, имело место злостное «людодерство», на которое население порой отвечало восстаниями 212.
На деле была сконструирована мегамашина Российской империи. Указы, принятые Петром I в сфере государственного строительства, больше походили на инструкции, нежели на законы. В них подробно указывалось не только что надо делать, но и как, и даже как при этом выглядеть 213. Зато понятийный аппарат отсутствовал, а о юридической технике никто и не слышал.
Целью или миссией мегамашины, кроме традиционной территориальной экспансии, было обретение Россией достойного места в европейской цивилизации 214. За годы правления Петра страна, безусловно, стала важным фактором европейской геополитики. Однако далеко не все соотечественники вдохновились этой миссией, а институционализировать этот импульс развития Петр не сумел. Инструмент такого превращения новых отношений в институции – право как полноценная система деятельности – на тот момент в России отсутствовал.
В результате Россия оказалась поделенной
