по уши влюблен? Нет, Мария Анитповна, конечно, замечательная, как человек, наверное, тоже, и смотреть можно вечно — на огонь, воду и как она бумаги с нижней полки шкафчика достает. Но… Я уже не мальчик, а она не девочка. Все понимаем, все осознаем. К тому же я не уверен, что я у кадровички один такой добрый молодец. Не даром к ней свет-Антошенька на огонек-чаек заглядывает. Домысливать не буду, свечку не держал, но и быть наивным Сашенькой в таких вопросах не хочется.
— Это было одно из лучших чаепитий, Мария, — широко и открыто улыбнулся я.
Сказал, кстати, правду. И Маша улыбнулась, принимая мою честность. Обойдёмся без игр.
— Ты заходи на чай, — хихикнула она в ответ, поравляя причёску. — Я еще и кофе могу…
— Обязательно… Кофе я тоже люблю. До свидания…
Вышел из кабинета и нос к носу столкнулся с криминалистом. Чуть очки ему не сбил.
— О! А ты чего здесь, Валентин? — уставился я на него.
Интересно, и давно он под дверью стоит? Вот жук задверный.
— Мне в кадры нужно, Мария Антиповна уже освободилась? — как-то без подвохов и лишних эмоций спросил он.
Будто это нормально, когда женщина заперлась в кабинете, а потом от нее выходит молодой человек. Фиг знает, как у советских людей мышление устроено. Еще не адаптировался я в социум на все сто. Хотя Валентин тоже не совсем вписывается в милицейскую массу, слишком он заумный.
— А она была занята? — аккуратно уточнил я, пытаясь понять, что он слышал за дверью.
— Скорее всего, да, — невозмутимо закивал эксперт-криминалист, — я дверь подергал, заперто было.
— А почему не постучал?
— Если человек закрылся, это значит, он не хочет, чтобы его беспокоили. Решил подождать чуть-чуть…
Я постарался не смотреть на него уж слишком испытующим взглядом.
— Логично. Ну, заходи… — только кивнул я на дверь кабинета.
— Постойте, Александр, я хотел с вами кое-что обсудить.
Любовные пассатижи! И этот, что ли, по Марии сохнет? Сейчас вызовет на интеллектуальную дуэль? Битва до смерти мозгов? Но я ошибся. Лейтенант Загоруйко вдруг спросил совершенно другое:
— Скажите, Александр, я наблюдал за вашей работой на месте преступления, и мне показалось, что вы действовали совершенно нестандартно. Но при этом очень эффективно. Вы очень быстро раскрыли хищение фамильного серебра.
— Повезло, бывает, — хмыкнул я. — Всем известно, что новичкам везет.
— Нет… Дело совсем не в этом. Еще я поднял законодательство, проверил ваши слова — нет никаких поправок в УПК, про которые вы упоминали.
— Каких еще поправок?
— Ну как же? Про то, что забрать заявление можно только через три дня…
Вот же дотошный очкарик! Доковырялся, блин…
— Сначала я не понял, почему вы так поступили, а потом, проанализировав все, пришел к удивительному выводу. Вы блестяще использовали это выдуманное высказывание как рычаг психологического давления на подозреваемого.
— Да? А я думал, что такие поправки действительно имеются.
— Не скромничайте, Александр, — пристально смотрел на меня сквозь очки криминалист.
Линзы делали его глаза еще больше, и казалось, он видит меня насквозь.
— Да я не скромничаю, скромность — вежливость слабаков, — попробовал я отшутиться, но Валентин вдруг выдал такое, отчего мне вдруг захотелось его немедленно прибить. По-тихому пристукнуть и Мухтарке скормить.
— Я знаю ваш секрет, Александр…
— Слушай… Загоруйко, тебе же в кадры надо было? Вот и иди… в кадры.
— Погодите, Александр, почему вы это скрываете?
— Что скрываю? — напрягся я.
— Как это — что? Это же очевидно. Я знаю, что вы используете в оперативно-служебной деятельности особые знания.
Вот сука! Как он догадался, что я попаданец?..
— Ничего я не использую, ничего не знаю, — мотал я башкой, а сам уже прикидывал, куда мне линять.
Потому что контраргументов не предвиделось.
— Конечно, используете, — упорствовал тот. — Новейшие знания советской криминалистической науки, которые, вероятно, почерпнули из НИР.
— Да, точно! — с облегчением выдохнул я. — Из советской науки все взял. Э-э… Где-где почерпнул?
— НИР… Научно-исследовательские разработки. Простыми словами, передовой опыт. Периодика ведомственная печатается для служебного пользования. Я прав? — сиял Загоруйко. — Прошу, вас, Александр, дайте мне тоже эти журнальчики почитать. Вряд ли такая литература доходит до канцелярии нашего ГОВД. Я полагаю, это свежие выпуски «Следственной практики» и «Экспертной практики», я видел такие в Угледарске, в областном УВД.
— Да, именно они… Извини, Валентин, дать не могу. В библиотеку их сдал. Областную.
— Я бы посмеялся вашим шуткам, Александр, если бы у меня было чувство юмора, соответствующее вашему.
Я прищурился. Да что он ко мне прицепился? Не жук даже, а чисто клещ.
— Это ты меня сейчас оскорбил, Валёк?
— Отнюдь. Вы же прекрасно знаете, что ДСП-шные книжки, — выразился он, будто каждый день так разговаривает, а я с трудом сообразил, что это означает — для служебного пользования, — живут в сейфах сотрудников, а не в библиотеках.
— Да конечно, знаю, ага. Жаль, что ты шутку не оценил. Короче, Валентин… — я ляпнул, что смог: — Я эти журнальчики потерял.
— Как? — нешуточно ужаснулся тот. — Вы представляете, что будет, если они попадут не в те руки?
— Ну как потерял? Не сберег просто. В руки они не попадут. Они в зубы попали.
— Что? — задвинул очки повыше криминалист.
— Я говорю, Мухтарка, паразит такой, сгрыз литературу. Зубы у него чесались. Завел я его к себе, в кабинет-сарайку, вышел на минуту, прихожу, а от метновской практики одна труха, опилки. Вот такая беда, Валентин.
— Да… — протянул криминалист. — Досадно.
— Не то слово… Только, это самое, Валя… Давай это останется между нами. Я тебе как другу доверился. Сам понимаешь, что за утрату служебной литературы по головке не погладят.
— Хм… Да, безусловно. Вы полагаете, мы друзья?
И смотрит на меня совершенно честным таким взором.
— Конечно, Валентин, — я похлопал лейтенанта по плечу.
— Не знал…
— Вот теперь знай. Мы же ровесники. А молодежь должна вместе держаться. Согласен? Вот мне двадцать два, а тебе?
— Мне тридцать два.
— Ого… А так и не скажешь. Да ты не парься по поводу возраста, старая молодежь — тоже молодежь. И от остальной молодежи отличается лишь наличием жены и детей.
— Я
