– Ну, давай, бешеному сержанту семь верст не крюк.
Ехать оказалось действительно недалеко. Боря тормознул напротив середины длинного дома. «Китайская стена» – мелькнуло в голове у Урусова. Магазин, к его удивлению, работал. Баннеры, закрывающие окна, явно не менялись все десять лет, и понять, что на них было изображено, не смог бы даже тот, кто это знал заранее, а вот вывеску над входом еще можно было разобрать.
Боря с трудом протиснулся между косяком двери и здоровенным бритоголовым амбалом на входе. Андрей протискиваться не стал, а просто отодвинул амбала в сторону и прошел следом. Бугай проводил его тяжелым взглядом, но смолчал. «АКС» за плечом не всегда способствует развитию беседы.
Ефрейтор прошелся между рядами вешалок, потрогал некоторые вещи, посмотрел ценники…
– Что господа желают? – раздался вкрадчивый голос.
– Вы хозяин? – спросил Борис.
– Я. – Говоривший был невысок, лыс и очень толст. «Как мешок с жиром, – вспомнилось сравнение, – и голос противный… да бог с ним…»
– И давно вы здесь?
– Этот магазин принадлежал моей семье еще до ядерной войны! – поспешно уточнил нынешний владелец.
Борю начала захлестывать волна ярости. «Чего это я, ну врет, ерунда же!» Но остановить себя он не мог.
– Не знал, что мы с вами родственники, – холодно произнес ефрейтор, – не напомните, кем вам приходился Виктор Юринов?
– Какой-такой Виктор? – заголосил толстяк.
– Настоящий хозяин этого магазина! Мой отец!
– Слушай, я не знаю, – в голосе лысого неожиданно прорезался кавказский акцент. – Я пустой помещение нашел! Сразу как война кончилась! Совсем пустой был! Ничего не было! Сам все привез, поставил! Нет у тебя прав!..
– Пустой? А «Сиверу» тебе кто поставляет?
– Какую-такую «Сиверу»?
– Вот это у тебя какой фирмы куртка?
– Наши ребята шьют, в Курумоче!
– Значит, в Курумоче… И лейблы рязанские цепляют в Курумоче? – Боря что-то оторвал от картонки, висящей на куртке, и ткнул под нос торговцу: – И ценники с папиной печатью тоже клеят в Курумоче? Хоть бы прочитал!!! Рублей нет давно!!!
Он сам не понимал, что вдруг нашло. Собирался ведь только спросить, не появлялся ли кто из старых знакомых. Бред, конечно, но вдруг… Может, купить что-то из старых вещей на память… Откуда вдруг ненависть к торговцу, откуда такая ярость? Почему так хочется врезать по этой противной роже? Наверное, истерика… Но сдержать себя Борис не мог.
Толстяк неожиданно проворно отскочил назад.
– Вопросов задаешь много, солдатик! – по-змеиному прошипел он, и завопил: – Реваз! Тревога!
Из глубины магазина вылетели два парня, оба под стать охраннику. Боря метнулся навстречу. Первый из нападавших скрючился на полу, держась за пах, второй улетел в угол, снося по пути стойки. Приклад Бориного автомата, сломав ему ребра, описал короткую дугу по восходящей и врезался в лицо толстяка.
За это время Урусов успел только сдернуть ствол с плеча. Но стрелять было не в кого. Охранник у входа стоял, подняв вверх обе руки и всем своим видом демонстрируя непричастность к происходящим событиям. От машины ко входу бежал Ванька, услышав шум. Борис с белым, как мел, лицом, вперив взгляд сузившихся глаз в разбитое лицо толстяка, прошипел сквозь зубы:
– Тут ничего твоего нет, падла! Тут все моего отца! Понял? И ты будешь беречь это как зеницу ока, ублюдок. И моли своего бога, чтобы в следующий раз пришел опять я, а не Олег! Понял?
– Фонял… – прошепелявил торговец…
– Пошли! – махнул Борис остальным.
– Э, нет, – сказал капитан, – ни фига! Коли здесь все твое, так давай ребят оденем по-людски. А то бушлаты наши на рыбьем меху, а где зимовать придется, хрен его знает. Я, конечно, сволочь, но ни разу не альтруист!
Следующие три часа прошли в серьезном созидательном труде. Вызвали остальных. Боря старательно отбирал товар, который подкатившая группа Соловьева грузила в «шишигу». Через час к магазину подъехали на двух джипах уголовного вида личности, но на рожон не полезли. Перекинулись парой слов с уфимцами и уехали, забрав торговца с охраной. И битой, и целой. «Сибиряки» даже не отвлекались от загрузки…
Все, что осталось в магазине после этого, уфимцы забили в свой «КамАЗ», не забыв, впрочем, спросить у Бори разрешения.
– Нам тоже зимовать, – прокомментировал свои действия Салават, – и не один раз. Зачем хорошие вещи пропадать будут. Да и с чего всяким чуркам наживаться, да?
* * *
А в это время наконец сумевший отвлечься от боли в паху Реваз упер взгляд в уцелевшего товарища по дежурству и выдавил:
– Это кто был?
– Кто? – не понял его тот.
– Мелкий, который нас… Ты ж его узнал, зуб даю!
– Младший Юринов. Шахматист. Мы в одной школе учились.
– Хера ж себе шахматист!
– Скажи спасибо, что старшего не было! Этот хоть драться не умеет…
Таджикистан, Фанские горы, ущелье Пасруд
Нет, он не испугается. Мало ли что рассказывают про это ущелье. Шамси не верит ни в дэвов, ни в ифритов. Шамси даже в Аллаха не верит. Он атеист, как отец, дед и прадед. А еще Шамси – лучший охотник кишлака. Бесстрашный и удачливый. Он может выследить любого зверя, подкрасться к нему и добыть одним выстрелом. Причем необязательно из ружья. Шамси больше любит лук. Бесшумное оружие не распугивает другую добычу.
Собственно, он не собирался в проклятое место. Но шайтан дернул баранов за курдюк, и они ушли сюда. Одного архара Шамси уже взял. Тот лежит, заваленный камнями и засыпанный снегом в дне пути отсюда. Наверное, проще будет потом сходить за ним из дома. А сейчас добыть парочку архаров и вернуться напрямую.
На самом деле Шамси знал про себя правду. Никакой он не лучший. Невозможно быть лучшим в шестнадцать лет. Вот отец, дед, а особенно прадед… Те – да, ими заслуженно гордится вся семья. Но отец и дед сгинули без следа в России, когда американские шайтаны сломали мир. А прадед слишком стар и уже не может ходить по горам за зверем. Он и до арыка на окраине кишлака доходит с трудом. Научил правнука стрелять и читать следы – и за то спасибо. И оружие передал: старое, никуда не годное, ружье и лук. Фамильный лук, очень хороший. Подарок какого-то хана далекому предку Шамси. Что был за хан, как его звали, сейчас никто не вспомнит. Зато вся семья знает, как звали награжденного. Так же, как и далекого потомка (и всех первенцев во всех поколениях Абазаровых): Шамси! И лук остался, служит верой и правдой. Не сказать, что совсем без ремонта и ухода, такое оружие берегут как зеницу ока. Прадед сам ухаживает за ним, никому не доверяет. И стрелы режет сам, благо глаза старика еще не подводят, а руки его тверды, как в молодости…
Но никто не даст скидки на возраст, когда нечего есть. Своего стада у Абазаровых нет. И земли мало. А мать и сестренок надо кормить. И прадеда тоже. Конечно, женщины что-то выращивают и продают прадедовы поделки. Но без охоты очень плохо. Еще года три назад прадед мог понемногу охотиться. Сейчас ноги совсем отказали. И надежда только на него, Шамси.
