Ознакомительная версия.
Поэтому Яхья и запер двери в комнаты ибн Бадиса на четыре дня — все равно нерегиль не позволит к себе притронуться. Стража, которую он поставил у дверей и даже посадил на лестнице, клялась, что ничего такого не слышала — ни днем, ни ночью.
Утром четвертого дня ибн Саид отпер двери и обнаружил Тарега живым. Рубашка на нерегиле вымокла от пота, его колотила крупная дрожь, костяшки пальцев были искусаны в кровь, губы тоже — но упрямец был жив.
Яхья преклонил колена и сотворил дуа, благодаря Всевышнего за явленную к неверному милость. Заслышав слова молитвы, Тарег аж вскочил — точнее, попытался подняться и сесть. Старый астроном поставил перед ним чашку айрана — другую пищу желудок все равно бы отверг. Этим кислым напитком отпаивали тех, кто пережил длительный голод и находился на грани голодной смерти. Сил запустить чашкой в Яхью у Тарега не хватило. Зато вылить — на себя и на ковер — получилось прекрасно.
Яхья вздохнул и сделал знак войти своим вольноотпущенникам: Джафар ибн Масуди и Сабит ибн Зайдун сопровождали его в путешествии на запад, и на обратном пути им пришлось немало претерпеть от свирепого создания. Зато они знали, чего ждать от сумеречника — и как с ним управляться.
— Закройте двери, — со вздохом приказал Яхья.
А когда два здоровенных амбала исполнили, что было велено, приказал:
— Держите его.
Нерегиля следовало напоить айраном — даже если его сиятельство князь Тарег Полдореа не выказывали такого желания.
Через мгновение сидевшие за дверями стражники услышали злобные страшные вопли на странном чужеземном языке — Тарег протестовал всеми доступными ему способами, проклиная на нерегильском Яхью, Джафара, Сабита, их родителей, потомство и всю родню и призывая на них мучительную смерть от холеры. Когда нерегиль исчерпал запас ругательств, дойдя до заключительного и всенепременного лелья хаканна, "иди в задницу", — надо сказать, Яхье чаще всего приходилось слышать от Тарега именно эту фразу, — ибн Саид спокойно поинтересовался у повисшего в крепких руках громил нерегиля:
— О самийа! Зачем ты бесплодно тратишь силы?
Тарег рванулся — но Джафар и Сабит, зарабатывающие на жизнь ремеслом молотобойца, крепко держали его за локти. Яхья твердо сказал:
— Вот перед тобой чашка. Вот перед тобой кувшин. До заката тебе нужно выпить два таких кувшина. И если Всевышний захочет, съесть чего-нибудь еще. У тебя есть выбор: либо ты сделаешь это сам, либо нам придется напоить тебя против твоей воли. Мне будет очень неприятно применять к тебе насилие, но я это сделаю. Мы ведь уже через все это проходили, правда? И ты знаешь, что к закату айран так или иначе окажется у тебя в брюхе.
Тарег поднял голову и сказал:
— Я хочу видеть смотрителя архивов здешного дворца.
Опешивший Яхья решил, что ослышался:
— Что?..
— Мне нужен старший катиб, старый филин! Ты что, оглох?!
— Сначала айран, потом катиб, — быстро взял себя в руки ибн Саид. — И посмотри на себя, на кого ты похож. В таком виде людям не показываются.
— А еще я должен осмотреть замурованную дверь напротив, — не обращая внимания на разумные увещания Яхьи, сказал Тарег.
— Сначала расскажешь мне о заморских краях — подробно, а не в пяти словах, какими от меня отделались твои сородичи, — потом сможешь выйти из этих комнат.
Ашшариты по праву гордились своим умением торговаться. Тут даже ханаттани не могли с ними сравниться. Тарег это знал. И ответил:
— Два условия. Первое — подотри отсюда своих громил, а то я за себя не ручаюсь. Второе: если ты еще раз, хоть когда-нибудь, упомянешь Имя — как вы все любите это делать, без дела и необходимости, словно вам больше не обо что почесать свой поганый язык, — я замолчу и ты больше ничего от меня не услышишь. И всю еду я тоже покидаю в окно к шайтановой матери. Мы же через все это уже проходили, правда? Ты же знаешь, что так или иначе я все равно все выкину в окно — и твоих громил, кстати, я выкину в окно тоже.
Самое печальное было в том, что Тарег не врал. Поэтому Яхья решил с ним согласиться.
Следущие четыре дня старый астроном не знал, плакать ему или смеяться. Ему было известно, что накормить страдающего перерасходом нерегиля — задача не из легких, но он никогда не делал этого сам. Тарег вел себя в точности как отравившаяся кошка или женщина в начале беременности: он либо сразу воротил от блюда нос, либо съедал чуть-чуть — и его тут же начинало тошнить. Тут Яхья пожалел о своей суровости: в другом разе Тарега можно было бы отвести на кухню или в кладовую — пусть бы порыскал там в свое удовольствие, принюхиваясь и примериваясь к лепешкам, молоку и мясу, и выбрал бы наконец хоть что-нибудь не вызывающее отвращение. Но уставшего от самого себя нерегиля приходилось держать взаперти и знакомить с произведениями дворцовых поваров наобум: в кукурузную кашу с кислым молоком он плюнул, плов с отвращением отодвинул, даже не понюхав ("он желтый!" — конечно, плов желтый! Там ведь шафран!), прекрасное яхни из баранины с баклажанами нам тоже не подошло, и даже варенец и шарики-кубба из рыбы не удостоились одобрения его сиятельства.
Их обоюдным мучениям положил конец счастливый случай: невольник прошел по двору башни с корзиной, полной свежих ароматных лепешек-чуреков, и Тарег чуть не выпал из окна, пытаясь унюхать, чем так вкусно пахнет. И умудрился съесть все содержимое корзины безо всяких последствий для желудка.
Через неделю нерегиль оклемался окончательно, даже поел немного жареного мяса — и привел себя в порядок.
Так что когда дверь комнаты открылась, и в нее вошел Аммар, глазам халифа Аль-Шарийа предстало вполне пристойное зрелище: опальный командующий сидел на подушке за низеньким столиком для письма — и занимался каллиграфией.
Увидев на пороге своего повелителя, Тарик отложил в сторону калам, развернулся к дверям и поклонился, коснувшись лбом ковра.
— Поднимись, — мрачно разрешил Аммар.
Самийа выпрямился. Его лицо оставалось соверешенно непроницаемым. Видимо, это-то и разозлило Аммара больше всего. И хотя он, поднимаясь на башню, давал себе слово считать бывшее небывшим и не поминать то страшное событие в масджид, при виде невозмутимого лица сумеречника Аммара снова разобрало, и не на шутку:
— Мне вот что интересно: ты это когда все задумал? Когда тебя встречали в Фейсале? Да-да, все тогда прыгали от радости на стенах и бежали тебя встречать к воротам… Или когда приходили и клали к порогу твоего дома стихи с благодарностями и цветы?.. Знаешь, о чем я больше всего жалею? Что я бежал и прыгал тогда вместе со всеми. Я поверил, что Аш-Шарийа стала твоей страной, что наша земля тебе дорога!
— Я не нарушал Договор. Тебе не в чем меня упрекнуть, — бесцветным голосом откликнулся сумеречник.
— Ты действительно чудовище, — с горечью проговорил Аммар. — Воистину, чудовище бесполезно упрекать в чем бы то ни было — оно же чудовище. Что с него взять…
Тарик молчал с тем же отрешенно-невозмутимым видом.
Это отрезвило Аммара. Халифу не пристало осыпать упреками слугу, подумал он и взял себя в руки. Упреки — для равных. С нерегилем нужно разговаривать языком приказов — и он, Аммар, сам виноват в том, что предположил нечто иное.
Халиф Аш-Шарийа сел на услужливо поданную невольником подушку.
— Зачем тебе хранилище рукописей и замурованная комната? — резко спросил он самийа.
Тот лишь пожал плечами.
— Пока не дашь мне ответа, никуда не попадешь, — отрезал Аммар. И добавил: — Твоих дружков — и бабу, и ее отступника-мужа, и всю их мерзкую кодлу, я поймаю и доделаю то, что не доделал Абд-аль-Вахид.
Лицо Тарика потемнело от гнева:
— Только попробуй.
— Ты забываешься, самийа, — в голосе халифа зазвучала угроза. — Тебе хорошо бы помнить, что ты полностью в моей власти. Я могу запереть тебя не в башне. А где-нибудь в более неприятном месте. Там, где тебя научат вежливо разговаривать с господином.
— Ты можешь запереть меня где угодно, — процедил нерегиль, — но и ты не забудь: аураннцы исполняли мой приказ и я за них в ответе. Джунайд тоже находится под моим покровительством. Угрожая их жизням, ты бесчестишь меня и данное мной слово. Ты нарушаешь Договор, Аммар!
Нерегиль выдохнул это с такой угрозой, что Аммар отшатнулся. Однако отступать было не в его правилах:
— Они осквернили дом Всевышнего, и должны понести наказание.
— Ничего они не оскверняли, — неожиданно устало проговорил нерегиль. — Во всяком случае, намеренно. Они не считают масджид священным местом — для них это было всего лишь здание, где укрылись враги, и куда нужно было проникнуть.
— Как вы попали в город?
— Через ворота, — с явной издевкой ответил Тарик.
— Как вы прошли под печатью Али? — Аммар решил не попадаться больше на этот крючок — пусть себе язвит, раз душа просит.
Ознакомительная версия.
