Слова вспомнились: «Шпагу нужно держать, как птицу. Сильно сожмешь – задушишь, слабо – улетит…»
Алле! Взрезала воздух холодная сталь – с ходу несколько приемов провел Олег – не забыл еще, оказывается, «где мои семнадцать лет». Полетели с деревьев срезанные – словно бритвой – ветки. Никита-Мастер и подмастерья его взглянули на заказчика с уважением.
– Видно, живал ты и во фряжских землях, – молвил Никита. – Ишь как раскорячился-то… Олешка, неси ножны.
Ножны. Тоже черные, с серебром. Шпагу в ножны. Ножны к поясу. Вот так. Ну-ка, теперь суньтесь, шильники! Шпага в умелых руках – это вам не кистень.
Пришпорив коня, Олег Иваныч, поднимая пыль, поскакал вдоль по Щитной. Московская дорога… Федоровский ручей – интересно, если б моста не было, перескочил бы с маху? Боярская усадьба – видно, богатый боярин-то. Пробойная. Тоже кузни да оружейники. Ивановская. Большая шестиугольная башня, напротив – деревья – Соловецкий сад. Вот и Торг.
– Пироги, пироги с зайчатиной!
– Квас, квасок, налетай на глоток!
– Селедка, селедка любекская, во рту тает!
– Пироги, пироги! С грибами, с визигой, с икоркою!
– А вот кому сбитень! Попробуй сбитня, боярин, век такого не пивал!
Отмахиваясь от надоедливых разносчиков, Олег Иваныч проехал к Волховскому мосту. Шедшая по мосту навстречу толпа мужиков что-то сердито кричала. Требовала освободить каких-то плесковичей. Под мостом в седых водах горело солнце, ветер разносил холодные брызги, в небе сварливо кричали чайки.
Эх, хорошо! Свежо, прохладно. Однако солнце-то уже припекать начинает.
Вот и Детинец. Владычный двор.
Перекрестившись на купола Софьи, Олег Иваныч спрыгнул с лошади у Грановитой палаты. Сунул поводья стражнику, спросил про Феофилакта. Приехал уже игумен, поутру ранехонько, сейчас с владыкой беседует – плох владыка-то, немощен – «господина Олега», как приедет, обождать просили.
Что ж, обождать – так обождать. Поправив на поясе шпагу, Олег Иваныч вошел в сумрачную прохладу палаты.
Феофилакт появился внезапно, кивнул страже, чтоб вышли, уселся напротив Олега на лавку, посмотрел внимательно.
– Задание будет тебе, Иваныч, скорое!
Олег кивнул, скорое так скорое, он вообще в последнее время не волокитничал, не то что раньше, в Н-ском РОВД дознавателем. Да и там-то – только потому, что дел выходило уж слишком много, никак не справиться, потому приходилось какие херить, а какие – продлевать раза по два.
– Видал ли, господине, что дивного, покуда сюда шел?
Хм… Дивного? Задумался Олег Иваныч. Да ничего вроде такого и не было, дивного. Ну, народишко только на мосту попался малость ушибленный – с утра уж митинговали за каких-то плесковичей.
– То верно, Иваныч, – покивал игумен, видно, попал Олег своим предположением в самую точку. – Месяц уж как, а то и поболе, худые мужики, шильники, речи ведут предерзкие супротив Ионы-владыки: ослобоните, мол, плесковичей, братиев наших, ино сами ослобоним!
– А что за плесковичи, отче Феофилакт?
– Будто не ведаешь? – игумен прищурился. – Впрочем, можешь и не ведать. По зиме еще, а то и ранее, кинули во Пскове наших купцов в поруб – якобы не купцы это, а соглядатаи. За сим начали плесковичи Иону-владыку ругать препогано, словно силу какую почуяли. Думаю, московитскую. Ох, не зря людишки московские во Псков зачастили, ох, не на радость Новгороду Великому, на горе! Вот владыко и приказал хватать плесковичей. И посейчас они в порубе владычном. Давно сидят, ироды. И вот смекай, Иваныч, сидели-сидели плесковичи в порубе, никому до них и дел никаких не было, а тут вдруг как припекло! Уж седмиц шесть ползут по Новгороду слухи поганые, да шильники Иону ругают всяко, да и не только Иону, а и весь Господин Великий Новгород. За плесковичей та заступа… Смекаешь?
Олег задумался. Шесть седмиц – это примерно с конца июня, ну, скажем, с июля. До этого, ежели Феофилакту верить, была тишь да гладь да Божья благодать, а ныне – вон что. Да и мужиков этих видал неоднократно Олег Иваныч, вот и сегодня на мосту встретил. Специально пока ими не интересовался, но приметил – рожи-то все время одни и те же. И числом немалым. По виду – весьма небогаты. А что значит бедному человеку не работать, а почти каждый день с утра глотки рвать? А значит это – значительная финансовая подпитка у них имеется, иначе б на что жить тогда? И подпитка эта началась как раз с июля… ну, или с конца июня. Господи, так как раз и сам Олег Иваныч примерно в то время в Новгороде появился!
Выслушав Олега, игумен снова кивнул, со всеми предложениями согласился и, вручив мешочек с серебром – весьма кстати, – велел действовать немедля.
– Сегодня-завтра пошли людишек своих на Торг, пусть приметят кого надобно, – пояснил Феофилакт, вставая. – А то скоро выпускать придется, плесковичей-то, московитского князя Ивана люди за них просят. Ну, кто просит, мы знаем, а остальных ты приметь, Иваныч! Приметь! Я по обителям на лодьях отправляюсь, так ты, ежели что проведаешь, прямо владыке докладывай, Ионе, меня не дожидайся!
В задумчивости вышел Олег Иваныч после беседы с игуменом. Сел на коня – поехал к себе, в усадьбу. Проезжая Параскеву Пятницу, приметил – вот этот, с косой бородой, точно тут недели две ошивается… и этот, с рваной ноздрей… и вон тот… Кто ж вас нанял, ребята? В общем-то, вопрос несложный, не вопрос даже, так, игрушки детские. Можно прямо сейчас отправить оглоедов, чтобы схватили, да поспрошать с пристрастием. А можно хитрее сделать – проследить тайно, были для того агенты – пирожники, да квасники, да сбитенщики, да прочие кожемяки. Возле одного такого и остановился Олег Иваныч. Слез с коня, попил квасу, шепнул, чтоб шел к Никольскому. У Никольского собора огляделся, стал неприметно в кустиках. Тут и агент. Выслушал, кивнул, взял деньгу, довольно хмыкнул. Не за одно это задание плату получил, еще и за прежнее. Исчез… Олег Иваныч – снова на Торг – к пирожникам. Тоже отозвал, на этот раз – к Параскеве Пятнице. Потом еще пару раз, упарился – много агентов было, недаром Олег Иваныч хлебы Феофилактовы ел. Затем к помосту вечному подъехал, глянул невзначай…
– А вот кому квасу, квасу кому?
– Пироги, пироги! С мясом. С горохом, с белорыбицей
– Сбитень, сбитень, пожалеешь – не выпьешь!
Ага, вот они, агенты, работают! Пирожник кособородого пирогами потчует, квасники вокруг Рваной Ноздри крутятся – все при деле. Нет, никуда не денутся шильники!
К вечеру явились. Не в усадьбу на Славной – больно надо Олегу Иванычу свою дислокацию рассекречивать – мало ли что. Для таких дел много укромных мест было. Вот хоть на Рогатице, у церкви Ипатия, иль у Федоровского ручья, иль на Лубянице, у башни…
Все полученные от агентов сведения Олег Иваныч, на память не надеясь, записывал на коре березовой, что по тем временам – вместо блокнота. Ночью зажег свечу, за стол уселся – разбирать да мыслить. Пафнутий яблоневого квасу принес, блинов – чтоб веселей сиделось. Поклонился, уходя, дверь прикрыл тихонько, видел – занят господин важной работой.