Поставки орудий Маиевского было вынужденной мерой, так как артиллерийским расчетам нужно было учиться стрелять из нарезных орудий. Собственно им вообще нужно было учиться стрелять, так как даже опытные артиллеристы, набранные по конкурсу из старых частей, обладали очень незначительными навыками подобного толка. Смешно сказать - прицельной стрельбе никто никого не учил, ограничиваясь смешными демонстрациями, вроде пальбы по огромным щитам с малой дистанции. Поэтому, Александр не стал кривиться от этого медного убожества и, быстро выделав их в нужном объеме, гонял расчеты в хвост и гриву.
Огневая подготовка непосредственно сводилась к двум упражнениям: стрельбе гранатой, как прямой наводкой, так и с закрытых позиций по корректировщику, в том числе и расположенному на аэростате. Причем интенсивность стрельб ограничивалась только лишь объемом производства достаточно сложных снарядов с цинковыми направляющими, изготовление которых легло лишним грузом на патронный завод 'Калибр'.
И все это проходило на фоне того, что с разработкой и наладкой выпуска перспективной полковой 93-мм гаубицы имелись серьезные и достаточно многочисленные проблемы. Начиная от качества и сортов сталей и закачивая обычной инженерной работой, связанной с конструированием тех или иных деталей. Гаубица такого калибра и массы никак не склеивалась, а посему, цесаревич принял вынужденное решение о временной приостановке разработки данного орудия и переходу к созданию, на базе уже существующих наработок, легкой короткоствольной пушки калибра 73,78-мм (то есть, в обиходе 74-мм или 4 новых дюйма). К слову сказать, калибры выбирались не абы как, а по составленной лично цесаревичем таблице периодических значений R20, выступающей очень важным элементом в вопросах стандартизации разработки и производства.
В сущности, все необходимые узлы и компоненты, необходимые для создания 74-мм короткоствольной полковой пушки уже имелись, так как были разработаны в ходе конструирования 93-мм гаубицы. Тем более что из-за серьезного снижения отдачи, вызванного уменьшением калибра, эти детали можно было даже облегчить, сохранив достаточную прочность и жесткость.
Легкий стальной лафет с трубчатыми раздвижными станинами позволял дать орудию угол горизонтального наведения в тридцать градусов, что решительно повышало оперативность так называемого 'маневра огнем'. Короткий ствол длиной всего двенадцать калибров и противооткатное устройство, состоящее из гидравлического тормоза и пружинного наката, позволяло не только уложиться в сто тридцать пять килограмм качающейся части, но и обеспечить очень приличный угол вертикальной наводки - до пятидесяти градусов. Вся эта конструкция была поставлена на стальные, штампованные из цельного листа колеса с бескамерным резиновым ободом. А соединяло их общая стальная ось, поставленная на баббитовые вкладыши, что серьезно повышало и прочность, и мобильность. А легкий щиток в стиле знаменитой немецкой противотанковой пушки Pak35, защищал расчет от всех существующих пуль стрелкового оружия. Завершало это технологическое решение оптическое прицельное приспособление, собранное в один узел с ручками горизонтального и вертикального наведения, что серьезно облегчало наведение орудие. В сущности, эта конструкция была технологическим прорывом для эпохи, опережая свое время на тридцать-сорок лет, а то и более.
Скомпоновать подобное орудие получилось очень быстро, из-за практически года работы двух талантливых инженеров-артиллеристов современности над схожим проектом. Так что уже двенадцатого января 1866 года получилось отстрелять первую серию выстрелов. Единственным недостатком с точки зрения современного читателя в новом орудие было раздельно-картузное заряжание с холостыми патронами от револьвера в качестве запалов и, как следствие, поршневой затвор. Подобное решение ограничивало максимальную скорострельность на отметке семь выстрелов в минуту. Однако и это для шестидесятых годов XIX века являлось откровением. В конце концов, семь шестикилограммовых осколочно-фугасных снарядов, начиненных тротилом, отправляемых на дистанцию до трех с половиной километров никто больше не мог выдать.
Время поджимало, а потому, после ста выстрелов, подтвердивших вполне терпимый уровень надежности, пушку, с боевой массой в четыре с половиной центнера было предписано к выпуску производственному предприятию 'Незабудка'. А на заводах 'Калибр' и 'Искра' заказали выстрелы с осколочно-фугасными снарядами мгновенного действия. Александр хотел расширить ассортимент еще и шрапнелью, но времени на наладку конструктивно сложных боеприпасов у него не было. Осколочно-фугасных бы снарядов успеть произвести в достатке, чтобы не оказаться в ситуации, аналогичной битве при Булл-Ране, когда к исходу дня оказалось, что пушкам стрелять особенно и нечем.
Как и следовало ожидать, столь сырая и неотработанная конструкция, принятая на вооружение как '4-дюймовая (1 новый дюйм = 18,5мм) полковая пушка образца 1866 года', требовала ручной подгонки запчастей и вообще, оказалась весьма трудоемка в изготовлении и ремонте. Но их требовалось всего сто сорок четыре штуки для срочной комплектации восьми дивизионов, так что можно было плюнуть на этот недостаток. Тем более что и Стефан Барановский, и Николай Маиевский заинтересовались получившейся пушкой, убедившись в правоте цесаревича, и активно работали над подготовкой ее к серийному производству. Конечно, увидев впечатляющую скорострельность нового орудия, Стефан стал продвигать идею унитарного заряжания орудия, но в итоге, был вынужден отступить, из-за невозможности в Российской империи в ближайшие годы наладить хоть сколь-либо серьезное производство гильз для артиллерийских выстрелов. То есть, новое 74-мм короткоствольное полковое орудие стало квинтэссенцией желаемого и возможного на тот момент. Да и особенно возникать у Стефана не получилось, потому как помимо отработки технологии производства 74-мм пушки перед ним и Николаем лежала очень сложная задача по разработке 93-мм гаубичной системы аналогичной конструкции.
Декабрь 1865 года выдался вообще очень активный. Настолько, что ближайшее окружение не смогло удержать цесаревича от личного участия в различных делах в качестве оперативного кризис-менеджера. Конечно, они не знали ни это словосочетание, ни этот смысл, но 'невместное' вмешательство Александра в затормозившие проекты оказалось просто необходимо. А посему, никто не лез к Саше, с напоминанием о том, что это не уровень управления цесаревича. В конце концов, должно же быть у человека увлечение. Из-за этого за зиму 1865-1866 годов Александр умудрился почувствовать себя загнанной лошадью.
