Они являлись антагонистами одного и того же, происходящие из одной сущности, но приобрётшие разную природу. Сейчас они могли только убивать, никаких переговоров, никакой половинчатости мер. Один должен стать кормом, а другой, в случае победы, просто остаться человеком. Одно живое, другое — мёртвое, выясняли, кто из них сильнее.
Мёртвое существо зарычало и, раскачиваясь из стороны в сторону, протянуло свои длинные, как у орангутанга, руки, с твёрдыми ороговевшими когтями на длинных сильных пальцах. Оно видоизменилось, превратившись из человека в монстра. Когда-то это был известный гайдук Серко, а стал богопротивный монстр, желающий и умеющий только убивать.
Живущий только страданием и кровью живых людей, он не умел более ничего. Только убивать и убивать. А когда-то и он был таким, как все люди. Когда-то и он хотел любить и любил, но влияние извне, собственная глупость и нежелание достойно погибнуть превратили его в монстра.
Напротив монстра стоял человек, невольно оказавшийся не в том месте и не в то время. Не желающий и не умеющий до этого убивать, но вынужденный это делать почти каждую неделю. Из обычного человека он превратился в воина, в чём-то умелого, где-то бездарного, но вынужденного с оружием в руках защищать жизнь. Наверное, он тоже стал в каком-то роде монстром, но убивая или упокаивая, он был вынужден защищать не только себя, но и других. И на войне, как на войне, или ты, или тебя…
Клыч Вадима застыл в одном положении, контролируя попытки монстра напасть, а тот внезапно перестал жевать и решил показать боевые навыки. Прыгал он плохо, но передвигаться быстро ещё не разучился. Удар правой лапой прошёл ощутимой волной совсем рядом с Вадимом.
Без какой-либо паузы монстр нанёс удар уже левой. Вадим еле успел отскочить. Монстр, покачиваясь, уклонялся то влево, то вправо, нанося очень сильные и опасные удары. Раньше это был воин, и его боевые навыки ещё не утратились.
Вадим отступал, направляясь в сторону открытой двери. Возле неё лежал заряженный пистоль, пока же он пытался действовать клинком, получалось плохо. Зомби оказался силён и непредсказуем, и всячески старался ранить Вадима.
До двери оставалось уже совсем недалеко, когда из темноты выбежал ещё один неведомо где бродивший мертвяк и, радостно оскалившись, бросился в бой. Краем глаза уловив движение, Вадим тут же среагировал и,прекратив сражаться, резко отпрыгнул к двери. Промахнувшись мимо цели, мертвяк столкнулся с собратом, и оба покатились по земле.
Вадим успел дотянуться до пистоля, грохнул выстрел, и очередной череп разлетелся на куски, а клыч снёс голову другому зомби, и количество упокоенных увеличилось. На том, собственно бой и завершился. Вадим хлопнул дверью, сдвинул деревянный засов и откинулся спиной к стене.
— Твою мать, как же меня всё это задрало. Чем же я кому не угодил, что меня забросило сюда! И ещё эти мерзопакостные зомби! Господи, дай мне сил!
Крик его души повис в воздухе, наполненном тяжёлым удушливым смрадом полусгнивших тел. Никто ему не ответил, да и не мог ответить, и Вадим замолчал, отдыхая уже теперь в полном молчании. Лишь только его прерывистое тяжёлое дыхание и писк детей нарушали тяжёлую могильную тишину.
А ночь продолжала дышать за окном смрадным дыханием. Временами через щели окна слышались крики, скрип и звон колоколов. Дети пугались и прижимались к матери и друг к другу, но женщина всё же оставила их и подошла к Вадиму.
— Чем тебя отблагодарить?
Вадим открыл глаза и посмотрел на неё. Чем она могла его отблагодарить? Да, ничем, собственно.
— Не стоит благодарности, я защищал себя, прежде всего, и ещё ничего не закончилось, Маруся, — Вадим закашлялся. От беспрерывного смрада перехватило горло, но выходить второй раз он уже опасался. Позывы рвоты от мерзкого запаха уже несколько притупились, но зато скрутило резкой болью живот.
Женщина ещё постояла рядом, рассматривая его со странным выражением лица, но Вадиму было не до неё.
— Нам нужно продержаться до утра, а потом разберёмся.
— Ты только скажи, я отблагодарю,сделаю всё, что ты захочешь.
Вадим кивнул, не понимая, что ему может сделать многодетная мать, и снова провалился в полудрёму. В дверь ещё один раз кто-то попытался ломануться, но стукнув пару раз, отошёл. Остаток ночи прошёл без изменений, дети заснули, легла отдохнуть и хозяйка.
Утро для Вадима началось с осознания, в какую задницу он попал. Воздух в запертом помещении приобрёл запах скотомогильника. Ладно бы это оказался просто запах, но от него во рту становился просто чудовищный привкус тлена и разложения. Вадим не сдержался и сплюнул прямо на пол.
— Хозяйка, есть у нас вода? Чистая вода? А лучше пиво, — хриплым от першения в горле голосом, спросил Вадим.
Тут же заплакали все дети, заслышав его голос. Вадим взглянул в сторону окна, от которого несмело пробирались тонкие лучи солнечного света. Утро, видимо, уже наступило, и было часов семь утра, примерно. Пора бы действовать дальше.
— Есть! Есть у меня пиво, сейчас в подпол спущусь и достану, — ответила Маруся.
На глазах изумленного таким ответом Вадима, хозяйка сдёрнула в углу пыльную рогожку и обнажила прорезь деревянного люка, ведущего вниз. Люк был грубым, но подогнан хорошо. Толстое кольцо зелёным обручем меди лежало сверху, призывая поднять его. Маруся схватилась за кольцо, дёрнула, и с лёгким скрипом люк распахнулся.
— А чего же ты не сказала, что есть подпол в избе? — опешил Вадим. — Там же ведь мы все могли спрятаться?
— Так я перепугалась и думала, что и ты, служивый, об этом знал!
— Не знал я, — коротко ответил ей Вадим и подошёл к люку. — Я держу!
— Не надо, — крышка упала на пол, а вдова зажгла свечной огарок и полезла по приставной лестнице вниз.
Через несколько минут в комнату оказался доставлен небольшой деревянный жбан с потёками холодной влаги на крутых боках. На стол поставлена глиняная кружка, пробка из жбана выбита, и холодная, тёмная, пенящаяся струя хмельного напитка потекла в кружку.
Не удержавшись, Вадим схватил кружку обеими руками и прижал ко рту. Прохладное, необычного вкуса пиво потекло ему в пищевод. Судорожно сглатывая, он наслаждался терпким вкусом тёмного напитка. Выдув одну кружку, он тут же налил следующую. Рядом опустилась ещё одна кружка, и требовательный взгляд немолодой женщины уставился ему в глаза.
Жбан вмещал примерно пять литров, и Вадим поделился пивом с хозяйкой. Та выпила целую кружку и отступилась, а Вадим осилил ещё две, пока хмель, принятый на голодный желудок, не притупил обоняние и чувство страха.
В голове зашумело, во рту появился привкус хмельной горечи и мучившая Вадима тошнота и резкие желудочные боли на время отступили. Настроение поднялось, пофигизм в здоровом смысле этого слова снова посетил молодого человека. Ещё бы коронавирусом переболеть, чтобы не чувствовать этот омерзительных запах, и тогда вообще можно на всё наплевать. Но там своя зараза, а здесь — своя.
— Детей покорми пока, Маруся. А я выйду, гляну на село, посмотрю, что там творится.
Вадима накрыло волной опьянения от пива, и от пережитого. Он проверил пистоль и обнаружил, что пороха осталось едва на десять выстрелов, а скорее всего, только на девять. Запас пуль оказался больше, но без пороха они не имели никакого смысла.
Зарядив пистоль, Вадим взял саблю и осторожно потянул на себя деревянный засов. Дверь тихо скрипнула и стала отворяться, впуская внутрь избы яркие солнечные лучи. Вадим помог ей, распахнув рывком, и вывалился на свет божий.
Вокруг царила тишина, и только трупы мёртвых и заново упокоенных дополняли безмолвный пейзаж. Возле дома лежала груда мертвецов, сваленная кое-как. Часть из них уже успели обглодать сородичи, часть валялась неповреждённой. На первый взгляд Вадим насчитал их то ли пятнадцать, то ли семнадцать штук. Оглянувшись, увидел ещё несколько трупов, но это оказались не мертвяки, а посадские люди, загрызенные ими насмерть. Подробнее рассмотреть всех погибших не позволяло расстояние, но улица казалась полностью усеянной ими. Возможно, там были и вновь упокоенные, но Вадиму пока не до проверок.
Сначала следовало оттащить всех мертвяков от дома, чтобы они не воняли и не привлекали лишнего внимание. Но касаться их голыми руками Вадим брезговал, да и боялся случайно заразиться. Тогда как их убрать? Он обошёл весь дом, осмотрел сарай-пристройку, пока не увидел старый заржавленный серп, порыскав, нашёл ещё один.
Саблю пришлось убрать в ножны, а пистоль заткнуть за пояс. Сейчас, с двумя ржавыми
