И один из кругов засветился лазоревым светом.
— Вот эстет Сен-Том…
И второй круг на дереве засветился тоже, но синевато-фиолетовым.
— А вот и бузотер Сагайдаш.
И третий круг вспыхнул розовато-алым.
— А вот здесь их ментальные энергии сходятся, и возникает мистический триумвират, который и оказался способным изменить ход истории. Точнее, нащупать в нем слабое место. И теперь, если его не устранить, будет плохо…
— Что же будет?
— Не просто будет. Это уже есть. Но в нашей, вероятностной реальности. В нашем мире. В этой реальности Петр Безбородко, тот, с кого ты писал своего Пьера Безухова, убил Наполеона в сентябре двенадцатого года. Русские войска не пошли в Европу, царю Александру попросту показалось, что не до того — все силы были брошены на восстановление сгоревшей Москвы. Париж взяли англичане. Декабрьского восстания не было, по сути, не было никаких декабристов — и Северное, и Южное общества не пошли дальше пустопорожних разговоров о том, как бы им упромыслить общество полного благоденствия. Рылеев тихо спился, Пушкин не написал своих лучших стихов… Да, вот еще: маленькие кафе теперь во всем мире называют не «бистро», а как-то заковыристо — в честь одного британского офицера, который в вашей реальности никоим образом не отметился в истории, а в нашей — проявил огромное мужество во время взятия Парижа.
И тут Лев Толстой понял, что нужно действовать…
* * *
Граф Петр Безбородко шел осторожно. Он понимал — его благородное лицо и простой костюм могут вызвать подозрения. Если французскому патрулю станет непонятно, к какому сословию он принадлежит, то его непременно остановят, обнаружат оружие и задержат. Приходилось прятать лицо, идти кургузой нелепой походкой.
Хотя… Даже если…
Петр твердо решил не сдаваться живым и в случае угрозы сопротивляться до последнего.
Пробираясь переулками до Поварской улицы, он думал о своей миссии. Он понимал — подойти близко к императору не удастся. Но Петр также знал, что его умения хватит, и он издали прострелит голову тирана. Один выстрел — один тиран. Всё чинно и ладно.
Граф Петр Безбородко понимал: его наверняка убьют, но цель оправдывала средства. Кроме того, его портрет повесят в скрытой комнате учебных заведений всего мира. В этих комнатах, втайне от других детей, учатся молодые англомасоны. Их отыскивают по талантам в детстве, а потом учат особенным наукам.
Это стало возможно лишь недавно, после того, как многие педагоги различных учебных заведений были посвящены. Они имели небольшой градус посвящения, но, чтобы выделить таланты, запугать неокрепшие детские души и подчинить Великой Идее, больше и не нужно. Отъем у родителей их чад совершали тайные службы стран, в которых работали англомасоны. Они уверяли, что дети нужны великому служению, их талант необходим Отечеству. Несговорчивых родителей попросту убивали.
— Бух! — раздался выстрел, и отлетевший от стены камешек больно ранил Петра в висок.
— Damn! Bloody Whoreson! — взревел граф Безбородко. Он пристрастился к аглицким ругательствам в замке масонов, где инструкторы не только совершенствовали его тело, но и дух, прививая культуру Великой Британской Империи.
Безбородко упал вперед, приземлился на руки, осмотрелся. Он был готов к рывку, и это спасло его. Вторая пуля ударила ровно там, откуда он успел перекатиться. Петр метнул зазубренный кинжал.
Клинок вошел французскому гвардейцу точно в горло. Но был и второй выстрел, значит, кто-то ещё сидит в засаде.
Графа спасла пылкость француза. Тот с криком: «Meurs un autre jour!» бросился на Петра с тесаком.
Выстрел в живот остановил дьяволопоклонника. В британском замке говорили, что все французы и немцы поклоняются Зверю и числу 666, поэтому нужно проверить — убил ли ты, даже если уверен, что убил. Дьявол всегда может воскресить своего последователя.
Петр попинал носком сапога тела мертвецов. Они не воскресали. У гвардейца была перерезана яремная вена. Пехотинец тоже скончался, его стеклянные глаза глядели в небеса.
Граф посмотрел на разряженный пистолет, теперь он бесполезен. А у французов были только винтовки, их под кафтаном не спрячешь.
Это осложняло задачу, но не делало ее невыполнимой. Форма крепкого гвардейца пришлась впору.
Через некоторое время Петр пробирался к Арбату и снова думал о миссии.
* * *
Граф Лев Толстой очень любил стрелять, а еще он хорошо владел саблей, и делал это одинаково отлично, как правой, так и левой рукой. Во время своей службы в армии граф лихачил и мог на скаку разрубить учебный манекен. Кроме того, его учитель раввин Минор открыл Толстому несколько особых витальных практик, которые практиковали посвященные братья на материке.
Например, граф мог, подышав особым способом, восстановить силы в бою. Он знал массу тайных ударов, которые убивали противника наповал или делали беспомощным. Лев Толстой понимал, что хочет от него раввин Минор.
— Неча им, неча. Сами понатворяли, сами пусть и мир наш выручают.
Через несколько минут все трое провинившихся стояли перед очами графа и раввина.
— Я вас что просил? Сочинение дописать, ключевую часть его. А вы что понатворяли? Что? Я вас спрашиваю!
— Мы плохо написали, maître? — спросил француз Сен-Том. — Но разве мы можем сравниться с вами по способностям…
— Вы не просто написали плохо, а жизнь переменили, будущее наше. Кто вас просил Бонапарта убивать?! — и, чуть сбавив тон, граф Лев Толстой пояснил: — Он, конечно, не святой. И того… Народу тьму погубил. Но и вы не лучше.
После этого раввин Минор степенно тихим голосом объяснил триумвирату, чем недоволен их благодетель граф Лев Николаевич Толстой и почему им нужно тут же собираться в дорогу. Единственный выход — это реальным действием поменять то, что они понапридумывали.
— От же ж курва! Трошки набрехали, и ужо мир не такой стал. Еноты-бегемоты! — удивился казак Степан. Он ударил себя в грудь и заверил графа, что сделает всё, что от него требуется.
— Оружие надобно против Пьера, чтоб с ног валило, — негромко сказал Тихон. — Больно мы его крепким придумали. Забьет ведь.
— Collègue, — сказал француз Тихону, — я иметь кое-что для нас. Мой дед был сыном кузнеца, но его насильно забрали в армию. Отец любил его, а как любила его мама…
Француз закатил глаза к небу, и хотя это была не его мама, а прабабушка, он сказал сакраментальную для всех французов фразу: «Ma mère mignonne-mignonne!»
Сен-Том продолжил:
— Отец сделал для сына-солдата хитрый кинжал. В ручке есть замаскированный пистолет. И пуля такая, что свалит Пьера с ног. Но нужно подобраться к нему. Всего одна пуля, всего один Пьер.
Тихон присвистнул:
— От Пьера и мокрого места не останется… Это я могу.
— Сговорились уже, — сказал Степан, — жаль его, добрый хлопец. Настоящий казак. Как он его, Буонопартия этого… Кручина сердце мое берет… Кручина.
— La guerre est la guerre, — поставил точку Сен-Том.
— Понапридумывали, писаки, — Лев Николаевич погрозил пальцем, — понапридумывали! Что скажете, рабби? Справятся они?
— Не всё так просто, дорогой граф. У меня таки есть для вас один гешефт. Дело в том, что временная линия исказилась, и в нашем недалеком будущем один русский эмигрант по фамилии Калашников изобрел скорострельный пистолет.
Рабби достал что-то.
— Очень дорого, поэтому — один. Я скажу вам одну вещь. Цены на рынке из-за вашего Петра взлетели. Англичане, только они, продают свои марки и модели. Это же с ума сойти! Нет никакой конкуренции. И как заработать бедному еврею?.. Берите, берите этот один пистолет и решите уже вопрос. Если бы только это. Везде англичане. И даже в России, по-видимому, будет править кто-то из них. Ведь наш дорогой наследник Константин Павлович женился на английской принцессе! И она таки его взяла в оборот. Он сказал ей, что после смерти Александра, если такое будет, естественно, он отречется от короны в пользу брата Николая, так она ему жизни не дала. И теперь он, конечно, не отречется, но править всем будет она. Как вам это нравится? А потом мы все еще помним нашу глубокоуважаемую императрицу Екатерину. Что она сделала с бедным мужем? Вы такого же хотите? Нет, я, конечно, ничего не имею против императрицы, золотой век, я помню. Но это уже совсем не годится… Не в какие ворота. Вы меня понимаете?
После своего неспешного монолога раввин Минор протянул пистолет.
— Готовьтесь скорее. Сейчас я прочту несколько тайных заклинаний, и вы переместитесь в другой мир. Вы всё увидите сами.
Оружие распределили так. Кинжал отдали Тихону, он был самый необученный военному делу, зато очень хорошо бился на кулаках. Кроме того, он сказал, что дома лежит у него кистень и нужно послать кого-то за этим оружием. Французу достался чудесный скорострельный пистоль. Раввин нехотя потратил несколько патронов, чтобы Сен-Том приучился стрелять по-новому. Гувернер мог попасть с десяти шагов в копейку, как и любой француз, в молодости он был немного бретёр. А теперь ему нужно было только приучиться к новому оружию. Степан же пошел с простой казацкой шашкой и двумя обычными пистолями, которые он заткнул лихо за кушак.