всадников Говарда, я приказал впустить его и он, въехав во двор, ловко спрыгнул с коня, и бросив поводья лакею, устремился ко мне.
— Хорошо, что вы не уехали из Лондона, Питер. Вас срочно желает видеть король. Собирайтесь. У Короля к вам дело.
Я мысленно хмыкнул, но сделал удивлённое лицо.
— Позволительно ли узнать, причину? Что за дело? Если честно, мы уже собирались отъезжать.
— Но вы же понимаете? — Говард отвёл взгляд
— Понимаю. Маку! Коней мне и герцогу! — Крикнул я слуге-индейцу.
* * *
Генрих ожидал нас в своих личных покоях в Хэмптон-корте лёжа в кровати с большим винным кубком в руке. Он был спокоен и относительно трезв.
— Проходите, господа. Будете пить?
Говард сразу подошёл к винному столику, налил себе вина и отошёл к высокому стрельчатому окну.
Генрих выжидающе посмотрел на меня.
— А вы, Питер? С нами?
— Я всегда с вами, сир, но Томас говорил о каком-то деле. Не навредит ли?
Генрих прищурился, рассматривая меня сквозь кровавое стекло бокала, и растягивая слова сказал:
— Мне понравилась ваша Кристина. Ей сколько лет?
— Вроде, как девятнадцать, — сказал я, наливая себе в бокал вино. — Надо уточнить у жены. Мне не до этого, сир, вы же понимаете.
— Но Томас говорит, что вы озадачены выбором для неё хорошей партии, да?
— Задумались, сир.
Генрих допил вино, положил бокал прямо на шёлк покрывала, потянулся и зевнул.
— А я? Хорошая партия?
— Вы, сир?
Я сделал аккуратный глоток, чтобы не проглотить плавающую в вине соринку и продолжил.
— Вы — партия самая лучшая.
— И вас не смущает, что я женат?
— А разве это моё дело, сир? — Спросил я. — Дело отца — блюсти честь дочери и подготовить достойное приданное.
— И какое приданное вы для неё приготовили? — Рассмеялся король.
Я пожал плечами.
— Теперь уже и не знаю. Хотел отделаться малым сундуком золота, а теперь придётся закладывать большой сундук.
— И сколько в вашем большом сундуке?
— Столько же сколько и в вашем.
Генрих закрыл глаза, положил пустой бокал на постель и закинул руки за голову, сомкнув пальцы в замок.
— Вот видите, Томас, осталось только развестись и все деньги Диаша наши. Мы теперь знаем, дорогой Питер, сколько у вас денег. Знаем! Но мы не дикари московиты.
— Да мне не жалко, сир. Особенно для зятя, — осмелился пошутить я.
— А для короля? — Спросил Генрих, открыв глаза и кинув на меня взгляд.
— Для короля тем более, сир.
— Вы были правы, Томас. Вы были правы… Кровь двенадцати поколений…
Генрих встал с кровати.
— Что говорит Уолси?
— Уолси ищет возможность.
— Но не находит, — продолжил Генрих. — Или не хочет найти?
— Позвольте, сир? — спросил я.
— Да.
— Если вы о вашем разводе, сир, то и не найдёт. Пока император — племянник Екатерины, Рим не согласится на развод. Мои негоцианты случайно перехватили письмо императора к папе Пию. В нём император прямо угрожает сровнять Рим с землёй, если Ватикан согласует развод. Не теряйте времени, сир, на уговоры папы. Позвольте рассказать вам историю про Московию?
— Ничего себе у вас негоцианты! — Удивился Генрих. — Налейте мне вина, Томас. А вы, Питер рассказывайте.
— Царь Василий был в точно таком же положении, как и вы, и даже ещё хуже. У него вообще нет детей, а он категорически не хотел передавать власть своим братьям. И он тоже задался целью развестись.
— Московия, вроде, не подчиняется Риму?
— Не подчиняется. И это вроде бы, как проще, но и сложнее одновременно. Там своя церковь и её иерархи не хотели давать добро на развод. Долго не давали. Десять лет Василий с ними мучился.
Я сделал паузу, позволив себе отпить из бокала.
— И?! — Не выдержал король. — Что дальше?
— Царь Василий начал поддерживать тех монахов и иерархов, которые обвиняли церковных патриархов в стяжательстве: наличии подневольных крестьян, излишне обширных земель у монастырей, богатства. Дескать, Христос — Бог нищих и легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому попасть в рай.
И дошло до того, что патриархи убоялись, что царь своей волей отберёт у них всё нажитое непосильным трудом и сами предложили царю развенчать его с первой женой. И развенчали. Когда я там был, Василий Иванович собирался жениться вторично, но не успел.
Я замолчал. Генрих подошёл к окну и, задумавшись, лёг грудью на высокий подоконник. Он некоторое время смотрел, как конюхи пытаются случить жеребца с кобылой. Все, вроде, были не против, и люди, и животные, но в общей толчее людей, шумно советовавших друг другу что, куда и когда, процесс не шёл.
— Вот-вот, — сказал я серьёзно. — Неужели жеребцу надо советовать и помогать в его деле?
В это время жеребец мотнул мордой и, отогнав помощников, напрыгнул на конягу и так ей вставил, что она весело заржала.
Заржал и король.
— Весёлый вы человек, Питер. Вы сравнили меня с жеребцом.
— Это метафора, сир. У коника свои дела, у птичек свои, и никто не советует им как их исполнять, и не запрещает. Они вольны в своём праве. Неужели у короля меньше своей воли?
— Вы волюнтарист, Питер. Томас, у нас есть такие… э-э-э… Монахи и патриархи, о которых говорит Питер? Non-possessors? (Не обладатели)
— Сколько угодно, сир, но… Это раскол! — Говард заволновался. Он был преданным католиком.
— Но, как я понял, Питер не говорит про раскол, он говорит про имитацию нашей поддержки протестантам. Ведь верно, Питер?
— Абсолютно, сир. Надо запустить ложный путь: провести встречи с реформаторами, выступить в их поддержку, принять закон о главенстве законов Англии над законами Рима и подчинении епископов королю. А потом намекнуть Риму, что на этом вы не остановитесь и пойдёте на полное подчинение церкви лично себе и создание церкви, обособленной от Рима. Назовёте, например, «Англиканская церковь». И пусть папа начнёт вас уговаривать отказаться от этого шага. И ни в коем случае не говорите о разводе и не просите папу об аннулировании брака. Будьте с Екатериной галантным. Они сдадутся уже через год. Вот увидите.
Генрих ходил по комнате как заведённый.
— А ведь он прав, Томас! — Вдруг воскликнул король.
— Согласен, ваше величество! Только, что потом делать с протестантами? Ведь они взбунтуются, когда поймут, что их обманули?
Это он обратился уже ко мне.
— Да! — Поддержал его король, останавливаясь напротив меня. — Что делать?
— Что делать? — Усмехнулся я. — Переговоры с Папой вести тайно и после получения его согласия на развод, всех реформаторов пустить… под нож. Всех поголовно. Но о вашей афере никто не должен знать. Приблизьте
