Феликс Разумовский - Время Смилодона

— Фрол, ты? Вернулся? — обрадовался Рубен Ашотович. — Давай садись, пожри чего-нибудь. Вот сгущенки возьми, колбасы.

Однако Фрола интересовал конкретно Буров.

— Эй, красный паскудный кот, — прохрипел он глухо, без всякой интонации, — бойся черного кобеля и похотливой прорвы. А то будешь красный от крови.

Харкнул смачно и сгинул во тьме — этаким сочувствующим вещим монстром из фильма ужасов.

— М-да, — вздохнул Рубен Ашотович, вытащил «Лигерос», почесал вместительный, в залысинах, лоб. — Одно слово, блаженный. А вы никак, Василий, с ним знакомы?

— Да нет, — открестился Буров и в свою очередь спросил: — А вы?

Настроение у него начало портиться. Ведь казалось бы, блин, как все было хорошо — Лена, умница и забавница, темнота — друг молодежи, уютный грот без развитого социализма, где можно дотянуть до понедельника. И вот здрасте вам, началось — странности в поведении забавницы, тайны пещерного двора, пророки-матюжники в пещерном отечестве, похожие ликом на Франкенштейна. И теперь все, ни отдохнуть, ни расслабиться, ни послужить ни Бахусу, ни Эросу, ни Момусу.[282] Какое может быть веселье, если лезет на ум древняя как мир мудрость: все зло от женщин? Да еще, для полноты картины, вспоминаются имена собственные, а некоторые и с фамилиями: Пандора,[283] Геката, Медея, Клеопатра, Лукреция Борджиа,[284] Инесса Арманд, Лариса Рейснер,[285] Вильма Эспин[286]… Сучки еще те, целая псарня. Кстати вот еще одна, прелестница Елена, из-за которой разгорелся, и так ярко, весь троянский сыр-бор… Хорошее имя Елена, благозвучное, радующее слух… Елена, Елена… Умница и забавница… Уж не с той ли она сучьей псарни? Кстати, а что там касаемо кобеля? Черного, которого следует бояться? Уж не о Барсике ли речь? Да нет, навряд ли, экстерьером не вышел и прикус не тот. Хотя, если посмотреть теоретически… Ну, если взбесится, к примеру… Ох уж эти юродивые и блаженные, все у них двусмысленно, расплывчато, вокруг да около. И Фрол свет Франкенштейнович не исключение — навел туману и слинял. Интересно, чем же это его так, болезного? Похоже на радиационный ожог. Ладно, сейчас у его кунака спросим. А в том, что юродивый и армянин хорошо знакомы, Буров не сомневался.

— Да так, не то чтобы дружим семьями. — Рубен Ашотович оскалился и покосился в полумрак, где почивала Лена. — Его здесь, в пещерах, каждый знает, он своего рода уникум, местная знаменитость. Этакий пророк. — Он замолчал на полуслове и перевел общение в другое русло. — Да, пещеры, каменоломни, гроты, рудники. Язвы в теле нашей матушки земли. А ведь планета наша не есть нечто неживое, окаменевшее, тупо вращающееся вокруг солнца по регулярной орбите — она живая, и древние отлично знали это. Они считали, что духи земли двигаются по определенным каналам или венам подобно тому, как кровь человека пульсирует по жилам. И подобно тому, как душа человека может находиться в конкретном органе — в мозгу, печени или сердце, — духи земли тоже сосредоточиваются в конкретных местах, там-то и концентрируются все жизненные силы. Такие зоны называются пуп земли. В них устраивали захоронения, строились святилища и возводились храмы. Ведь вопрос только в том, какие именно духи пребывают в таких местах. Добро, как известно, не бывает без зла…

Ишь ты, какую знатную лапшу развешал, ишь какую вербальную поллюцию развел. Готов о чем угодно, хоть о пупе земли… Молодец, и не дурак.

— Да, зла на этом свете хватает. — Буров с пониманием кивнул, выдержал приличествующую паузу и попытался возвратить беседу в прежнее русло: — Скажите, Рубен Ашотович, а что это у Фрола-то с лицом? Сдается мне, что без мирного атома дело здесь не обошлось?

— Скажете тоже, мирного. Про Тоцкий полигон слыхали?[287] — не выдержал Рубен Ашотович, зло щелкнул языком, привстал и неожиданно смягчился, мгновенно отошел от темы: — А, вот и Леночка проснулась. Ну что, спящая красавица, как самочувствие?

— Хреново дело, головка бо-бо. — Та криво усмехнулась, кряхтя поднялась и сделалась похожей на механическую куклу из тех, что стонут: «Мама», если жать на живот. — Пошли, Василий, на базу, заляжем основательно. С концами. Рубен Ашотович, чао, Фролушке привет. Ох и гадость же эта ваша фаршированная рыба. Я хотела сказать, плодово-ягодное. Чертова бормотуха, дьявол ее дери…

Словом, попрощались с опальным геофизиком, встали на обратный курс и, предвкушая общение с медоточивым Морфеем, двинулись малой скоростью к Бякам. Сейчас прийти, рухнуть на что-нибудь мягкое и спать, спать, спать… Только фигушки, бивак их встретил шумом, гамом и звяканьем стаканов — это к Бякам пожаловали их давнишние друзья-однополчане Пилигримы. Не просто так, естественно, в компании Сабонисов. Они — Бяки, Пилигримы при содействии Сабонисов — пели: «По выжженной равнине за метром метр идут по Украине солдаты группы „Центр“», пили и вместо тостов хором кричали: «Все Атасы — пидарасы! Все Атасы — пидарасы! Все Атасы…»

Кричали дружно, но недолго. Откуда-то из глубины пещеры послышались зловещие шаги, грозно выругались матом, слаженно, на четыре голоса, и из темноты явились три богатыря, с мощным, чуть ли не задевающим своды черепом дядькой Черномором впереди. Как вскоре выяснилось, это был авангард Атасов — самые стойкие, самые отважные, не поддавшиеся проискам Сабониса.

— Если мы пидоры, то вы пидоры гнойные, — веско заметили они, а дядька Черномор встал в смертельную позицию зен-кутцу:[288]

— Киай! Ну как насчет полного контакта?

«Да, блин, это надолго, и само собой не кончится», — огорчился Буров, зевнул и с хрустом а-ля красный смилодон потянулся:

— А как насчет полового контакта? Не хочется тебе быть выебанным и высушенным? — мило улыбнулся, подошел и из «разговорной стойки»[289] легко и непринужденно вынес Черномору мениск. Сунувшимся было богатырям продемонстрировал в действии поддевающий в пах, травмирующий в нюх и вырубающий в печень, так что Атасова гвардия убралась с поля боя в тотальном расстройстве. Победа была полной, впечатляющей и, главное, быстрой. Настоящий блицкриг. Хвала аллаху, теперь можно было лечь, вытянуться, нырнуть поглубже к Морфею под крыло. Ни хрена подобного.

— Вот это да. — Пилигримы вышли из шока и воззрились на Бяк. — Кто это? Никола Питерский?

— Да нет, это так, израильский шпион, — не без гордости отвечали Бяки, — докторша закадрила где-то. Не ради продажи родины — на предмет блуда. Зверь. Обрезан и в МОССАДе натаскан.

«Израильский шпион? Да еще обрезанный? Гм. А как на хохла машет. Да, впрочем, ладно, где хохол прошел, там жиду делать нечего», — мощно раскинули мозгами Пилигримы, дружно пришли к консенсусу и принялись крепить с Буровым контакт.