подрасти. Не в высоту, конечно, уже поздно для этого. Ростом я был и так не мелким. Твердый средний рост, а вот вширь не мешало бы раздаться немного. Не жирка набрать, а мышцами обрасти и кости, что называется, нагреть.
Шел я по центральной улице Ленина и ловил на себя взгляды проходящих девушек. Сегодня с утра должен Серый прийти, мы договаривались след прокладывать, но из-за проверки не получится. И никак его не предупредить, телефона-то у них нет. Ну ничего, придет, другое занятие ему найду.
Пришел на работу, покормил Мухтара кашей с мясной обрезью. Суточники уже с утра наварили. А на вечер я сам варил. Холодильника у меня не было, каждый раз приходилось готовить заново. Но оно и лучше, всегда свежесваренная пища у пса. Но на будущее надо будет все-таки холодильником разжиться, на всякий случай. Да и в выходные мне будет проще кормежку организовать. Где-то сам приду, а где-то можно и Баночкина попросить или его сменщика.
Зашел к себе и решил белую рубашку и брючки форменные пока переодеть, чтобы не изгваздать в своей сараюшке. Проверка еще неизвестно когда заявится, а мне надо в кабинете прогенералить. Хоть как-то облагородить помещение.
Снял рубашку и брюки, повесил на плечики самодельные, из проволоки. Вешалку прицепил на гвоздик в стене. Шкафа тоже нет, нужен-таки… но сначала надо кабинет нормальный выбить. А потом уже про мебель думать. У оперов хороший кабинет, просторный… Но их там трое сидит, жаль…
Я искал сменную одежду и щеголял в одних трусах, когда дверь без стука отворилась, и внутрь бесшумно вплыла синичка-кадровичка.
— Ой, Саша, — улыбалась она, — я смотрю, ты меня уже ждешь…
Я не стал оправдываться, что мол, переодеться всего лишь хотел, а улыбнулся девушке и поддержал флирт:
— А вы, Мария Антиповна, беседу пришли проводить? Поддерживающую, так сказать… Очень похвально, что оказываете помощь молодым сотрудникам. Коллектив — это наше всё, приятно чувствовать рядом плечо боевого товарища, и в службе, и в досуге…
— Ну я и не только плечо могу подставить, — подпорхнула ко мне старлейка, уже на ходу расстегивая форменную рубашку. — А ты изменился…
Она с нескрываемым интересом разглядывала меня, я даже почувствовал себя немного Тарзаном, не тем, который по лианам прыгал, а который на Наташе Королевой был женат. Еще и песня вдруг заиграла у кого-то по радио, донеслось с улицы:
Красавиц видел я немало
И в журналах, и в кино,
Но ни одна из них не стала
Лучше милой все равно.
— Ну точно, ты изменился, — гладила меня по голой груди Мария Антиповна. — От тебя, знаешь, теперь мужиком пахнет…
— Это все лето, — улыбнулся я. — Витаминчики, апельсинчики.
С последними я погорячился, в СССР апельсины начинали продавать ближе к зиме, после урожая в Марокко, но Марию всё равно сейчас интересовал лишь мой фрукт, а не апельсины.
Она ловко, одним отточенным движением стянула с себя бюстгальтер, а я уже расстегивал ей юбку. Наши руки сплелись, губы тоже примагнитились. От нее пахло шампунем с ромашкой и сладковатыми советскими духами. От меня — шипром и немого собакой, хоть я и сходил в душ после утренней пробежки, но в вольере у Мухтара стоял стойкий запашок, сколько бы я его ни чистил. Надо бы новый вольер построить… А ну отставить о собаке думать, скомандовал себе я, когда уже стол под нами скрипел и тужился, чтобы не развалиться.
— Ты, ты, ты… — что-то хотела восторженно сказать Мария, но на частых выдохах получалось лишь короткое слово, — Ты-а, а-а-а….
Я тоже не стал сдерживаться, и у нас случилось практически одновременно. Мария Антиповна, всхлипывая, даже зажала себе ладошкой рот, чтобы не выдать нас, а я мысленно посетовал, что радио слишком тихо играет, не на всю улицу. Мы отвалились друг от друга, как напившиеся крови клещи.
Но расслабляться на работе нельзя. Мы стали тут же спешно одеваться, послеэкстазные ласки разводить некогда, скоро планерка.
Я успел надеть трусы и натягивал брюки, когда дверь вдруг распахнулась, и на пороге появилась… Алёна.
Твою дивизию! Ей-то что здесь понадобилось? Мы стоим полуголые с кадровичкой, причем, увидев красивую девушку, одеваться Вдовина не стала торопиться, даже спинку выгнула, будто напоказ, грудь выкатила. Грудь, конечно, у нее хороша, похожа на гибрид яблочка с дынькой. Мария Антиповна вмиг почуяла соперницу и еще бедро выпятила. Ноги тоже у нее что надо… Стоит, блин, пред Аленой красуется.
— Извините, что помешала, — проговорила пионервожатая, чуть прищурившись, на ее щеках заиграл румянец, но она тоже не думала уходить или выскакивать с криком «ой».
— Ничего страшного, милочка, — едко улыбнулась Вдовина. — Мы кончили беседу.
— Алена Сергеевна, — я изо всех сил старался настроить голос на рабочий милиционерский тон, пока натягивал рубашку и застёгивал пуговки на груди. — Вы как здесь? Что-то случилось?
— Зашла сказать, что Андрюша заболел и не сможет к вам прийти сегодня. Телефона у нас нет, поэтому решила заскочить и лично сообщить. Но вам тут совсем не до Андрюши, я смотрю… Да, Александр Александрович?
Оправдываться я не стал, конечно, «это не то, что ты подумала» — выглядело бы очень глупо… Тем более, что это как раз «то». Вместо оправданий я спросил:
— Что-то серьезное? С Андреем…
— Горло прихватило, мороженого переел, температура небольшая, а так все нормально, — теперь уже она засобиралась на выход. — До свидания, Александр Александрович.
— Подождите, — я выскочил за ней во двор, кадровичка еще одевалась внутри, почему-то медленно. Раздевалась-то она гораздо быстрее. — Я сегодня приду, навещу Андрея.
— Не стоит, Александр Александрович, — чуть скривила губки девушка. — Еще заразитесь. Всего доброго. И потом — вам, наверное, некогда. Ведь вы полностью отдаетесь работе.
И она ушла быстрым шагом. Вот блин… Как теперь, после такого, ее на свидание приглашать? План с тринадцатым июня требовал корректировки. Ничего, что-нибудь придумаю…
А Алена-то, похоже, обиделась. От такой мысли на душе стало тепло. Ух, какая она злая была сейчас, хотя виду старалась не показывать, сдерживалась. Женщина вообще существо трепетное — то одному нервы трепет, то другому…
— Александр Александрович, — окликнула меня Мария, вышагивая у меня за спиной, будто на подиуме. Походка от бедра, с перекатом ягодиц, подбородок высоко поднят, как у Наполеона, а во взгляде торжество светится. — Вы на планерку идете?
—
