по проходу к трибуне, чувствуя на себе сотни любопытных и оценивающих взглядов. Ну да, все были в черных, темно-серых, синих и коричневых костюмах, а тут я вся такая, в белом. В общем, я шла и ощущала, как мой монохромный наряд произвёл впечатление.
Взобравшись на трибуну, я произнесла речь. Не буду сейчас передавать смысл доклада, это куча статистики и скучно. Скажу лишь, что, когда я переформатировала доклад, я сделала его интересным. Всю гомогенную информацию я разбила на смысловые блоки. Между блоками сделала провокационные предложения-связки.
Более того, эту речь я прочитала пару раз и запомнила её прекрасно. Поэтому, когда я вышла за трибуну и начала произносить текст хорошо поставленным голосом коуча из двадцать первого века (а в мои обязанности входили и обучающие вебинары для персонала) — весь зал замер. Проснулись все. И слушали с огромным интересом.
— Товарищи! — сказала я в конце выступления, — Мы должны со всей серьезностью отнестись к этому вопросу! Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят предложения от профсоюза депо «Монорельс»!
Я сделала мхатовскую паузу и продолжила:
— Товарищи! Нам нужно решительно, раз и навсегда принять верное решение, сделать надлежащие выводы как в области идейно-теоретической, так и в области практической работы! У нас есть полная уверенность в том, что наша Партия, вооруженная историческими решениями своего XXVI съезда, поведет советский народ по ленинскому пути к новым успехам, к новым победам! Ура, товарищи!
Зал грохнул оглушительными аплодисментами (причём я подозреваю, что делегаты радовались не озвученным мною предложениям от депо «Монорельс», а тому, что мне удалось хоть немного развеять их сонное состояние.
Когда я, бледная от резкого выброса адреналина, пробралась обратно на своё место, Лев Юрьевич тихо сказал:
— А вы молодец, Лидия Степановна.
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила его я, не зная, как реагировать на эту внезапную похвалу.
— Теперь я ещё больше уверен, что мы-таки должны поговорить, и то срочно! — настойчиво уцепился в меня «опиюс».
Я поняла, что он не отцепится.
— Давайте завтра пообедаем где-нибудь и всё обсудим, — со вздохом предложила я, — только недалеко от моей работы, а то я с обеда обратно не успею.
— Прекрасно! — расцвёл улыбкой Лев Юрьевич, — мой водитель за вами заедет. Пообедаем в «Нивушке». Там замечательно готовят. Знаете этот ресторан?
Я отрицательно покачала головой.
— Ну, конечно, он же не для широких масс, — ухмыльнулся Лев Юрьевич, — это займет немного времени, а потом мой водитель отвезёт вас обратно в ваше любимо депо «Монорельс». И мы с вами должны…
На нас опять зашикали и «опиюс» умолк.
Конференция шла дальше. Подробности я особо не помню. Похоже я-таки задремала, убаюканная вялыми бубнилками остальных докладчиков. Очнулась уже под грохот аплодисментов. Так как конференция закончилась, делегаты хлопали воодушевлённо и поэтому особенно громко.
Когда спели опять гимн, и председатель объявил конец, народ задвигался туда-сюда, к выходу.
Я решила чуть задержаться и пересидеть основную суету (не охота было толкаться среди взопревших мужиков в белом костюме). Лев Юрьевич кратко попрощался и торопливо ушел. Я же еще сидела, рассматривая оживлённый людской муравейник. И тут за спиной меня окликнули:
— Лидия Степановна!
Я обернулась. Сзади моего ряда, в проходе, стояли трое мужчин. Сам председатель, ещё один — приземистый, с усами и водянистыми глазками, третий — настоящий восточный красавец — кареглазый, с ямочкой на квадратном подбородке, был чуть помоложе.
— Лидия Степановна, — сказал председатель, — мы с товарищами прослушали ваш доклад и очень даже впечатлились. Для молодого руководителя, только ставшего у руля, вы подаёте большие надежды.
— Да! — подтвердил приземистый, — большие надежды.
Кареглазый ничего не сказал, лишь оценивающе посмотрел на меня и улыбнулся.
— Спасибо, товарищи, — изобразила смущение я (молодая женщина в эти времена должна была быть скромной).
— Давайте я вам представлю моих коллег, так сказать, — улыбнулся председатель. — Меня-то вы должны знать. Хотя напомню — Плечевой Илья Гаврилович.
Я кивнула, мол, очень приятно.
— А это, — он указал на приземистого, — Барабаш Сергей Петрович. Мой заместитель.
Я улыбнулась Сергею Петровичу.
— И Каримов Ильяс Мурадович. — Плечевой указал на кареглазого. — Ещё один мой заместитель.
— Очень приятно, — вежливо сказала я.
— Но вот, Лидия Степановна, — продолжил Плечевой, — при всём при этом, нам с товарищами показалось, что у вас всё-таки маловато ещё опыта.
— Да, маловато, — покивал Барабаш с важным видом.
Каримов опять промолчал.
— Опыт — дело наживное, — ответила я банальной фразой, лишь бы что-нибудь им ответить.
— Верно говорите! — расцвёл улыбкой Плечевой. — Наш человек!
Все дежурно заулыбались. Меня уже начал этот разговор слегка напрягать, только не могу понять, отчего.
— Поэтому мы с товарищами посовещались и приняли решение, что нам с вами нужно срочно поделиться опытом.
— Да, подставить, так сказать, товарищеское плечо, — скользнул по мне масляным взглядом Барабаш, и я всё поняла. Особенно после того, как Каримов попытался незаметно толкнуть его в бок.
— Поэтому, чтобы обсудить этот вопрос, нам с вами, Лидия Степановна, нужно обстоятельно побеседовать и выяснить, где конкретно у вас какие пробелы, — продолжил Плечевой всё больше воодушевляясь. — Уже конец рабочего дня, поэтому предлагаю вам присоединиться к нам для конфиденциальной, так сказать, беседы.
— Поедем в «Дубки», — чуть растягивая гласные, сообщил Каримов, — там можно спокойно поговорить.
— Что такое эти «Дубки»? — осторожно уточнила я.
— Это лучший в нашем городе банный комплекс, — снисходительно к такой деревенской простоте, как я, пояснил Барабаш, и у меня аж заледенели руки.
И вот что мне сейчас делать?!
Три ответственных товарища, не последние люди в городе, нагло снимают меня на троих для бани. Твою ж мать! Вот это я попала!
Но отвечать что-то было надо и то срочно.
— Спасибо, товарищи, за доверие, — сердечно приложив руки к сердцу, поблагодарила я, но, к сожалению, сегодня не смогу…
— Как это вы не сможете?! — рассердился Плечевой. — Не каждому работнику оказывают доверие сразу три руководителя областного Комитета профсоюза!
— Ну извините…
— Тогда давайте завтра, — предложил Каримов.
— Завтра я тоже не могу…
— А когда можете? — сузил глаза Плечевой.
— Боюсь, что вообще не смогу…
— Тогда правильно, что боитесь,
