все длился. Противники метались по очерченному кругу, словно бесплотные тени.
В какой-то момент горец разорвал дистанцию и замер, опустив саблю. Дышал он тяжело, а грудь вздымалась так, словно вот-вот разорвется. Во взгляде бойца Сашка краем сознания отметил удивление и тень страха. Сам он даже не понял, как себя чувствует. Горец коснулся ладонью левого бока и, растерянно посмотрев на окровавленные пальцы, качнул головой, словно не веря собственным глазам. Только тут Сашка почувствовал на груди какое-то жжение, и что-то холодное стекло по коже к поясу.
Отерев ладонь о штаны, горец вскинул клинок и ринулся в очередную атаку. И тут Сашка заметил, что двигается он гораздо медленнее, чем вначале. Шагнув вперед, он встречным движением перехватил опускающуюся саблю противника, направляя ее вбок и вниз, и, делая шаг в сторону, нанес обратный удар, даже не разворачивая клинок. Его сабля имела полуторную заточку лезвия. Клинок ударил горца по горлу, и его приятели дружно охнули.
Шея бойца оказалась разрубленной до самого хребта. Выронив оружие, горец пошатнулся, сделал шаг к парню и медленно осел на землю, хрипя и булькая зарубленной глоткой. Его ноги несколько раз дернулись, взбивая пыль, и боец затих. Переложив саблю в левую руку, Сашка прижал правую ладонь к груди напротив сердца и медленно поклонился погибшему. Потом, подобрав его оружие, вышел из круга.
Уже вызванный из больницы врач поспешил осмотреть его раны. Но к всеобщему удивлению, это были просто царапины. Промыв их и перевязав парня, врач задумчиво посмотрел на тело горца и, пожав плечами, вопросительно покосился на растерянно замершего штабс-капитана. Тот, словно очнувшись, тряхнул головой и, повернувшись к пожилому горцу, сказал:
– Ходжа Хазрат, ты все видел сам. Длань Аллаха показала свое решение.
– Да. Показала, – кивнул аксакал, с явным трудом беря себя в руки. – Мы можем забрать его? – спросил он, обращаясь к парню.
– Да. Похороните его до заката. Он был великим воином, – решительно кивнул Сашка, сам удивляясь своим словам.
– Что ты возьмешь из того, что принадлежало ему? – вздохнув, спросил аксакал.
– Его оружие. Коня и деньги отдай его семье, – помолчав, ответил парень.
– Ты выбрал лучшее, но сумел и проявить щедрость, – мрачно усмехнулся горец.
– Теперь ваш род станет моими кровниками? – подумав, прямо спросил Сашка.
– Нет, – подумав, качнул аксакал головой. – Я не верил, что ты один мог справиться с пятью. Но теперь, после того, что я видел, я в это верю. Длань Аллаха показала мне, что я ошибся. Кунаками мы уже не станем, но и вражды не будет. Я так решил, – добавил он, заметно повысив голос и посмотрев на своих сопровождающих.
Молодые воины, быстро переглянувшись, дружно покосились на очерченный ими же круг и, не сговариваясь, кивнули. Потом тот, который держал коня поединщика, спрыгнул с седла и, быстро собрав все оружие погибшего, отнес его на развернутый баул. Не говоря ни слова, он прошел в круг, где уже стоял его приятель, и они, подхватив тело, понесли его к арбе. Дождавшись, когда они закончат с погрузкой, ходжа Хазрат молча кивнул всем остающимся и тряхнул поводьями, разворачивая коня.
* * *
На следующий день после той странной дуэли на пороге Сашкиной половины дома неожиданно появился комендант. Поздоровавшись, он прошел в комнату и, перекрестившись на образа в красном углу, с интересом огляделся. Сашка, которого этот визит заметно напряг, незаметно коснулся ладонью револьвера, лежавшего в кобуре, которую он сдвинул на живот, и, широким жестом указывая на стул, спросил:
– Чем могу служить, господин штабс-капитан?
– С благодарностью я к тебе, Александр, – усевшись, широко улыбнулся офицер.
– Это за что же? – окончательно растерялся Сашка.
– А за головореза того, что ты вчера порешил. Ох, и зверь был, доложу я тебе. Ох, и зверь! Мы уж думали премию за голову его назначить, а тут ты. В общем, Аксинья сейчас на стол накроет. Я там принес кой-чего, там уж поговорим толком, – озорно подмигнув, усмехнулся штабс-капитан. – Не против, надеюсь?
– Да господь с вами. С чего бы? – деланно изумился Сашка, при этом судорожно соображая, чего ему надо.
Их разговор прервала хозяйка дома, чуть ли не бегом внесшая в комнату посуду и уже готовые к употреблению разносолы. Сбегав туда-сюда еще раз пять, она сервировала стол и, вежливо поклонившись офицеру, исчезла. Штабс-капитан, подхватив со стола бутылку, подкинул ее на ладони и, развернув этикетку к парню, отрекомендовал:
– Настоящий, шустовский. Не хуже вашего французского будет. Но и стоит, зараза, – он удрученно качнул головой, ловко срывая с горлышка пробку.
Разлив напиток по стопкам, он поднял свою тару и, расправив усы, с чувством произнес:
– Ну, Александр, за удачу твою. Я, признаться, думал, всё. Пора панихиду по тебе заказывать. А ты вон чего, – с этими словами он лихо опрокинул рюмку и, занюхав напиток костяшкой кулака, одобрительно кивнул. – Хорош коньячок.
– Угу, – кивнул Сашка, проглотив свою порцию.
Коньяк и вправду бы хорош. Мягкий, ароматный, он легко прокатился по пищеводу, разлившись по желудку приятным теплом. Кинув в рот кусочек ветчины местного изготовления, Сашка вопросительно уставился на нежданного гостя. Понимая, что должен как-то объяснить свой визит, штабс-капитан достал портсигар и, разминая папиросу, принялся рассказывать:
– Горец этот из непримиримых. Рубака, каких поискать. Он в том клане вроде мастера по военному делу был. Молодняк обучал, а потом в набег их выводил. А самое поганое, что после их набегов живых не оставалось. Если только кого в рабство уводили. Остальных резали, как скот какой. Мы чего уж только ни делали. Даже пытались засаду на него устроить. Да только я не просто так его зверем назвал. Он любую засаду словно нюхом чуял. Неделями у их аула сидели, и ничего. За околицу ни ногой. А как засадники ушли, так через пару дней новый набег. В общем, спасибо тебе, Александр. От всей службы нашей, от людей простых, да и вообще, от всего народа православного, – поднявшись, торжественно проговорил штабс-капитан, коротко поклонившись. – Я вот только одного не пойму, – продолжил он, присев на место. – Как так получилось, что ты ловчее него саблей владеешь? Я не первый год служу, а такого мастерства не видал.
– Самому бы знать, – мрачно вздохнул Сашка и, заметив изменившееся лицо офицера, поспешно добавил: – Меня ведь из армии не просто так списали. После той контузии врач думал, я вообще не выживу. А у меня только память отшибло. Только и помню о себе, что приютский да в армии служил. Потому и списали. Даже командира своего полка не узнавал.
– А с саблей как же? – растерянно
