Усилиями короля и ряда энтузиастов получилось создать пять пчеловодческих хозяйств, в которых применялись рамочные ульи. Впервые в мире. Ведь во всем мире сбор меда и воска производился пока еще обычным бортничеством, либо самым ранним вариантом пчеловодства — в бортах. А тут не только держали пчел и присматривали за ними, но и применяли довольно передовые конструкции. Ничего особенно в них не было, кроме идеи. Но до нее додумались далеко не сразу. Ни одно столетие прошло. Более того — эти хозяйства возили свои ульи по полям и весям провинции, ставя их там, где шло цветение. А на зиму — свозя на специальные зимовки, защищенные от ветра и прочих неприятностей. В этих пяти хозяйствах имелось пока сто семьдесят пчелиных семей, которые дали за 1479 год порядка двадцати тонн меда и неполные пять центнеров воска. И это было невероятно круто, так как превышало возможности дикого бортничества в несколько раз.
Люди видели, как изменилась их жизнь за последние десять лет. Они видели, что в столичной провинции голода уже десять лет как не было. И старались. Отчаянно старались двигаться в том направлении, которое указал им король. Сами лезли, не дожидаясь пинка или наставления. Оставалось теперь спроецировать это все на соседние провинции и далее на остальное государство…
Ну вот — колонна фургонов удалилась на должную дистанцию. И Иоанн продолжил свое движение. Но сразу в кремль не поехал. Королю хотелось заглянуть в каждый посад. Проверить, не было ли там пожара? Все ли там в порядке? Спросить людей о житье-бытье. И только потом двигаться в свою резиденцию, набравшись подходящих впечатлений.
И вот кремль.
Наш герой замер у ворот, не решаясь их пересекать.
Сегодня требовалось принять решение. Тяжелое решение. Мрачное решение. И ему не хотелось.
Та буря эмоций, что захлестнула его там, на берегу Западной Двины отступила. И он ныне снова мыслил рационально, прекрасно осознавая последствия своих поступков. А также тот факт, что оставлять все как есть было нельзя. Это стало слишком опасно. Смертельно опасно.
Чуть помедлив он двинулся дальше.
Остановился у своего нового дворца, которые уже в целом построили и теперь занимались отделкой. Несколько минут рассматривал его, всеми фибрами души оттягивая неизбежное. И вздрогнул, когда встретился глазами с супругой, что наблюдала за ним из окна своих покоев.
Взмахом руки он остановил архитектора.
— Пока довольно. Вижу ты молодец. Но мне нужно отдохнуть. И уже спокойно все осмотреть, без суеты. Через пару дней подготовь мне подробный показ.
— Да, мой король, — с удовольствием произнес итальянец, которому польстила похвала заказчика. Ведь он обещал премию сверх обычной платы, если его устроит работа.
Тяжело вздохнув, Иоанн пошел к Элеоноре. Постоял у ее двери, тупо пялясь на нее. Выдохнул и вошел внутрь.
Супруга сидела бледная как полотно у окна и занималась каким-то рукоделием не поднимая глаз. Он подошел шагов на пять и остановился.
Тишина.
Они оба не знали с чего начать разговор.
Наконец она не выдержала первой:
— Только об одном прошу. Не заставляй Владимира и Софью смотреть на мою казнь.
— Думаешь, я тебя казню?
— Ой… ну кого ты обманываешь? Я виновна. Я… не хочу даже говорить. И теперь твои враги ухватились за эту возможность. Думаешь, я не слышала о покушении, которое на тебя организовал епископ Дерпта? И о том, как ты отомстил?
— Ты — не они.
— Тебя уже дважды чуть не убили из-за меня.
— В одном из покушений ты была замешана.
— Но не участвовала. Просто закрыла глаза на их попытку. Хотя это ничуть меня не оправдывает. И я готова. Об одном прошу — чтобы дети не видели моей смерти. Они тебе не простят. Лучше дай мне яду или сам заколи эспадой. А им скажи, что умерла от чего-то обычного. Чтобы они тебя не винили.
— Снова пытаешься манипулировать?
— Снова пытаюсь избавить тебя от войны с собственным сыном. Он ведь осуждает тебя, считая, что ты меня запер здесь по навету.
— И ты думаешь, что это изменится, если я велю тебя казнить тайно или убью сам?
— А что тебе остается? Доверять мне ты больше не сможешь. А это подвешенное положение — опасно для тебя. Сначала мне было страшно. Потом я бесилась. А теперь… теперь я уже попрощалась со всем мирским и полностью готова к смерти.
— Есть другой вариант.
— Не дразни меня, — нахмурилась Элеонора. — Или ты хочешь мне дать надежду перед смертью, чтобы умирать было обиднее и больнее?
— Ты однажды меня уже предала. Поэтому, ты права, доверять тебе я более не смогу. Чтобы ты ни говорила. Но и убивать тебя нет резона, если ты совершишь один поступок… — произнес Иоанн и замолчал в упор уставившись на супругу.
— Какой же? Предлагаешь наложить на себя руки?
— В ближайшие несколько месяцев в Москву прибудет новое посольство Святого престола. И я хочу, чтобы ты перед тем публично объявила о своем желании принять постриг. А после прибытия посольства, обратилась к нунцию или кто-то там его будет возглавлять с просьбой открыть здесь, в Москве или ее окрестностях первых католический монастырь. Дабы нести свет католичества местным заблудшим душам.
— И все?
— Ты сошлешься на плохое здоровье и невозможность дать мне больше наследников.
— Но это неправда!
— Почему же это ложь? Я с тобой больше не возлягу, так что наследников ты мне дать новых не сможешь. Так, что это правда. Самая что ни наесть, натуральная.
— Но я не больна!
— Ты, подруга, на всю голову хворая. Иначе бы не учудила то, что произошло. Власти захотела? Дура! Ты хоть понимаешь, что не только меня, но и наших детей чуть не сгубила? Они в глазах моих подданных — нагуляны блудом, ибо ты — католичка, а я — православный. Считай бастарды. И если есть иные законные кандидаты, то они будут иметь в их глазах больше прав, чем наши дети. Убей меня — и все. Владимир и Софья не проживут и года. А престол отойдет моему дяде — Андрею Васильевичу или кому-то из его детей. Убей их — и другие Рюриковичи на престол взойдут. От деда моего семя — только я да дядя. Но есть прадед. Если поискать — найти можно.
— И что изменится, если ты умрешь не сейчас, а потом?
— Владимир в силу войдет. В возраст. В опыт. Со мной ездить будет. Дела делать. Решение принимать. К нему привыкнут. Он обрастет своими людьми. Время. Ему нужно время, чтобы стать законным наследником. А ты, дура, на голову хворая, хотела его этого лишить. И положить в землю вместе со мной и тобой. Или думаешь, тебя бы пощадили?
Тишина.
— Что молчишь?
— А что мне сказать?
— Да или нет? Я озвучил тебе предложение. Ты согласна на него?
— Ты позволишь мне в постриге видеться с детьми?
— Только если ты сумеешь им донести те слова, что я тебе сейчас сказал и не будешь настраивать против меня. И, вероятно, моей будущей супруги.
— Разумеется.
— Тогда считай, что сделка заключена, — с некоторым облегчением произнес Иоанн. — Попросишь открыть аббатство бригитток.
— Почему их?
— Потому что это женская ветвь бенедектинцев. Мне рассказать тебе, кто это такие? — спросил король, вопросительно подняв бровь.
Бенедектинцы были, наверное, самым полезным и прогрессивным орденом католиков. Их девиз звучал как «Ora et labore», что означало «Молись и работай». А главный упор в их деятельности делался на молитвы, интеллектуальные занятия, религиозное искусство и миссионерскую деятельность.
До появления иезуитов именно бенедектинцы были мозгом католического мира. Да и потом не сильно им уступали. Вклад бенедектинцев в культуру и цивилизацию Западного общества поистине огромен. Из школ при аббатствах этого ордена вышли практически все выдающиеся ученые раннего и развитого Средневековья. При их аббатствах открывались госпитали, гостиницы, школы и прочее, прочее, прочее. Причем гостиницы дешевые — для всех страждущих.
— Я прекрасно знаю, кто такие бенедектинцы, — усмехнулась Элеонора. — Но не понимаю, зачем они тебе. Это ведь миссионеры. А ты не рвешься принимать католичество.
