девка, чтобы нравиться, — он пожал плечами. — И что решил ты с нами делать? Ведь не затем вызвал, чтобы снова выслать и окончательно где-нибудь сгноить?
— Нет, не за этим, — я наклонил голову, проклиная себя в этот момент за подобный жест. — Мне дешевле в этом случае было бы вас убить, попросту и без затей.
— Так чего же не убил? — он удивился. Действительно удивился.
— Не знаю, самому хотелось бы понять, — я задумался, вроде бы какой-то дом Меншикова стоит не тронутым. Надо, наверное, вернуть. Не будут же они всю жизнь у меня жить. — Я верну вам с сестрой Семеновскую усадьбу. Мебель, посуда, все это в ней сохранилось. Также в течение года вы будете получать триста рублей в месяц казенного содержания. Ну а там, думай, чем хотел бы заняться, ну а после придешь ко мне, поговорим.
— Я знаю, чем хотел бы заниматься, — внезапно серьезно сказал Меншиков. — Было время в Березове, чтобы обо всем подумать. Ну, а коль не шутишь, государь, и действительно поможешь… Знаю я, не виновен ты в нашем положении. Долгорукий это услужил, дружок отцов заклятый. Как же я смеялся, когда узнал, что его низложил ты, это была самая радостная новость для меня, после всех невзгод. Мне надо еще раз все обдумать, прежде, чем говорить с тобой, государь. Через Дмитрия Ивановича с тобой связаться?
— Да, лучше через него, — я кивнул. — Так будет быстрее, — Александр сардонически ухмыльнулся и вышел из кабинета. Я же задумчиво смотрел ему вслед. Как странно порой играет с нами жизнь. Но, самое странное заключается все же в том, что Меншиков-младший не озлобился в Сибири, не стал искать виновных, словно ему действительно хватило того, что Долгорукий, который и скинул его отца с непозволительной высоты, на которую Александр Данилович умудрился взобраться, пошел по его же стопам и здесь у меня дерьмо из выгребных ям вывозит, а в том мире сам оказался в итоге в этом Березове, который словно специально был создан для содержания высокопоставленных каторжников. И мне действительно интересно, что же он придумал, чем хочет заняться? Судя по тому, с какой неприязнью он носит военный мундир, похоже, единственную приличную одежду, что у него осталась, можно прийти к выводу о том, что воинская служба его не слишком привлекает. Но тогда что? Ладно, когда будет готов, сам скажет.
— Лерхе Иван Яковлевич, государь, — Митькин голос вывел меня из своеобразного транса, в котором я в последние пару часов пребывал.
Лерхе вошел в кабинет и, дождавшись пригласительного кивка, сел напротив меня.
— Ты хотел меня видеть, государь Пётр Алексеевич? — он поднял на меня красные от недосыпа глаза.
— Да, Иван Яковлевич, хотел. Как я выяснил не так давно, при церквях уже есть гошпитали, которых много и которые обслуживают лекари.
— Да, я знаю, — Лерхе кивнул. — Столкнулся с парочкой, когда в одном монастыре лазарет устраивал. — Лекари в нем работают вполне знающие, вот только обветшало там уже все, да и содержание не мешало бы повысить.
— Вот, в этом хочу тебя просить, Иван Яковлевич, чтобы ты со своими орлами полную ревизию там навел. Да списки составил, что требуется, и в каких количествах. Потому как присоединить я те гошпитали хочу к твоему хозяйству. И еще, койки для детей и рожениц…
— Прости, государь, что перебиваю, — Лерхе выдохнул, но продолжил только после моего утвердительного кивка. — Я изучил указы, по которым те гошпитали построены. Мысль новая, славная, могу сказать, что в Европе такого точно нигде нет. Но вот только негоже это детям малым, да бабам, что орут в родовых муках, рядом с остальными болящими лежать. А ну как пропустим кого больного и заразного? Вон как в Новодевичьем монастыре ту несчастную пропустили, и хоронить будем души ангельские?
— И что ты предлагаешь? — я смотрел на него, невольно думая, что у меня нет времени для того, чтобы вникать во все нюансы. Это важно, очень важно, но я просто не могу. Столь объемный проект, да к тому же с проведением реанимации существующего, о котором все уже позабыли, требует все время, а я не могу разорваться, у меня еще очень много других дел намечено, например, война еще не закончена, политические перспективы не ясны, производство, новое налогообложение, сельское хозяйство, торговля и образование в конце концов, как мне везде успеть?
— Я предлагаю другое здание, — Лерхе вздохнул. — Я понимаю, что это дорого и что маловероятно, но могу же я помечтать?
— Ой, вы заняты, — я перевел взгляд на неслышно вошедшую Филиппу. — А Дмитрий ничего не сказал, я сейчас уйду, — и она быстро подбежала к столу, положила на него бумаги и уже собиралась выбежать вон, но я ей не позволил.
— Ваше высочество, не убегайте так быстро, скрасьте сиянием вашей несравненной красоты наше грубое общество, — я улыбнулся, увидев, что она слегка надулась. Глупышка продолжает считать себя крайне непривлекательной, а я же в ее глазах похоже, конченый извращенец, потому что пока я вижу только ее в своей постели. — Присядьте же, ваше высочество. — Лерхе, который вскочил и сейчас стоял едва ли не навытяжку, быстро придвинул ей стул, на который Филиппа села, а за ней и мы, вздохнув с облегчением. — Ну, а если серьезно, я хочу назначить вас, ваше высочество, куратором медицинской реформы в Российской империи. Это будет длиться долго, муторно, и абсолютно неблагодарно. Но вот только, ежели получится в итоге, то мы действительно сможем пожинать прекрасные плоды. Доктора Лерхе я планирую назначить министром министерства лекарского и повивального дела, но следить за тем, как все будет происходить, вникая в самые малейшие моменты, мне некогда. Так что, я прочитаю ваш проект, ваше высочество, поправлю и издам указ, но вот там же я назначу именно вас полным душеприказчиком всего энтого дела. Финансы будут в ваших прелестных ручках, как и многое остальное, за что нужно будет нести ответ передо мной в ежедневном режиме в докладной форме. Вы друг друга знаете, представлять нет необходимости. Полагаю, что вы сумеете сработать… — в коридоре послышался шум, переходящий в гул, но вроде бы ничего не слишком страшного не происходило. Я так думал, пока дверь не распахнулась, и в кабинет не влетел Митька.
— Государь Пётр Алексеевич, — выпалил он. — Алексей Перфильевич Мосолов прибег, требует, чтобы ты оградил его