событий. Если сразу не задалось с новым начальством, лучше перевестись. Тем более, они сами настаивают и причину хорошую подобрали — профессиональный рост молодого лётчика.
— Ещё что у вас? — снова спросил в спокойной манере командир.
— Коллектив у нас слётанный. Барсов в прошлом году пришёл, так он уже у меня и ведомым на задачу слетал. А здесь мне его даже в пару не с кем поставить, — продолжал приводить аргументы в пользу перевода Буянов.
Командир выждал пару секунд паузы, прислушиваясь к песне из радио.
«А сейчас на волне нашего радио лауреат фестиваля «Песня года» Роза Рымбаева», — объявил диктор.
— Мда, не лучшая мелодия перед полётом, — сказал Валерий Алексеевич, и встал с дивана. — Летать будет он в твоей эскадрилье, Гаврилыч. И не делай мне мозги своими переводами. Максимыч знает, когда я лечу с Родиным на проверку. И этот вопрос решён окончательно.
— Товарищ командир…, — попробовал снова уговорить его комэска.
— Иван Гаврилыч, ну сидит с лёгким амбре. Он что не человек? Отметил вчера приезд, с парнями познакомился. Не к твоей же дочери приставал? Всё, меня не провожать, работай с ним.
Метко командир попал по всем пунктам. Гаврилыч переглянулись с Гнётовым, понимая, что как не старайся, а от меня не избавиться. В первый раз у меня такое, что сам готов уйти, а не дают.
— Завтра с утра начинаешь сдавать зачёты, Родин, — сквозь зубы проговорил Буянов. — И советую подготовиться очень хорошо.
В общежитии продолжалась весёлая жизнь, а у меня кипела уже голова от перечитывания конспектов по конструкции самолёта. Смотревшая на меня с фотографии Женя, так и норовила посмеяться над моими потугами, запомнить принцип действия системы сдува пограничного слоя. Из головы всё никак не выходит вчерашний вечер и провал в памяти. За такими переживаниями, я не смог отказать себе в пропуске парочки рюмок приобретённого утром портвейна «Кавказ».
Редкая гадость, но на душе от него становится гораздо теплее. Так и не заметил, что уснул за столом, напротив фото Жени.
Утром с горечью обнаружил, что бутылка пуста, а голова слегка затуманена. И вот зачем спрашивается было пить? Ещё и одному!
Стойкий запах портвейна, исходивший от меня, был учуян комэской сразу, когда я вошёл в его кабинет для сдачи зачёта.
— Родин, ты какого лысого снова пил вчера? — выругался Гаврилович.
— Товарищ командир, я зачёт готов сдавать. А на это не обращайте внимание. Остаточное.
— Я тебе сейчас остаточное устрою. Давай, садись. Что сдавать будешь?
Начали мы с ним общение по инструкции лётчику. Это один из основных зачётов, который следует сдать для допуска к полётам. И он проходил вполне себе сносно.
Комэска всё спрашивал без подглядок в инструкцию. Видно, что командир он грамотный и знающий. Вот только ко мне он явно строг, раз ведёт уже со мной беседу в течение часа. А я всё продолжаю отвечать.
Когда уже надежда на заваливание меня окончательно угасла, был уже обед.
— Родин, не думал, что скажу, но ты что-то знаешь, — сказал Буянов по прошествии двух с лишним часов. — Первый зачёт ты мне сдал. Готовься завтра к аэродинамике.
— Есть, — радостно сказал я, поспешив покинуть кабинет командира эскадрильи.
С аэродинамикой, конструкцией, инструкцией по производству полётов на аэродроме проблем тоже не возникло. Даже Гнётов не знал до чего докопаться, и просто начинал мне переносить зачёты, отдаляя момент допуска.
Самый вопиющий случай несправедливости пришёлся на проверку лётной книжки, которую я завёл новую, скрепив страницы сургучной печатью на последней странице. Гнётов, проверял правильность её заполнения, играя при этом в «офисный баскетбол».
— Я не пойму, что ты здесь написал. Иди, переписывай, — говорил он, бросая книжку в урну, стоящую в углу кабинета.
Надо отдать должное капитану, он каждый раз попадал. А мне приходилось потом выводить все свои ошибки «Белизной». Мужики ещё советовали раствор уксусной эссенции и перманганат натрия или иначе марганцовка, но мне хватало и простого бритвенного лезвия.
Уже прошла неделя с моего крайнего употребления спиртного, и было это в выходной день. Но на следующее утро, я вместо законного выходного заступил в наряд, хотя ранее не планировался. Естественно, что запах помешал мне это сделать спокойно. А инициатором этого назначения в наряд был сам Гнётов.
Вскоре я успел пройти и теоретическое переучивание на модификацию СМ. Эти занятия проводили специально приехавшие инструктора из дивизии, чтобы не отвлекать нас от постоянной боевой работы. Я, естественно, ещё пока был на земле и в полётах не участвовал. Меня ещё продолжали изводить зачётами Гнётов и Буянов.
И если комэска уже сдавался и готов был выпустить меня в полёт, то вот Гнётов стоял ещё на своём.
— Родин, ну вижу что учил, да только не достаточно. Надо ещё подучить, и тогда сдашь зачёт, а пока нет. Иди, готовься, — в очередной раз не удовлетворил я своими знаниями капитана.
Это уже было похоже на реальное издевательство, поскольку рассказывать про количество заклёпок на корпусе снаряда С-5 из дисциплины «Авиационное вооружение» невозможно. Их никто и не считает там.
Всё это меня уже начинало реально бесить.
— Товарищ капитан, может, вы отстанете от меня и допустите? Вам не надоело самому? — спросил я напрямую.
— Я ещё и не начал к тебе приставать, Родин, — медленно и с неким наслаждением проговорил Гнётов. — Не знаешь материал в должном объёме, так иди и учи.
— Вы сами этого не знали. Может, уже забудем все наши разногласия и начнём работать? — предложил я.
— Конечно. Вот сейчас ты берёшь книгу по авиационным средствам поражения и идёшь с ней работать к начальнику штаба эскадрильи. Помогаешь ему с документами и при этом учишь.
Ну что за кретин! Везде поднасрать хочет. Когда-нибудь мне должно повезти в этой жизни и на моём пути не будет таких вот кренделей!
Я не успел выйти из кабинета, как в него вошёл Буянов.
— Где твоя ведомость? — спросил он, обращая внимание на бланк с зачётами на допуск к полётам.
— Вот, товарищ подполковник, — показал я ему, и Гаврилович резко вырвал её из моих рук.
— Послезавтра у тебя предварительная. И попробуй мне быть с запахом на постановке, — пригрозил мне кулаком комэска.
Первая радостная новость за последнее время для меня. Только с чего
