— Ты хочешь, чтобы мы сражались против Суллы не вместе с марианцами, а по очереди? Обычно так и проигрывают войны. Сулла разобьет нас по частям.
— Да, обычно разделение армий приводит к поражениям. Как раз так вас и будет бить Сулла. Вы выступите за марианцев, но не вместе с ними. Вас побьют по очереди.
— Так в чем же смысл твоих предложений?
— Смысл в паузе. Нужно выдержать паузу. Пусть Сулла перестанет быть воином, пусть он и его люди погрязнут в роскоши, отнятой у марианцев, награбленной в Греции и Азии. Пусть Луций Корнелий займется непопулярными реформами. Пусть полудохлая волчица провоняет, как следует. Вот тогда, совместно с Митридатом, вы и выступите.
— Что же раньше...
— ...а раньше Рим не был достаточно ослаблен. Все квириты заодно, никакого раскола нет. К тому же недавняя победоносная война с кимврами, удачная компания в Испании, высокий боевой дух легионов. Нет, раньше не имело смысла, поэтому царь и не стал ввязываться в вашу войну.
Самниты переглянулись. Альбин кинул быстрый взгляд на раба-виночерпия и провел большим пальцем по своему бритому подбородку. Раб тут же куда-то исчез.
— Все это весьма неожиданно, — медленно проговорил Телесин, — не то, чтобы наши союзники совсем не беспокоились о Сулле, но твои слова: "Сулла вернется... Сулла разобьет..." — звучат, как некие пророчества, которыми часто пугают толпу шарлатаны. В Грецию были посланы два легиона, чтобы устранить этот меч, весящий у Сената над шеей.
— У Суллы пять легионов, и потери он несет незначительные, рассеивая огромные царские армии одну за другой. Что смогут сделать два легиона, дисциплина в которых столь плоха, что это уже привело к убийству командующего?
— А почему ты решил, что Митридат сможет оправиться от поражения? — встрял Альбин.
— Потому что Азия — это бездонная бочка, из которой можно черпать бесконечно.
Альбин скептически хмыкнул.
— Если мы примем этот план, то какую помощь окажет царь, и каковы будут его притязания в ответ?
— Я рад, что мы переходим к конкретике. От вас, самнитов, царю вообще никакой платы не нужно. Притязания царя ограничиваются Грецией. Он не намерен идти на запад, "к последнему морю", подобно своему великому предку, Александру. Помощь — деньги, сколько потребуется, флот. Возможно и войска.
— Нам нужно все взвесить, — сказал Телесин, — располагайся пока, как гость.
Ожидание затягивалось. Армилл превратился в каменную статую, и казалось, даже не дышал. Заскучавший галл нашел себе развлечение: следил за глазами оска, пытаясь угадать, когда тот в очередной раз моргнет.
В глубине коридора послышались легкие шаги, и возле двери возникла фигура раба. Он приблизился к Армиллу, что-то шепнул ему на ухо и тут же ушел. На лице оска не отразилось никаких эмоций. Внезапно в темноте, куда удалился раб, раздался топот. Ганник скосил туда глаза и в тот же миг в его солнечное сплетение врезался кулак оска. Галл согнулся пополам, к нему подлетели несколько человек и схватили его за руки, заламывая их за спину. Армилл ударил его снова, но на этот раз Ганник успел подставить бок. Галл извернулся и, рванув на себя двух державших его самнитов, столкнул их лбами. Армилл отскочил назад, а галл, стремительно присев, рукой поддел одного из нападавших за пятку и подружил его затылок с мраморным полом.
Нападавших было четверо, не считая Армилла. Они не воспользовались оружием, без сомнения собираясь взять галла живым. Бежать некуда, да ему и в голову подобное не пришло, он не мог бросить Аппия. Ганник метнулся в ближайший угол, прикрыв себе спину и сузив фронт нападавшим. Несмотря на тесноту, галл все время двигался, перемещался влево-вправо на небольшом пятачке. Пара ударов достигли его по касательной, он устоял на ногах и смог ответить, уронив одного из самнитов на его товарища. Четвертый самнит, промахнувшись, разбил себе пальцы о стену и пока стоял столбом, был использован Ганником, как живой щит, против Армилла. Прикрываясь от оска, галл ударом ноги в лицо лишил чувств третьего самнита, пытавшегося встать. Армилл оказался самым боеспособным в этой компании. Когда все его товарищи уже валялись на полу, он, уклоняясь от кулаков галла, прорвался вплотную и сжал Ганника в захвате. Захрустели кости. Армилл впечатал галла в стену, а тот, вырвав из захвата руки, съездил оску по ушам.
С треском распахнулась дверь атрия, и на пороге возник Алатрион. Не говоря ни слова, он оторвал оска от своего телохранителя и, удерживая под локоть и запястье, заставил его лечь на пол. Уперев колено в шею Армилла, костоправ прорычал:
— Располагайся, как гость?! Я смотрю, гостеприимный народ, самниты! Что все это значит?
Из атрия вышел Альбин, оглядел побоище и досадливо крякнул.
— Я жду объяснений, — прошипел Алатрион.
— Мне приказали задержать сулланского шпиона, — прохрипел Армилл, — и допросить... с пристрастием...
— Чьего шпиона? — оторопел посол.
— Сулланского, — мрачно бросил Альбин, — отпусти воина и не пытайся бежать.
В коридоре уже вовсю бряцало оружие и с полдюжины наконечников копий нацелились в грудь Алатриона. Ганника прибежавшие воины прижали древком к стене.
— Ты столь рьяно убеждал нас не связываться с Суллой... — начал Альбин.
— ... вы идиоты, — сплюнул Алатрион, — немедленно освободите меня и моего телохранителя!
— Освободите их, — послышался приглушенный голос Телесина.
Альбин повернулся в сторону атрия.
— Как ты не понимаешь! Ведь он...
— Освободи его! — рявкнул Телесин.
Он вышел в коридор.
— Никто не смеет тронуть посла, — процедил вождь в лицо Альбину.
— Да какой он посол!
— Я предъявил вам симболлон! — прокричал Аппий, нагнулся к Армиллу и добавил, — ты же видел его!
— Да... Но не я отдаю приказы...
— Прости нас, посол, — сказал Телесин, — прости меня. Ты просишь нас нарушить союзнический долг, но...
— Не говори "нет", Телесин, — вскричал Алатрион, — не давай чувствам взять верх над разумом! Обдумай все еще раз, еще тысячу раз!
Вождь молчал.
— Я не буду требовать обещаний, клятв. Не буду требовать ответа, я уеду немедленно, не дожидаясь вашего решения, но я заклинаю вас, обдумайте его. Наплевать на Митридата, наплевать на всех, но если вы пойдете против Суллы сейчас, это гибель!
Альбин сжал зубы и кулаки, губы его дрожали, а на скулах играли желваки.
— Если ты уезжаешь, я прикажу проводить тебя, — сказал Телесин, — никто более не посмеет оскорбить священное звание посла.
Ганника отпустили, он оторопело переводил взгляд с Алатриона на самнитов и обратно. Костоправ освободил Армилла.
— Проводи посла, — приказал Телесин оску.
— Да уж, лучшего эскорта не найти, — процедил Алатрион. Уходя он повернулся и сказал, — не совершите ошибку. Последствия будут чудовищны.
