Да еще этот быт. Апанас конечно же слуга старый и великоопытный. Только вот годы берут свое. Он у меня далеко не мальчик уже. Пока доковыляет, трогательно шаркая пятками войлочных чуней, пока сообразит, что от него требуется, уже и не рад будешь, что не плюнул на условности и не сделал дело сам. Прочая же прислуга оказалась либо отпущенной в отпуска на время летних каникул, либо отправилась сопровождать господ на отдыхе.
Удушающая жара, сырость и недостаток прислуги. Чтоб куда-то выйти, приходилось изрядно поломать голову в раздумьях, какой именно костюм надеть. Хотелось что-нибудь полегче, но выбор летних платьев в моем гардеробе оказался неприлично мал. Настолько, что уже ко второму дню свалившегося на Санкт-Петербург светопреставления, уже и вышел весь. Появляться же на людях во всем мятом и, простите, воняющем потом, статус не позволял. Положение обязывает. Повстречай меня кто-либо без шляпы, галстука и перчаток, так уже к вечеру весь свет будет знать, что граф Воробей не в себе. Будто бы голый. Фантазировать станут. Сочинять. И подумать страшно, до чего додуматься могут.
Англичанин еще этот. Свалился, как гоголевский черт, мне на голову. На что уж хоронился, из особняка только в сумерках стал выходить, словно вампир, солнечных лучей боящийся. А и чего тут такого? На закате, когда уже не так жарит, и грозовые тучи еще на горизонте, в городе хотя бы дышать было чем. После же, когда тугие струи начинали выбивать в пыли маленькие воронки, а вода в канале вскипала, наступал краткий миг, когда воздух наполнялся едва ли не весенней свежестью, и еще не смердело сливаемыми в каналы нечистотами.
Ноги, конечно, быстро становились мокрыми по колено, зато остальное тело и голову от праздного внимания обывателей надежно прикрывал зонт. И можно было даже чуточку приподнять шляпу, давая взмокшей макушке возможность слегка остыть.
- Сэр Лерхе! Герман Густавович! – услышал я, едва-едва взявшись за поля котелка. – Сюда! Скорее же сюда. Прячьтесь...
Забодай тебя комар, лорд Огастес Уильям Спенсер Лотфус! Все удовольствие мне испортил! И не пойти, не спрятаться в модной, французской выделки, карете на рессорах, никак нельзя было. Видали в столице чудаков и чуднее, гуляющего пол летним дождем аристократа. Но что-то я ни одного премьер-министра Империи среди них не припоминаю.
- Добрый вечер, сэр Август, - почти дружелюбно, перековеркав только его имя на немецкий манер, поприветствовал я английского посла. – Вы настоящий мой спаситель.
Прежде, до лорда Лотфуса, посланники королевы Виктории как-то не торопились изучать русский язык. Но сэр Август был не таков. Будучи послом в Берлине, при Прусском королевском дворе, британец в совершенстве изучил немецкий. В шестьдесят восьмом, переехав в Санкт-Петербург, тут же принялся за язык коренной нации Империи.
По большому счету, он мне даже нравился. Этакий добряк Мумми-троль, и фигурой и лицом. Всегда спокойный и рассудительный. И не переполненный спесью от осознания причастности к империи, над которой никогда не заходит солнце. Вполне себе вменяемый дипломат, потрафить которому, по словам барона Жомейни, оказалось совсем не сложно. Лорд Лотфус был скуп до крайности. Благо, сам это отлично осознавал, и всегда умел быть благодарным к тем, кто платил по его счетам.
Все свои сколько-нибудь серьезные доходы, сэр Август вкладывал в предприятия и концессии. И если кто сподобился бы создать многотомный труд «История мошеннических или неудачных начинаний девятнадцатого века», этот неведомый науке автор непременно бы столкнулся с удивительным открытием: профессиональный дипломат, аристократ в Черт знает каком поколении, сэр Спенсер Лотфус был инвестором в большинстве из них. О, англичанин не был до изумления доверчивым или глупым. Просто ему фатально не везло. Все концессии, в которых участвовал, акции всех фабрик и компаний которые приобрел, в конце концов, оказывались пустышками, не стоившими бумаги на которых были напечатаны.
Нынешний посол Соединенного Королевства в Российской Империи снова и снова ввязывался в чистой воды авантюры, несколько раз оказывался на пороге банкротства, вынужден был ограничивать себя и семью в самом необходимом, но так и мог выбраться из затянувшейся полосы неудач.
В общем, нормальный такой, со всех сторон понятный, и от этого – приятный в общении, представитель островного королевства. К которому – королевству, а не послу – у меня никаких теплых чувств и в помине не было. А в свете последних событий, желания что-либо обсуждать или вести какие-нибудь совместные дела с лордом, тоже не наблюдалось.
Выбор не завидный. Либо, отказавшись садиться в карету, прослыть чудаком, либо все-таки сесть, и быть вынужденным разговаривать на темы, в которых не особенно разбирался.
Честно говоря, выбор за меня сделало любопытство. Очень уж интересно стало, ради чего Мумми-троль выбрался под дождь из своего уютного особнячка на Английской набережной? Что такого этакого ему от меня понадобилось срочного? Такого, что не могло подождать иной, более... удобной оказии. Так что, сделав прежде знак казакам конвоя, что у меня все в порядке, решительно взгромоздился в покачнувшуюся на рессорах карету.
Опасался ли я обвинений в неких, скажем так: неформальных сношениях с главой дипломатического представительства Великобритании? Ничуть! Во-первых, время нынче еще такое, что послов иностранных, часто даже откровенно враждебных, государств запросто принимают в светских салонах и на званых обедах. Члены пресловутых Английского, и, теперь стремительно набирающего популярность – Яхт, клубов, имели возможность неформально общаться с Лофтусом чуть ли не каждый вечер. И ни кому до этого дела не было. Ну, может быть, кроме соответствующего отдела в ведомстве князя Владимира. Так я не юная институтка! Могу поспорить, что и тот и другой «рассадник» англоманства прямо-таки наводнены соглядатаями.
Больше того! Уверен, и об интересе сэра Августа к скромному чиновнику первого класса, великий князь вполне осведомлен. Ведь не случайно же посланник королевы Виктории разъезжал по набережной Фонтанки под чуть не тропическим ливнем. Следили за мной английские шпионы. Интересами и образом жизни интересовались, чтоб навести лорда на меня в нужном месте и нужное время.
И в этом тоже ничего удивительного не было. За мной кто только не следит. Германцы, французы, англичане. Негласный надзор конторы третьего сына Александра Освободителя. Это только те, кто сразу в голову пришли. В реальности, может статься и еще кого-нибудь экзотического в подворотнях отыскать можно. Мне-то, по большому счету, все равно. Работа у людей такая. Они тут за мной присматривают, наши в их странах за ними. Отчеты ежедневно пишут и в папочки складывают. Потом другие люди эти бумажки читают и выводы делают. Иногда весьма далеко идущие выводы.
- Всецело в вашем распоряжении, граф, - скалился в тысячу мелких, каких-то крысячьих, зубов таки заполучивший меня для приватного разговора англичанин. – Готов вас доставить в любое указанное место. Быть может – Новый Эрмитаж?
Господи, спаси и сохрани, от этих их дипломатических словесных кружев! Какой к дьяволу Эрмитаж, если я был в партикулярном платье? Уж кому, как не послу одной из Великих Держав, профессионалу, знать, что в Империи на службу положено являться исключительно в установленные часы и будучи в мундире? Мог же прямо сказать, дескать, нужно кое-что, весьма интересующее Британию, обсудить. Давайте, мол, отыщем подходящее место. Думается мне – вы не пожалеете потраченного времени. Нет, нужно все экивоками, да намеками...
- Лучше домой, сэр Август. И настаиваю, чтоб мой спаситель непременно посетил мое скромное жилище. Я нынче без прислуги, но чай смогу заварить и без них.
- Оу, - округлил глаза мумми-троль. – Это большейшая честь для меня. Мне сообщали, что далеко не каждый из посланников иных держав, мог бы похвастаться посещением вашей резиденции.
Да как они вообще друг друга понимают?! Вот выдал этот жизнерадостный толстяк, что английские шпионы давно за мной присматривают, и он в курсе моих встреч с германским посланником, бароном Радовицем. Дальше что? Как я должен был к этому относиться? Как реагировать и чего отвечать?
